Страница 6 из 10
Понимая всю деликатность этой темы, следует признать необходимость её внимательного анализа. Поскольку не разобравшись в этом вопросе, мы ничего не поймём в истории жизни и смерти композитора Владимира Ивасюка.
Госпитализация 1977 года
За два года до смерти, в середине апреля 1977 г, Владимир Ивасюк попал на лечение во Львовскую областную психиатрическую больницу (ЛОПБ). История его пребывания там не может быть обойдена вниманием или проигнорирована ввиду того, что события той весны в последующие годы пересказывалась разными «свидетелями» и «очевидцами» очень по-разному. И неудивительно, что эти россказни породили весьма несхожие, порой прямо противоречащие друг другу объяснения произошедшего.
Дабы не быть превратно понятым, объяснюсь.
Кто-то склонен объяснять лечение Ивасюка его намерением добиться восстановления в консерватории. По этой версии композитор был совершенно здоров, лечение было фиктивным и преследовало цель обеспечить его необходимой справкой, располагая которой он мог бы убедительно объяснить провалы в учёбе, послужившие причиной его отчисления из консерватории весной 1976 г. Версия, кстати, учитывая реалии той поры, должна быть признана весьма дельной; «заехать в дурку полечиться» – это отличная возможность избавиться от назойливого внимания социалистического государства к собственной персоне. Мало кто знает, что практически все «воры в законе» времён «развитОго социализма» официально числились шизофрениками – это давало им массу весьма любопытных юридических преференций. Лично знаю человека, с которым вместе учился в ленинградском Военмехе, избавившегося от угрозы отчисления из института удачной имитацией самоубийства и последующим лечением в психбольнице. Он по пьяному делу искромсал предплечье куском оконного стекла, нанеся около 30 порезов, отправился на лечение в «юдоль скорби» и обзавёлся там замечательной справкой, позволившей получить «белый» «военный билет» (негоден к строевой воинской службе). После чего счастливо закончил институт, поныне жив и здоров, владеет собственным бизнесом и очень успешен в материальном отношении.
Некоторые склонны объяснять пребывание Владимира Ивасюка в ЛОПБ прямо противоположно, дескать, он был очень серьёзно болен, но диагноз «шизофрения» ему поставлен не был, поскольку врачи пожалели всенародного любимца и не захотели ломать ему жизнь. Версия эта тоже по-своему логична, поскольку диагностирование серьёзного психиатрического заболевания закрывало в то время перед человеком все дороги, о телевидении, международных конкурсах и поездках за границу с диагнозом «шизофрения» можно было забыть сразу и навсегда.
Помимо этих основных гипотез, или точнее говоря, догадок, существуют и разного рода их промежуточные вариации, не станем сейчас на них останавливаться, ибо нам в рамках предпринятого повествования достаточно обозначить крайние точки зрения. Поэтому, несмотря на всю деликатность затронутой темы, нам невозможно будет обойти молчанием обстоятельства пребывания Владимира Ивасюка в Львовской ОЛБ.
Итак, из приобщенной к следственным материалам истории болезни Владимира Ивасюка, мы знаем, что всё началось с его госпитализации 18 апреля 1977 г по вызову «скорой помощи». Что именно послужило причиной обращения родных Владимира в «скорую помощь», понять из медицинских документов нельзя. Сейчас известны воспоминания медицинских работников, которые в тот день якобы принимали Владимира в больнице, но честно говоря, во все эти «откровения задним числом» углубляться не хочется ввиду их коньюктурности и малой достоверности. Здесь можно провести очевидную аналогию с историй группы Дятлова – чем больше проходит времени, тем больше свидетели тех событий вспоминают бредовых деталей и откровенной чепухи. Эти люди смотрят глупости по ТВ, проникаются увиденным и услышанным, а потом, творчески переработав старческим умом журналистские бредни, выдают их за собственные воспоминания и умозаключения.
