Страница 66 из 98
Это или особенный трофический нерв сердца из сорта нервов, так давно и так настойчиво требуемых особенно медиками, или же простой сосудорасширяющий нерв венечных сосудов сердца.
Понятно, что по последнему представление как усиливающий нерв был бы сосудорасширяющим, так ослабляющий естественно являлся бы сосудосужающим нервом венечных сосудов сердца.
Уже одно правило о предпочтении более простых объяснений заставляет нас склоняться в сторону сосудистой натуры наших нервов, тем более, что по новейшим исследованиям, о которых будет речь ниже, грань между сосудорасширяющими и трофическими почти уничтожается.
Прежде всего с признанием сосудистой натуры новых сердечных нервов вполне и без малейшей натяжки объясняются все стороны действия этих нервов. Из опытов учеников Людвига и Кронекера, а также и многих других авторов, мы знаем о вырезанном лягушечьем сердце, до чего оно чувствительно к его питанию, как с прибавлением или обновлением питательной жидкости разом увеличивается сила сокращения; процесс сокращения проделывается теперь быстрее, разные неправильности в сердечной деятельности, если они наступили, теперь устраняются и т. д.; одним словом, оказывается совершенно то же, как если бы мы раздражали усиливающий нерв. Далее идет ряд других обстоязельств, вполне благоприятных идее о новых динамических нервах сердца как сосудистых нервах. Усиливающие нервы владеют очень длинным периодом скрытого раздражения, который обыкновенно составляет несколько секунд, так что является вполне сообразным с делом принимать, что они действуют только не прямо, а посредственно на сердечную ткань. Отношения между ослабляющими и усиливающими нервами таковы, каковыми мы знаем отношения между сосудосужающими и сосудорасширяющими нервами. Ослабляющие и усиливающие волокна у собаки часто встречаются в одном и том же нерве, именно - в самой толстой внутренней ветви блуждающего нерва. И мы находим тогда, что в начале опыта наблюдается падение давления, т. е. берет перевес ослабляющий нерв; с повторением же раздражения падение давления становится все меньше и сменяется, наконец, повышением давления, т. е. обнаружением деятельности усилиВающего нерва, - совершенно тот жерядок явлений, что наблюдается при раздражении нервов, содержащих в себе оба сорта сосудистых нервов. Имеет известное значение и то, что усиливающий нерв и его разветвления распространяются по желудочкам, так сказать, рука об руку с кровеносными сосудами.
Однако могло казаться, что есть и веские возражения против воззрения на новые сердечные нервы как сосудистые. Как в опытах Гаскелла, Вейнцвейга, так и моих усиливающие нервы действовали и тогда, когда нормальное кровообращение в сердце так или иначе было прекращено. Нерв оказывался действительным и при минимальном количестве крови, находящейся в сосудах вырезанного сердца.
Еще недавно такие опыты решали бы вопрос бесповоротно в том смысле, что не может быть и речи, что новые сердечные нервы суть сосудистые. Теперь же дело стоит иначе. В гейденгайновской лаборатории [173] несомненно доказано, что парадоксальное двигательное действие n. lingualis после предварительной перерезки и перерождения n. hypoglossus происходит от сосудорасширяющих волокон первого нерва. И, однаяо, это действие обнаруживается и на вырезанном, обескровленном языке. Следовательно, между так называемыми сосудорасширяющими нервами и подлежащей тканью надо признатать более интимные отношения. Мне представляется это предметом очень большой важности. Ясно, что наши прежние, слишком грубые, механические представления о сосудорасширяющих нервах недостаточны. В вышеприведенном факте двигательного действия сосудорасширяющих волокон на вырезанном языке можно с правом видеть уже трофическое действие.
Таким образом решение ранее выставленной дилеммы является лишним.
