Страница 5 из 10
С каждой трелью амулет становится всё горячее.
На Вержбицкого он не реагировал, значит, это кто-то другой и он подбирается ближе.
Судя по хищно раздувающимся ноздрям характерника, Лукашин тоже что-то почуял, да и наш тролль проявляет беспокойство.
На полянку выбегает мелкое мохнатое существо. Издали оно кажется мне крысой, но потом я начинаю различать детали и понимаю, что тварь больше напоминает чебурашку: такое же лупоглазое и ушастое. Только вместо умилительной улыбки — злобный оскал, а полной пасти зубов позавидует любая акула.
И на этого демона уже вовсю реагирует «будильник» моего амулета.
Характерник что-то шепчет вполголоса, я не могу разобрать слов: говорит то ли про какой-то взвод, то ли про воду. Наверное, поясняет, что это такое выперлось навстречу Вержбицкому, но меня имя демона волнует меньше всего.
Штабс-капитана это создание не атакует. Спокойно ковыляет поближе и садится в позу суслика. На шее у «чебурашки» кожаный ошейник с чехлом.
Вержбицкий засовывает в чехол записку, треплет тварь по холке.
Будет как-то не зашибись, ели демон свинтит, унося с собой доказательства.
— Тимофей, справишься с ним? — спрашиваю у характерника.
— Справлюсь, вашродь, — успокаивает казак. — Тварь, конечно, вредная, но не шибко опасная. Разве что кусается больно.
Он подаётся влево и уходит наперехват «чебурашке». Надо сказать, делает это весьма вовремя, Вержбицкий отпускает демона, тот немного чешется по собачьи, потом становится на все четыре конечности и бежит, быстро скрываясь в траве.
Вержбицкий разворачивается, делает несколько шагов. Мы с троллем преграждаем ему путь.
— Господа? — удивлённо поднимает правую бровь поляк. — Что вы здесь делаете?
— Сначала скажите, что здесь делаете вы! — наезжаю я.
Штабс-капитан хоть и растерян, но быстро берёт себя в руки.
— Проверяю посты.
— Позвольте, а разве вас кто-то просил об этом? По-моему, это моя обязанность, как командира отряда…
— Мы на войне и обязаны помогать фронтовым товарищам, — складно лепит отмазку Вержбицкий. — Я уже устроил разнос на одном из постов, как раз собирался на следующий… Знаете, ротмистр, не все ревностно относятся к своим обязанностям.
Он ухмыляется.
— Составите компанию, господа?
— Мы видели как вы общались с каким-то странным существом, — вставляет реплику тролль.
— Ах это… Я очень люблю диких зверей господа, а этот симпатичный лесной зверёк сам вышел ко мне навстречу и позволил себя погладить. Видимо сразу понял, что я не причиню ему вреда, — улыбка Вержбицкого стала шире автомобильного бампера. — И вообще, давайте не будем больше говорить о пустяках. Проверим посты и поспим перед вылазкой.
Метрах в ста от нас раздался противный писк, вспорхнули с насиженных мест птицы.
Мы насторожились, только на лице поляка осталась блуждать странная ухмылка.
— Что это было? — спросил тролль.
— Не знаю, — Вержбицкий был сама беспечность. — Это лес, господа. Тут всегда на кого-то нападают и кого-то едят. Пойдёмте отсюда, право слово — не вижу ничего интересного.
Он очень убедителен, немудрено, что с такими талантами и умением ездить по ушам к его мнению в полку прислушиваются. Даже Маннергейм колеблется, хотя видел всё собственными глазами.
Нет ли тут какого-то наведённого морока?
Правда, амулет молчит…
Появляется Лукашин-старший, лицо у него торжествующее. Он тащит мелкого демона, держа его за большие уши как добытого зайца.
Вержбицкий мрачнеет, его брови сдвигаются.
Я предупреждающе кладу руку на кобуру.
— Вот, ваши благородия. Споймал, как и было сказано! — хвастается Тимофей.
— Что это? — губы штабс-капитана подрагивают, но он пытается изобразить хорошую мину при плохой игре.
— Это-то? Изводу… Демон такой. Шустрый, собака, но и я не прост.
— Он как — жив? — спрашиваю я, разглядывая мелкую бестию.
— Сдох, гадёныш. Я ить его только чутка придушить пытался, да видать силу-то и не рассчитал… Хлипкий уж больно.
