Шелест

— Здравия, дядька Василь, — приветствовал я трактирщика, войдя в обеденный зал.

— И тебе поздорову, Шелест, — назвал он меня по прозвищу.

Нормально. Он конечно знает, что я из благородных, но коль скоро сам так назвался, то и он не стал выяснять как меня звать на самом деле. В смысле, сделал вид, конечно же. А так-то на всякий случай разузнал в лучшем виде. И про то, что матушка моя уже капитан Воронежского посадского полка ему известно доподлинно. К слову, репутация у неё грозной воительницы.

— Тебе как всегда? — поинтересовался половой, на пару лет старше меня.

— Ага, — сглатывая слюну, ответил я.

Не сказать, что в школе кормили плохо, но эти куцые порции никак не могли удовлетворить потребности моего растущего организма. Опять же, я мясоед, люблю его и потребляю в неприличных количествах. За один присест схарчить крупную курицу, вообще без проблем. Хотя сейчас мне принесут говядину, которую я уважал куда больше птицы.

К слову, одной из причин моих постоянных отлучек была вот эта обжираловка. Ватажникам я об этом не сказал умышленно, потому что тогда пришлось бы и их приглашать, а тогда и оплачивать банкет. Эти парни мне полезны, но в друзья я их записывать не собираюсь. Детство оно такое, детство. С возрастом в подавляющем большинстве интересы меняются и дорожки расходятся, оставляя всё светлое лишь в ностальгических воспоминаниях.

Наевшись от пуза всего лишь за две копейки, я поднялся из-за стола, поблагодарил трактирщика и направился на выход. Схожу на рыночную площадь, там уже второй день даёт представление бродячий театр. С развлечениями тут не очень, скукота.

Пробовал читать книги, да куда там. И дело даже не в пафосном стиле современных авторов, а всё в той же абсолютной памяти. Мне той книги, на минут на десять, достаточно пролистать, как я уже всё запоминаю. Поначалу-то ещё ничего было, ну запоминал и запоминал, читал-то с обычной скоростью. Но с годами научился усваивать страницу за несколько секунд.

В альма-матер я направлюсь не раньше вечера. Потому как сечь меня будут однозначно. Впрочем, это если повезёт, а то ведь могут и в карцер определить, чего не хотелось бы категорически. И ведь никого не интересует, что я могу хоть сейчас выдать всю школьную программу до последней запятой. Потому как учёба это не только и не столько образование, сколько воспитание. Ученикам с детских лет вкладывались в голову понятия чести, беззаветного служения России и императорскому престолу…

Началось это ещё при царевне Софье Алексеевне, сильной одарённой обладавшей недюжинными волей и умом. Впрочем, как по мне, то она скорее уж умела окружить себя умными помощниками, и в борьбе за власть не стеснялась средств. Из двух младших братьев соправителей, опасность для неё представлял Пётр, с которым и случилось несчастье. Оно вроде и не подкопаешься, так как произошёл несчастный случай на московской верфи, где строился парусник на потеху молодому царю. Но больно уж на руку это оказалось Софье Алексеевне. Правда, об этом до сих пор народ перешёптывается с оглядкой.

При всех её отрицательных качествах, пользы государству она принесла много. И самым главным её достижением я считаю именно созданную ею систему образования. Вообще-то, та практически скопирована у иезуитов, разве только адаптирована под местные условия.

К делу царевна-регентша подошла не впопыхах, желая добиться скорейшего результата в кратчайшие сроки, а двигалась к цели планомерно, шаг за шагом на протяжении практически всего своего правления длившегося сорок три года. Софья сумела увидеть плоды своих рук ещё при жизни, и передать их в руки наследницы, Анны Иоановны, дочери покойного брата Ивана.

Если коротко, то в каждом крупном городе имелись школы-пансионы, те же интернаты, где с восьми лет обучались окрестные дворяне. На пансионе находились и дети дворян проживающих непосредственно в городах, тут исключений не делалось. Воспитанники выходили в город в воскресные дни, разумеется, если не имели провинностей.

