Шелест

— Вижу весело проводишь время, — улыбнулась она.

— Не понимаю о чём вы.

— Брось, весь воронежский свет с полусветом в придачу судачит насчёт того, что вы с Рябовой любовники, — хмыкнув, небрежно бросила она.

Я посмотрел на неё внимательным взглядом пытаясь уловить скрытый подтекст. Ну там, ревность или ещё что-то на подобии. С чего-то ведь Долгорукова брякнула это. Однако, либо она слишком хорошо владела собой, либо это всего лишь дружеская подначка. Понятно, что я её за подругу не держу, но она-то, вроде как, позиционирует себя именно так.

— Во-первых, это вздор. А во-вторых, даже если и так, не вижу ни единой причины отчего нам не быть любовниками. Я уже не гимназист, она не мой учитель. Или наше благородное сословие вдруг стало целомудренным? Для этого нужно вернуться назад хотя бы эдак лет на сто, во времена Домостроя. Когда любовники хоронились пуще иноземных подсылов, а не бахвалились своими победами.

— Ну-у, может статься ей попросту завидуют. Если ты не обратил внимания, то в твою сторону посматривают все без исключения дамы и девицы. Одни из зависти Рябовой, другие из-за твоего героического ореола. Вчерашнее происшествие, всколыхнуло в памяти воронежцев события годичной давности. Представляешь, все вдруг позабыли о том, что ты поскрёбыш.

— А об этом-то с чего забывать? — я даже не пытался скрыть того, что не верю Марии.

— Думаешь только ты не ставишь на дар? Или в семьях возлагают большие надежды на младших дочерей? Зато заполучить в зятья того, кому обязан сам князь Долгоруков, а великая княжна Долгорукова упорно добивается дружбы, это уже дорогого стоит. Цени, Ярцев, я подняла твою значимость до таких высот, о каких ты и мечтать не мог, — приосанившись, с наигранным превосходством произнесла она.

И чего собственно говоря кривляться. Она ведь и впрямь может себе позволить говорить со мной свысока. Наши положения несопоставимы, и как бы я ни пыжился, мне придётся придерживаться существующих правил, занять свою нишу и не отсвечивать. Вообще-то, я именно так и собирался поступить, если бы не эта упрямая пигалица.

— Из Лизаветы тоже сделала завидную невесту? — хмыкнул я.

— А т-ты как думал, — улыбнулась она, благодарно кивая половому, принёсшему её заказ. — Она теперь желанная гостья на званых вечерах и балах. Пользуется популярностью у молодых людей.

— И тоже у младших сыновей?

— Увы, но совсем уж наплевать на дар невозможно, — слегка развела она руками.

Разговор ни о чём. Я заказал ещё одну порцию мороженого, ни сидеть же просто так. Вот только поддерживая беседу, я был вовсе не с Марией, а обдумывал вдруг возникшую в голове мысль.

Коль скоро я могу рассмотреть как улучшить узоры, так может мне получится усовершенствовать и плетения? Все одарённые используют некий стандарт, который выдаёт усреднённые показатели. Но если получится индивидуальный подход и с плетениями…

При инициации одарённых используется конструкт в виде четырёхлучевой звезды из разных плетений. В случае с прорывом Силы, используется шестилучевая. Могу ли я внести в них изменения? А главное, что получу на выходе? Интересные вопросы. Очень интересные.

— Мария Ивановна, а можем мы сейчас навестить тренировочную площадку в вашей усадьбе? — вдруг не к месту поинтересовался я.

— Эм-м… Что? — не поняла она, моего резкого перехода. — Зачем тебе понадобилась тренировочная площадка?

— А до того, не могли бы вы показать мне свою Суть.

— Пётр, ты конечно мне друг… — растерянно начала было она.

— Пожалуйста, — перебил её я.

Оно конечно обратиться с подобной просьбой я мог бы и к родителям, но уж больно засвербело от возникшей догадки. Настолько, что захотелось проверить немедленно. Ну, а коль скоро кто-то позиционирует себя как друг, то отчего бы и нет.

— Тебе не кажется, что просить о подобном верх неприличия?

— М-да. Простите, как-то не подумал, — невольно смутился я.

