Страница 44 из 121
Теперь обратимся к выводам, которые можно сделать из произведенного нами опыта. С физиологической точки зрения весьма важным является вопрос: с какого пункта пищеварительного канала происходит рефлекс на железы желудка, только самого желудка или и с кишек? На основании данных наших опытов надо сказать, что рефлекс этот возбуждается и со слизистой оболочки кишок; ибо в приведенных опытах желудок оставался совершенно пустым, а между тем секреция желудочного сока происходила. Но может явиться сомнение: действительно ли мы в данном случае имеем дело только с явлением рефлекса, и не действует ли вода какнибудь иначе, например проникая в кровь, и т. п.? Однако можно влить сколько угодно воды в прямую кишку, причем она, конечно, будет всасываться в кровь, и все-таки не получится усиления секреции желудочного сока. Этим несомненно доказывается рефлекторный характер действия воды.
В патологическом отношении интересен факт, опровергающий распространенное убеждение, что при гиперсекреции желудочный сок может быть более кислотным, чем при нормальных условиях. У клиницистов мы постоянно встречаем мнение, что кислотность желудочного сока весьма изменчива. Мы, однако, уже из более ранних опытов убедились, что кислотность выделяемого желудком сока всегда одна и та же, т. е. что железистый прибор желудка пропускает только жидкость определенной кислотности. Наблюдаемые же в действительности изменения ее, по нашему мнению, зависят исключительно от нейтрализации сока какимилибо посторонними веществами; клиницистам только и приходится иметь дело со смешанным соком. Поэтому и в настоящем патологическом опыте нас весьма интересовал вопрос: какова окажется кислотность желудочного сока при нашей гиперсекреции? Анализ показал, что она никогда не переходит за известную ранее норму.
Не менее важен также и фармакологический вывод из нашего опыта. До сих пор господствовало мнение, что щелочи следует причислить к веществам сокогонным, и это мнение, повидимому, подтверждалось рядом опытов. Не говоря уже о более старых опытах, недостаточных по своей постановке, приведем только один из новейших, представляющий собою яркий пример логической ошибки в выводе из правильного самого по себе эксперимента. Года два тому назад доктор Фриман из Виши произвел следующий опыт: он изолировал желудок собаки, отрезав его от пищевода в области cardia и от кишки в области pylorus; затем зашил его и наложил фистулу; влив в изолированный таким образом желудок раствор соды, он нашел, что при этом происходит выделение сока, и на этом основании в последнем своем сообщении относит соду к сокогонным. Однако ошибка его вывода очевидна. Когда он вливал в желудок собаки раствор соды, то вместе с содою вводил также и воду, а эта последняя несомненно обладает свойством способствовать выделению сока; чтобы доказать, что и сода обладает этим свойством, он должен был либо ввести чистую соду, либо же сравнить действие содового раствора с действием чистой воды. Такое сравнение сделано в наших опытах, и здесь влияние соды на сокоотделительную способность желудка, в смысле понижения ее, вполне бесспорно.
Терапевтический успех наших опытов слишком отчетлив, чтобы можно было сомневаться в нем. Сода с очевидностью уменьшает гиперсекрецию желудочного сока в этом можно было убедиться при каждом отдельном опыте с содой. Когда же мы стали применять соду постоянно и последовательно, то действие от нее получилось уже хроническое, так как и на раздражение одной водой последовало нормальное выделение сока вместо болезненно усиленного.
В заключение мы считаем уместным сделать несколько общих замечаний. Как физиология, так и патология, а также и терапия занимаются изучением жизни, но только при различных условиях ее. Можно бы сказать так, что физиолог не имеет права утверждать, что он знает деятельность организма, если он наблюдает организм всегда только при нормальных, но не при патологических и терапевтических условиях. Поэтому весьма желательно, чтобы эти три науки - физиология, патология и терапия - шли рядом и чтобы наряду с экспериментальной физиологией и экспериментальной патологией существовала также и экспериментальная терапия. Мы подчеркиваем необходимость этого естественного союза и настаиваем на полном праве гражданства экспериментальной терапии, которая почему-то совсем не развивается и данные которой ограничиваются небольшим количеством разрозненных и неутилизируемых опытов, если не считать блестящих бактериолого-терапевтических опытов последнего времени. Современная фармакология изучает действие лекарственных веществ почти только на нормальных животных, у которых, конечно, во многих случаях получается совершенно иная реакция, чем у животных больных. Поэтому, чтобы удовлетворить всем требованиям, фармакология неизбежно должна систематически развиваться в сторону эксперимента, столько же при условиях болезни, как и на нормальных животных. По нашему мнению, в последнее время возникают некоторые недоразумения по этому вопросу, появляются некоторые мало мотивированные жалобы на экспериментальную фармакологию и высказываются пожелания, чтобы она как-то поделилась с клиникой, выделив из себя отдельную часть - фармакотерапию. Но эта последняя существует уже с самого начала медицины, она составляет удел клиники и разрабатывается постоянно клиницистами. Однако весьма неудобная, но неизбежная сторона клинического изучения лекарств заключается в том, что мы в ней всегда должны будем остаться наблюдателями, а не экспериментаторами. Совершенно иное в лаборатории, когда мы располагаем жизнью животного, где можем создать все необходимые для нас условия и где мы часто на определенный вопрос получаем совершенно определенный ответ. Подавляющим доказательством практической пользы экспериментальной патологии и терапии послужила бактериология, которая на живых животных изучала действие бактерий и продуктов их жизнедеятельности и привела, наконец, к серотерапии. Все это заставляет настаивать на желательности развития экспериментальной терапии как естественного расширения современной лабораторной фармакологии.
Об отделительной работе желудка при голодании
[28]
Наши сведения о секреторном процессе вообще пока довольно скудны. Имеется, конечно, длиннейший ряд вопросов, разработка которых - еще дело будущего. Понятно, что в этой разработке лежат как большой теоретический интерес, так и некоторая практическая полезность.
Мы проделали несколько опытов над секреторным процессом желудочных желез при голодании животных, исходя из той мысли, что в данном случае секреция желудочных желез должна будет рано или поздно, так сказать, распасться на свои составные части. Опыты ставились на собаках с желудочной фистулой, у которых, кроме того, перерезывался пищевод на шее и оба конца его вшивались в углы раны. Обстановка опытов была самая простая: собак лишали всякой пищи и воды и каждый день повторяли над ними процедуру так называемого мнимого кормления, т. е. давали есть известную пищу, которая, конечно, вываливалась из верхнего конца пищевода. Опыты были поставлены на трех собаках; голодали они от пяти до семнадцати дней.
Применяя прием мнимого кормления, на другой день после прекращения кормления мы получаем нормальную порцию сока. Наблюдая таким же образом за работой желез на третий, четвертый, пятый и т. д. день, мы выясняем положение секреторного процесса в последующее время. Оказалось, что в течение семнадцати дней работа желез испытывает значительные колебания.
Прежде всего уже на третий-четвертый день мы замечаем, что при том же приеме, как и раньше, уменьшается количество сока, так что если мы, положим, на второй день при 10-минутном мнимом кормлении получим 100 куб. см за полчаса, то на третий день количество сока будет равно 50 куб. см, на четвертый --- 20--15, на пятый день оно - нуль. Конечно, у разных собак мы получим несколько иные цифры, что находится в зависимости от индивидуальных свойств собаки и других условий, но факт остается тот же: выделение сока прекращается. Является вопрос: отчего прекратилось выделение сока и так скоро? Собака в общем состоянии совершенно не представляет еще в это время заметных расстройств: она здорова, сильна и даже весела.