Страница 28 из 74
Я аж брови поднял от удивления. То, что правительство Франции желает заключить сепаратный мир, это, конечно, замечательно. А нам-то до этого какое дело?
— И как они себе представляют это технически? — спросил я.
Пылаев тут же затараторил:
— Франция считает, что война с Россией неоправданна. Что потери огромные. И вообще французы вдруг вспомнили своего великого императора Наполеона, который привёл в Россию 400 тысяч человек, а ушёл из неё, имея не более 5 тысяч. И, что мол, зря они послушали соседей немцев, которые вынудили Францию напасть на Российскую империю.
Я лишь иронично приподнял брови, а Пылаев продолжил:
— Поэтому сейчас французское правительство в глубочайшей тайне решает вопрос о переговорах с вами, и о том, чтобы Франция вывела свои войска с территории Польши и вышла из войны. Более того, есть, как мне кажется, да-да, есть вероятность, что Франция может напасть на своего бывшего союзника, на Германию, и вступить с нами в союз, чтобы погасить конфликт.
Идея заманчивая. Даже если Франция просто выйдет из войны, не объявляя войну Германии, а выведет свои дивизии из Польши, то общая численность нашего противника уменьшится наполовину, что значительно облегчит нам задачу. И в этом случае мы Германию разгромим. А вот что дальше? Франция, заключив с нами мир, решит, что мы забыли и Польшу, и русских солдат, погибших от пуль и снарядов французов, и при этом хотят выйти сухими из воды?
— Скажу так, — произнёс я. — Если бы ситуация казалась мне безнадёжной, я не колеблясь пошёл бы на заключение такого мира. Но будь ситуацией безнадёжной для России, кто бы нам предложил такие условия? Поэтому всё это шито белыми нитками и до крайности лицемерно.
Пылаев, видя, что я не испытываю энтузиазма от его новости, тут же спал с лица и растерял радостное настроение.
— Аристарх Валерьевич, как я понимаю, официальных обращений от французов не было и полуофициальных тоже. Верно ведь?
Пылаев кивнул.
— Передайте по своим каналам, что мы можем рассмотреть вопрос о мире только в том случае, если Франция докажет делом желание дружить с нами. Если она и вправду развернёт войска, и начнёт войну с Германией, мы так уж и быть рассмотрим возможность перемирия и дадим Франции уйти с наших территорий после окончания боевых действий. Но даже в этом случае у меня будут сомнения. Мы уже видели имитацию войны между Францией и Германией, поэтому пусть Франция начинает войну с Германией сейчас, а мы посмотрим, следует ли заключать мир или нет. Если мы увидим, что Франция ведёт войну всерьёз, мы пойдём на заключение мира. Более того, мы готовы заключить с Францией договор как с полноценным союзником, а вопросы, связанные с возвращением материального и морального ущерба, мы оставим на попозже. Однако Франция должна понимать, что забывать мы ничего не собираемся и потребуем возмещения долга.
Министр иностранных дел сник окончательно. Видя, что ему больше нечего сказать, я его отпустил, и Пылаев в расстроенных чувствах ушёл восвояси.
Эх, ну почему у меня нет своего Горчакова? Но что поделать, приходится работать с тем, кто есть.
Когда я проводил министра иностранных дел и возвращался в свой кабинет, меня встретил секретарь.
— Ваше императорское величество, — сказал он деловито, — ваша матушка и супруга ждут, чтобы вы спустились в столовую. Иначе пообещали, что сами придут за вами с розгами. Да-да, так и просили передать.
При этом он явно едва сдерживал улыбку.
Я хотел было показать секретарю кулак, но решил, что это будет мальчишество. А подобные реплики со стороны матушки можно и простить. Всё-таки, она матушка.
Обедали мы в малой столовой. Она действительно не очень большая, человек на пятьдесят, не больше. Но что поделать, если мои попытки производить приём пищи в каком-нибудь другом помещении, например, три на два метра, вызвали бы только удивление.
У Софии, по настоянию матушки, была теперь особая диета. Как никак, скоро станет матерью. Но диета, правда, довольно щадящая, потому что веганством матушка не увлекалась.
В перерыве между первым и вторым, Ольга Николаевна, видимо, убедившись, что я всё съел, неожиданно спросила:
— Дорогой сын, а ты ведь помнишь, что кроме нас, у тебя есть и другие родственники? Тётушки, дядюшки, кузены.
— Разумеется, — кивнул я.
Хотя, разумеется, уже давно позабыл, что я человек, а не император, и у меня тоже могут быть родственники, как у других живых людей, а не только серийный номер, как у машины, выполняющей свои функции.
— Сегодня утром у меня состоялась встреча с Танечкой. То есть с Великой Княгиней Татьяной Николаевной, вашей наместницей в Великом Княжестве Финляндском.
— И что там произошло? — тут же насторожился я, чувствуя, как нервы внутри натягиваются, будто струны. — Опять проблемы с неизвестными молодыми людьми спортивного телосложения на границе? Или финны вдруг требуют независимости? Сразу скажу — независимости не дам.
— С этим всё, слава богу, в порядке, — тут же мягким тоном поспешила успокоить меня матушка. — На границе служба бдит. Тем более, сейчас Швеция оккупирована вашей армией. Финны собирают средства и тёплые вещи для императорской армии и рвутся на фронт. Так что здесь переживать не следует.
— Что же тогда стряслось и к чему вы упомянули тётушку? — всё ещё подразумевая подвох, уточнил я.
— Да ничего такого не произошло. Новости интересные. Послушайте, ей через шведских знакомых пришло письмо и счёт одного нашего дальнего родственника. Само письмо она мне показывать не стала, но пересказала.
И при слове родственник матушка так многозначительно улыбнулась, что я заподозрил неладное и, повертев мысли в голове, тут же спросил:
— Уж нет от императора ли Германии весточка пришла? — спросил я, заставив уже удивиться матушку.
— Как вы догадались? От него самого.
А что тут догадываться? — подумал я. Мой покойный дедушка Николай II считался кузеном уже покойного Вильгельма, батюшки нынешнего императора Германии, который тоже кстати Вильгельм.
— И кем же мы тогда друг другу приходимся? — спросил я у матушки.
— Затрудняюсь ответить. Нужно смотреть генеалогическое древо, — ответила она.
Да уж. Мы ведь одновременно можем друг другу приходиться и племянниками, и дядьями. А всё из-за кровосмесительной связи. Ведь монархи должны быть связаны узами браками только с особой монаршей кровей, но где же только их в таком количестве сыскать? А потом удивлялись, что династии вырождались.