В заключение мы дадим обещанное объяснение результатов Гаскелла относительно истощения после раздражения усиливающего нерва. Между его и нашими опытами есть существенная разница в обстановке. Мы экспериментировали на сердцах in situ, располагающих очень большим запасом питательного материала. Гаскелл производил свои опыты на вырезанных обескровленных сердцах. Следовательно, в распоряжении его сердец имелся голько ограниченный, очень небольшой запас питательного материала. Представим себе ход питания сердца в опыте Гаскелла. Сердце бьется само собой с известной силой, т. е. поглощая материал с известной быстротой из окружающей среды, тратя его постоянно и постепенно приближаясь его истощению. Пусть теперь раздражается усиливающий нерв, по нашему - сосудорасширяющий. Он обусловит переход сразу больших масс материала в мышечные клетки. Благодаря этому обстоятельству прежние импульсы будут разрешаться в более сильные сокращения, которые быстро и истребят этот материал. Естественно, что после раздражения усиливающего нерва питание ткани сделается резко скуднее, так как запасреды стали сразу меньше, и отсюда - более слабые сокращения. Понятно, что при неопределенно большом запасе материала питающей среде ничего подобного не произойдет. Усиливающий нерв как нерв, способствующий переходу больших количеств материала в ткань из среды, которая не может скоро истощиться, только будет поднимать всякий раз при его раздражении сердечную работу, не давая повода к уменьшению этой работы ниже нормы после раздражения, так как запасы среды не изменились этим существенно. Мне кажется, что такое толкование удовлетворительно для обоих рядов опытов -- Гаскелла и моих, вполне примиряя их.
К вопросу о теплотном раздражении нервов
[174]
В статье «О различных родах нервного возбуждения» [175] 2 доктор Грюцнер устанавливает особенный факт, что «теплота (постоянная около 50° C) из всех центробежных нервов раздражает только сосудорасширители кожи, между тем как сосудорасширители желез или других органов (язык) не могли возбуждаться этим агентом». Факт, конечно, представляющий большой интерес как в теоретическом, так и в практическом, методическом отношениях. С одной стороны, установившееся представление об отсутствии специальных свойств отдельных нервных стволов, об общих нервных раздражителях встречалось в этом факте с важным возражением; с другой - в нем давалось удобное средство для анализа смешанных нервных стволов. И что касается до разницы между сосудорасширяющими нервами и всеми остальными родами центробежных нервов в отношении к неплотному раздражителю, то при чтении статьи не возбуждается никаких сомнений в действительности факта. Дело представляется курьезным только в том пункте, что из сосудорасширяющих нервов раздражаются не все, а только некоторые. Хотя нельзя сказать, чтобы эта часть факта представлялась совершенно без аналогии (по Клоду Бернару, при отравлении животного кураре различные группы мышц парализуются в различные периоды отравления, откуда можно заключить о некоторой разнице между различными двигательными нервами), тем не менее некоторая (в указанном примере двигательных нервов дело шло о разнице в степени, в разбираемом нами случае - разница качественная) особенность факта заставляла быть более осторожным в толковании результатов опыта. Между тем в работе Грюцнера есть пункт, обращающий на себя внимание по своей неразъясненности. Грюцнер производил свои опыты следующим образом. В одном ряду опытов между пальцами задних конечностей собаки ввязывали термометр и периферический конец перерезанного n. ischiadicus раздражали теплотой при помощи особенного, устроенного автором, весьма удобного аппарата. В других опытах при теплотном раздражении n. lingualis наблюдали окраску языка [176] и скорость истечения крови из подрезанной вены подчелюстной слюнной железы. На конечностях при раздражении наблюдалось повышение температуры. На языке и в железе не было констатировано никаких изменений. Отсюда было выведено заключение, что теплота раздражает сосудорасширяющие нервы кожи и не действует на те же нервы языка и железы. Такое заключение, однако, при некотором внимании представляется поспешным. Нельзя не заметить, что в двух приведенных рядах опытов употреблены два различные методет быть, разница результатов имела основание в различии методов наблюдения. Поэтому мы находили необходимым сделать одинаковыми условия наблюдения во всех случаях и до сих пор осуществили это для языка. Мы измеряли, как Грюцнер, температуру конечностей, температуру языка, для чего термометр завертывался в язык и придерживался здесь несколькими слабо стянутыми нитками.