Через четыре года ученики переходили в гимназию-пансион, где учебная программа была расписана на шесть лет. Здесь же, достигнув восемнадцати лет они проходили инициацию дара, и определяли стихию к которой имели склонность. Что в итоге определяло в каком направлении будет проходить их дальнейшее обучение.

Университеты находились только в царских городах, имевшихся в каждом из княжеств империи. Обучение в них длилось три года, где студенты постигали не только науки, но и учились владеть даром. Ведь именно в количестве и мастерстве одарённых настоящая сила империи…

— Добрый вечер, Пётр Анисимович, — заложив руки за спину, встретил меня воспитатель.

— Добрый вечер, Александр Владиславович, — приветствовал его я.

— Надеюсь вы хорошо провели время, молодой человек.

— Благодарю, я потратил его с пользой.

— Вот как? И чем же, позвольте спросить вы были заняты?

— Смотрел представление бродячего театра. Они сегодня давали «Школу мужей», Мольера.

— Достойная комедия. Чего не сказать о вашем поведении. Полагаю, что трое суток карцера на хлебе и воде, пойдут вам на пользу. Опять же, сможете в полной мере насладиться тишиной, чтобы осмыслить творение великого французского комедиографа.

— Может розги? — с надеждой спросил я.

— Нет уж, Пётр Анисимович, после розог вы отряхнётесь и продолжите в том же духе. Мне же важно не ваше наказание, а чтобы вы осознали ваш проступок и сделали выводы на будущее.

Вот же! И ведь даже разозлиться на него по-настоящему не могу. Дядька конечно жёсткий, но с другой стороны он ведь за нас в ответе, случись что со мной и с него спросят.

Глава 3

Очередные трое суток карцера на хлебе и воде, это не страшно. В детстве помнится была поговорка — если вас трамвай задавит, вы сначала вскрикните, раз задавит, два задавит, а потом привыкните. Так и меня, поначалу это напрягало, куда предпочтительней было получить розог, чем сидеть взаперти. Но после я приспособился и одиночная камера стала как родной дом. Единственно напрягала параша, которую надсмотрщик, он же дворник, выносил раз в день.

Как я уже говорил, с чтением у меня не задалось, поэтому спасаюсь рисованием. И к своим семнадцати годам поднаторел в этом настолько, что освоил стиль гиперреализма. Ничего сверхъестественного, как и говорили другие засланцы, с которыми я общался. Разве только добиться этого получилось только благодаря упорному труду, это всё же не одно и то же, что работать с большими массивами информации.

К слову, в образовании дворян на рисование отводится куда больше времени, чем на ту же математику. Бог весть с чем связан этот перекос. Помнится я когда-то удивлялся тому как хорошо рисовали Пушкин и Лермонтов умудрявшиеся делать иллюстрации к своим произведениям, да ещё и перьями. Как оказалось, они попросту были лишены выбора.

В моём случае практики было ещё больше, так как в дополнение к учебной программе, я был ещё и завсегдатаем в школьном карцере, теперь вот освоил гимназический. Ну чисто рецидивист. Что поделать, не сиделось мне в стенах учебного заведения. В прежней жизни не любил учёбу, в этой, значительно опережал по знаниям своих одноклассников.

Впрочем, сейчас я не рисовал, а чертил, для чего не нуждался ни в каких принадлежностях, достаточно свинцового карандаша, бумаги и мякиша хлеба, чтобы стирать огрехи. Вот так у меня всё кучеряво, натренированный абсолютной памятью глазомер, плюс тело реципиента в режиме аватара давали просто исключительный результат.

Признаться, очень напрягало, что в славном тысяча семьсот шестьдесят третьем году не существовало ударных составов для капсюлей. По прошлой жизни мне было известно только название гремучая ртуть, что как бы предполагало исходный материал, но на этом и всё. Двоечник, как он есть, что тут ещё скажешь.

Правда, желание иметь нормальное оружие от этого меньше не становилось. И дело даже не в том, что я в родном мире прошёл через четыре войны, причём три из них по собственной воле и, можно сказать, из-за адреналиновой зависимости. Нравилось мне воевать, что тут ещё сказать. Однако, в этом мире умение драться и обладание хорошим оружием это уже не вопрос желания, а необходимость, так как опасность могла подстерегать даже при поездке в соседнее имение.