Я снимаю с «чебурашки» ошейник, демонстрирую Вержбицкому чехол.
— Ничего не хотите нам сказать, штабс-капитан?
— А что вы ожидаете от меня услышать?
— Дело ваше.
Вскрываю чехол, достаю скрученную папироской бумагу. Разворачиваю и вижу мелкий убористый текст на английском. Вчитываюсь и, дойдя по последней фразы, удовлетворённо киваю.
— А вы, молодец Вержбицкий. Грамотно всё изложили вашим японским хозяевам. Все наши планы раскрыли… Скажите, вы стали предателем за деньги или что-то другое? Может, вас шантажировали?
На Вержбицкого страшно смотреть, его глаза наливаются кровью, лицо становится пунцовым от гнева.
— Я — не предатель!
— Да? — задумчиво тяну я. — А кто ж вы тогда после такого? Присягу-то небось государю-императору давали… Или хотите сказать, что работаете на русскую разведку и всё это часть большой игры?
— Да, я давал присягу и обещал служить русскому императору! Но я — поляк, моя родина порабощена вами! Я сражаюсь за независимость моей Польши!
— Вот оно как… Значит, присяга и честь офицера для вас ничто…
— По сравнению со свободной Польшей — ничто! — гордо вскидывает подбородок шляхтич.
Я киваю Лукашину. Тот мигом соображает, что от него нужно и скручивает поляку руки, заодно избавляя от оружия и прочих вредных для жизни предметов.
Вержбицкий не сопротивляется.
— Готово! — докладывает Тимофей.
— Благодарю за службу! — хвалю я. — Если бы не твоя бдительность, кормить бы нам червей сегодня…
Казак довольно улыбается. Он заслужил не только доброе слово, но и что-то гораздо существенней. Вернёмся к нашим, надо представить его к награде.
— Чего вы добиваетесь? — удивляется тролль. — Бог с ней, с моралью и честью… Японии никогда не победить Россию.
— Достаточно и того, что Россия ослабеет. Тогда она выпустит из своих дряхлых рук молодое польское государство. Польша станет свободной и независимой, — излагает программу Вержбицкий.
— С тобой всё ясно, — устало машу рукой я.
— Вашбродь, — напоминает о себе Лукашин.
— Что, Тимофей⁈
— Дозвольте, я этого пана поучу маленько! — умоляюще просит он.
— Это как?
— Нагайкой по жопе отлупцую. Сделаю так, что он теперь никогда не сядет…
— Прекрасно понимаю тебя, но тут необходимы другие, более радикальные меры. Сначала штабс-ротмистра необходимо допросить: установить все его связи, контакты… Не удивлюсь, если кроме него есть и другие предатели.
— Что потом? — спрашивает Маннергейм.
— Ну не бросать же его здесь… Придётся доставить в военную контрразведку.
— У вас ничего не получится, — объявляет поляк.
— Почему?
— У меня в ворот была зашита ампула с ядом… Как раз на такой случай. Скоро яд подействует. Прощайте, господа!
Глава 3
Тело поляка дёрнулось последний раз в предсмертной агонии, выгнулось и застыло. Зеленоватая пена на губах, остановившиеся зрачки глядят куда-то мимо нас всех в небеса.
Поворачиваюсь к барону-троллю.
— У вас не найдётся портсигар?
— Извольте, — Маннергейм удивлён, но протягивает мне серебряный портсигар. — Огоньку?
— Это уже лишнее. Благодарю.
Беру портсигар, подношу его ко рту только что опочившего Вержбицкого. Внимательно смотрю на отполированную блестящую поверхность. Нет… ни малейшего замутнения… Значит, и правда, не дышит.
И что нам теперь делать с предателем? Вернее с его телом? Таскать с собой по всем нашим разведывательно-диверсионным делам? Быстро протухнет. Прерывать миссию отряда и возвращаться обратно на нашу сторону фронта? Или похоронить здесь в безымянной могиле?
— Барон, на пару слов… — возвращаю портсигар хозяину.
Отходим с Маннергеймом в сторону. Делюсь с троллем своими мыслями о вариантах посмертной судьбы пана Вержбицкого. Карл-Густав закуривает, пускает дым пижонскими колечками.
— Каждый из вариантов имеет плюсы и минусы, Тащить с собой в дальнейший рейд, конечно, не стоит. Можно ещё отрядить несколько человек и отправить их на нашу сторону с мертвецом и кучей подробных рапортов о произошедшем в придачу.