Показать Суть, это не просто продемонстрировать своё вместилище, но и вместе скользнуть в транс, медитацию, или как там оно правильно называется, здесь говорят пройти в изнанку мира. И так уж получается, что там мы не только можем видеть возможности друг друга, но и наши образы предстают в чем мать родила. Меня впервые в изнанку вывел отец, и я как-то не придал этому значения. И вот такое предложить девице. Меня и впрямь понесло куда-то не туда.

— Ещё раз прошу меня простить, Мария Ивановна, просто увлекла одна догадка. Я пойду, — коротко кивнув на прощание, я направился на выход.

Не дойдя до входной двери, повернул к стойке, заплатил за нас двоих, и за доставку торта в гостиницу. Нам с Ильёй нужно немедленно прогуляться в одно место.

Я решил, что начинать нужно с самого простого и доступного. Поэтому направился прямиком к одному бесталанному и спившемуся дворянчику. Он был частым гостем трактира дядьки Василя, нередко напивался в усмерть, и его волокли до дома, ну или конуры, каковая выполняла эту роль.

— Шелест?

Удивился тот, увидев меня на пороге невероятно грязной… Нет, пожалуй квартирой эту конуру язык не поворачивается назвать.

— Здравствуйте Виталий Николаевич.

— Э-эм-м… Здравствуйте, Пётр Анисимович, — стушевался тот ещё больше, и наконец отошёл в сторону, делая приглашающий жест.

М-да. Ну чисто бомжатник, и вонь стоит точно такая же. Похоже эти типы во всех мирах одинаковы. Непонятно за счёт чего он живёт, да я признаться никогда и не интересовался. Всяк убивает свою жизнь так, как ему заблагорассудится. Он решил спустить свою в унитаз, ну так туда ему и дорога.

К слову, в этом слое я не видел и не слышал ни о чём подобном, разве только у нас дома. Медник долго не мог понять зачем мне нужна такая конструкция, но солидное вознаграждение сделало своё дело. А моя семья оценила удобство тёплого ватерклозета.

— Опохмелиться? — я поднял левую руку с бутылкой дешёвого вина, а следом правую, со второй, — Или набраться.

— Я пожалуй выберу второе.

— Логично. Если есть возможность получить больше, то зачем ограничивать себя меньшим.

— И что от меня требуется?

— Всего лишь войти со мной в изнанку и показать свою Суть.

— Всё?

— Пока не знаю. Но точно скажу, что вреда вам от этого не будет никакого.

— Давненько я уже не хаживал в изнанку. Ладно. Пошли.

Я устроился на колченогом табурете, а он на лежаке, выполняющем роль постели. Никаких особенных поз не нужно, главное, чтобы было удобно. Мы взялись за руки, и посмотрели друг другу в глаза, а когда установился прочный зрительный контакт, заглянули в себя.

Безбрежный океан переливающийся всеми цветами радуги. Северное сияние, только в сотню раз круче. И посреди этой безбрежной и всепоглощающей Силы, мы двое, а за нами наши вместилища. Моё выглядит убогим даже в сравнении с вместилищем этого, далеко не блистающего одарённого замершего на третьем ранге, с потолком пятого. Теперь ему уже не светит продвинуться вперёд. Как только осознал, что успеха на этом поприще ему не добиться, сделал себе узоры, чтобы не оказаться у кого-нибудь в рабстве. Ведь узор «Повиновения» ни чем иным, как рабским ошейником, не является.

Ы изнанке он выглядит крепким мужчиной средних лет, без печати оставленной алкоголизмом. Правда, безнадёга, страх и обречённость из его глаз так никуда и не делись. Это всего лишь астральная оболочка того, чего уже давно нет.

Я, как и подавляющее большинство одарённых, а молодые так точно, регулярно бываю в изнанке, трудясь над ростом своего вместилища. Кропотливая работа, и пока идёт туго, как и у любого начинающего. Впрочем, и после легче не станет, но это будет уже трудность чисто физическая, потому что ты уже знаешь что, куда, откуда и зачем. Но вынужден трудиться на пределе сил, при этом не превышая лимита в один час, иначе можешь стать одержимым Силой. То есть, попросту слететь с катушек.

— Виктор Николаевич, не могли бы вы показать все свои плетения.

— Зачем?

— Хочу на них взглянуть.