Страница 3 из 5
«И в чёрных списках было мне светло…»
И в чёрных списках было мне светло,И в одиночестве мне было многодетно,В квадрате чёрном Ангела крылоМне выбелило воздух разноцветно.Глубокие старухи, старикиМне виделись не возрастом отвратным,А той глубокостью, чьи глуби глубоки —Как знанье тайное, где свет подобен пятнам.Из пятен света попадая в пятна тьмы,Я покрывалась воздуха глазами,Читая незабвенные псалмыПо книге звёздной, чьи глаза над нами.Волнами сквозь меня, светясь, теклоПространство ритмов, что гораздо глубже окон.И в чёрных списках было мне светлоИ многолюдно — в одиночестве глубоком.Гадала по словарю…»
Гадала по словарю,Выпало — «благородный».Я ему говорю:— Благородный, ты не голодный?Он пишет в ответ — «преграда»И добавляет — «лодка».Преграду осилить радаЛодка, в которой водка.Океан Одиночества стонет,Благородный сидит на вёслах, —Словарь языка его понятВ этой книге детей для взрослых.Благородный, ты будешь скоро?Он пишет в ответ — «кольцо».И в кольце — сквозь кристалл простораЯ вижу его лицо.ВЕЛОСИПЕД
Велосипед, летящий в листопадНа крыльях красных, золотых и синихВ краю, где климат — не для апельсинов,А снег и лёд — для ледорубов и лопат,Ты — птица райская в аду кровобензинов,Ты — упоительной свободы кровный брат.Катись, прекрасный, — чтобы вечно быть вдали,Сверкая спицами, дающими ответНа — где же, где же (тут стоял!) велосипед,Который мы давным-давно изобрели?…Да там он, там он, в солнечной пыли,И отовсюду виден на просвет.Велосипед, летящий в листопад,Где семицветный ветер конопатОт пыли солнечной небесного разброса, —Листай дорогу!.. Мы в твои колёсаПоэтски вписаны, и вся цена вопроса —Не впасть в засоса чёрного квадрат,Над пьяным пламенем листвы летя с откоса.ДРУГИЕ
Вдруг оказалось, что другие — те же самые,И даже более, чем те, кто не другие.Их масть всё теми же кровава чудесами,И никакой у них на зверство аллергии.Вдруг оказалось, что другие с той же своростьюТуда же рвутся и за теми же добычами,Они людей перегрызают с той же скоростью,С какой свергали спиногрызов с их величьями.Вдруг оказалось, что другие — те же самые,Их кровожадность — свойство вида, въезд в историю.Когда их пение ликует и плясание,Перегрызает стадион консерваторию.Вдруг оказалось, что другие — та же секцияСобытий в ящиках с архивными картонками,А вся их другость — не другее, чем простецкаяМечта о счастье быть священными подонками.Вдруг оказалось, что другие — те же самые.И те же строки, чьё бессмертье светом залито,Они опять перегрызут в одно касание,Опять от зависти, что это место занято.«Особенно зимним утром, собирая себя в букетики…»
Особенно зимним утром, собирая себя в букетикиИз незабудок, ландышей и заповедных трав,Когда в снегу по колено мрамор лёгкой атлетикиДелает бег на месте, одежду с себя содрав,Особенно в это время, когда арабика пенитсяИ кофеварка медная на медленном дышит огне, —Память становится острой и мстит, как беглая пленница,И может убить, но кофе надобно ей, как мне,Особенно в полумраке, где пахнет водой и окнами,И так медленно вспоминаешь — какое число и день?…Вспоминаешь всеми волокнами, всеми глазами мокрыми,А день на глазах кончается, и венчается с тенью тень,Особенно там, где блещут цветные снега и звёзды,Зеленовато-синие, лиловые с желтизной,А память лёгкой атлетики выбегает на свежий воздух,Её стрелы, диски и дротики — это я, и никто иной.БЛОК НОВОСТЕЙ
Шестнадцатый год прошлого века,Матери пишет Александр Блок:" Везде — свои, там — справа, тут — слева.Просто людям место в жизни найти трудно».С этой новости всё начинается,Её вечная свежесть в том,Что словами неописуемо.Есть и другие, вечно свежие, новости:Например, Гармония рожденаОт союза бога войны Арея с Афродитой,А сыновья Арея — Деймос (Ужас) и Фобос (Страх),Сводные братья Гармонии — Страх и Ужас,Такое родство проливает свет…Надо любить своих детей и защищать их,По крайней мере, от самих себя, —Говорит мой возлюбленный, заваривая овёс.Плавают окна в снегу, ходят и едутЛюди, никем не прочитанные…Ещё одна, вечно свежая, новость:Мастер античной вазыВсегда её в землю закапывает,Чтоб выдать потом за антику.