Поэтому будем держаться документов, хотя автору, ещё раз повторю, известны рассказы как о том, что «скорую» для Ивасюка вызывала мать, так и о том, что именно послужило причиной для вызова. Но – это без комментариев. 18 апреля 1972 г бригада №4 (старший – врач Кручек Евгений Михайлович) прибыла по вызову по адресу ул. Маяковского, д. 106, кв. 13 для оказания помощи Ивасюку Владимиру Михайловичу, 28-ми лет. Анамнез был описан в следующих выражениях: «Более двух лет тому назад появилась бессонница, упала работоспособность, ранее мог что-то делать в послеобеденное время, сейчас полностью нетрудоспособен, лечился у неврологов – безрезультатно. Последнее время всё чаще думает о самоубийстве. Обследовано: в глазах глубокая тоска, на вопросы отвечает замедленно, неохотно. Жалуется, что не может ничего делать, нет ясности в работе, пропал интерес к жизни. Сейчас думает о том, что вероятно, нужно уйти из жизни. Отмечает некоторое изменение отношения окружающих к нему в худшую сторону.»
Дабы исключить какие-либо облыжные обвинения в том, что автор выпячивает одни детали и игнорирует другие, имеет смысл привести запись врача Кручека полностью (см. фотокопию талона вызова бригады «скорой помощи»).
Копия талона вызова и госпитализации Владимира Ивасюка, приобщенная к материалам уголовного дела.
Итак, врачу «скорой помощи» сам Ивасюк ясно и недвусмысленно сказал о собственных размышлениях на тему добровольного ухода из жизни. Кручек дважды (sic!) упомянул о суицидальных размышлениях Ивасюка, причём, сделал это явно с подачи последнего. Запись Кручека сделана очень близко к тому, что говорил сам Ивасюк; согласитесь, что фразу» (…) упала работоспособность, ранее мог что-то делать в послеобеденное время, сейчас полностью нетрудоспособен (…)» мог произнести только сам Ивасюк, сложно представить, чтобы нечто подобное произнесли мать или сестра.
В ходе следствия врач Кручек было допрошен. Об апрельском 1977 г вызове к Ивасюку он рассказал в таких выражениях: «Вызов я получил на выезд к больному через центральную диспетчерскую. Кто именно звонил (…) я в настоящее время не помню. Когда я приехал по указанному адресу, то больным оказался Ивасюк Владимир Михайлович. Кроме больного Ивасюка в квартире находился мужчина около 50 лет и женщина примерно 30 лет. Когда я вступил в беседу с Ивасюком, то на вопросы он отвечал замедленно, неохотно. У Ивасюка было подавленное состояние, в глазах тоска. В беседе со мной Ивасюк намекнул, что жить стало ему неинтересно и он даже мог бы покончить с собою. Когда я спросил Ивасюка, не пытался ли он что-то сделать с собою, то Ивасюк мне ответил, что такие мысли у него всё время возникают и уже пора кончать с собою. Всю беседу я отразил в карточке вызова.» Т.о. по прошествии двух с лишком лет Кручек Евгений Михайлович полностью подтвердил точность записи в талоне вызова, сделанной 18 апреля 1977 г.
Подпись доктора Кручека Е. М. под протоколом допроса.
Что происходит далее? Выслушав Владимира, врач «скорой помощи» ставит ему диагноз «астено-депрессивный синдром» (написан на лицевой стороне талона вызова) и в графе «повод к вызову» пишет: «психбольной». Всё логично, комар носа не подточит! Если пациент жалуется вызванному врачу «скорой помощи» на суицидальные настроения, то это серьёзно, отмахнуться от таких слов нельзя, такого пациента надо отвозить в психиатрическую больницу и оказывать профильную помощь.
Что Кручек и сделал.
Сопровождала Владимира в этой поездке старшая из сестёр, о чём имеется соответствующая запись в медицинских документах. Врач в приёмном покое при первой беседе с Ивасюком записал следующее: «3 недели назад без видимой причины появилась упорная бессонница, в дальнейшем стал подавленным, мрачным, высказывал мысли о бесцельности жизни. (…) Жалобы на упорную бессонницу, слабость, утомляемость, потому отмечается общая медлительность. Говорит тихим голосом, темп мышления замедлен. Бреда, галлюцинаций нет. Фон настроения снижен. Диагноз: астено-депрессивный синдром.» (Документ в виде фотокопии представлен в конце этой книге, см. «Приложение 2»).