New-Пигмалионъ

Потомиу что он не сдержался и выказал свои эмоции.

Удивление и даже гнев.

А этого по правилам этой тонкой игры истинных ценителей искусства, делать было нельзя.

– Представляешь, Джон, мы тут глядели в монитор и представь, он до того момента, как она не сняла в прихожей маску, он ее не узнал, – хохотал Махновский.

– Ах, ты гнида, – крикнул Массарский, но не двинув руками, просто устало откинулся в кресле.

Массарский хохотал.

– Это типа как игра в Стоун Фэйс, – сказал наконец, Массарский, только ставки тут у вас, пожалуй, слишком..

– Зато кое-что узнал про свою жонку, – похлопав приятеля по колену, сказал Махновский, – кабы мне кто дал бы такой шанс узнать все про темные стороны жизни моей жонки, я бы такому человеку, – и тут Махновский мотнул головой в сторону Джона, – я бы такому человеку не триста, я бы такому человеку все пятьсот бы дал.

– Пять котлет* за минет собственной жены? – невесело усмехнувшись переспросил Массарский.

– А ты думал это того не стоит? – хмыкнул Махновский, – ты бы потом на ее какой-нибудь тайной подлянке в сто раз больше бы мог потерять, а так чем раньше про свою всё хорошее узнаешь, тем скорее с ней расстанешься. – слабое звено? – спросил Массарский.

– Слабое звено, – кивнул Махновский, – от него, вернее от нее надо избавиться.

Но Ирма этого не видала. Она ехала домой.

Однако дома ее ожидал сюрприз.

В холле ее встретил Дима Попов.

Лицо его излучало официальную отчужденность.

– Плохие новости, Ирма, – сказал он.

– В чем дело? – спросила Ирма.

Спросила, а интуиция ей уже подсказывала ответ.

– Игорь тебя выставляет, – ответил Дима, – он звонил и просил тебя с вещами отправить на твою московскую квартиру.

Правильно вещевала интуиция…

Вот и все..

Вот и кончился ее роман с Игорьком…

А Роза разбилась в своей почти новенькой "пежо".

Разбилась, когда ехала к себе в Бугульму, похвастать машинкой перед родичами, да перед одноклассниками.

Мотя Зарайский так не хотел ее отпускать, так не хотел, все говорил, – поезжай поездом, на кой черт тебе сутки за рулем?

Не послушаолась, поехала.

И лоб в лоб с КАМАЗом на трехсотом километре трассы…

Вот так…

Сик транзит глория гёрлиш… • котлета – пачка стодолларовых купюр (совр. Жарг.)

Эпилог

If I could stick my pen in my heart

Spell it right over the stage Would it be enough for your teanage lust If it could ease your pane Cant You see – this old boy is getting lonely?

Mick Jagger "Its only Rock-n-Roll" Если бы я мог окунуть моё перо в мое сердце И кровью расписаться прямо на сцене Достаточно ли было бы это для твоего похотливого сердца?

Успокоило бы это твою боль?

И разве ты не видишь, как я одинок?

Мик Джаггер "Это только Рок-н-ролл"

1.

– Все девочки обязательно попадают в рай, это я вам верно говорю! – сказал критик Александр Евгеньевич Баринов.

– Значит, Роза теперь в раю? – недоверчиво переспросила Агаша.

– Все девочки обязательно оказываются в раю, – подтвердил Баринов.

– А знаете, мне кажется, в раю Розе будет скучно, – с сомнением в голосе сказала Ирма.

Они были приглашены на дневное шоу Монахова "Разные судьбы".

Сам модный Монахов, приняв позу задумавшегося юноши, прижал микрофон к подбородку и с чувством глядел на самую красивую гостью своего телешоу.

И если бы жанр мраморной скульптуры стал бы в наши дни стольже востребован, как в древних Греции и Риме, то нынешний модный ваятель вырубил бы теперь из мрамора не "мальчика вынимающего занозу", а "телеведущего, сжимающего микрофон", и наши далекие потомки, откопав потом эту скульптуру из под пепла новых останкинских Помпеев, поставили бы ее в музей и любовались бы, восхищаясь совершенными линиями модного Монахова.

– Скучно? – переспросил Баринов, – почему скучно?

– Чарли Чаплин когда-то заявил, что если бы ему пришлось выбирать, где провести загробную часть своей жизни, то он бы колебался, межуясь в сомнениях, не зная что предпочесть, рай из-за его комфорта, или ад из-за явно веселой компании людей, что там собрались, – сказала Ирма.

– Ах, мы все находимся в плену неверных представлений о том, что есть рай, – сказал Баринов, – на самом деле рай будет для каждого из нас сугубо индивидуальным, а отнюдь не той устойчивой картиной привычно рисуемого в нашем воображении скучным садом, где прогуливаются бородатые старички с нимбами и ручные животные.

– Рай будет для каждого по индивидуальному заказу? – хмыкнула Ирма, – как отделка квартиры в новых хороших домах?

– Вроде того, – кивнул Баринов, – потому как счастлив каждый человек может быть только индивидуально, а не по универсальной схеме.

– И как вы представляете себе этот рай, в котором окажутся все девочки? – спросил оживившийся Монахов. Он переменил позу и теперь с него можно было с одинаковым успехом ваять и "Мыслителя" и нового "Сцеволу" с микрофоном.

– Рай, это прежде всего то место, где мы будем счастливы, – сказал Баринов, повернувшись и обращаясь почему-то не к Ирме, а к Агаше, – а счастливы мы с вами все были прежде всего в детстве и в юности, когда мама была молодой, когда молодыми мы были сами, и молоды были наши друзья. Поэтому, в том самом раю, которого никто из живых не видел и видеть не может, мы будем в индивидуально сконструированном для нас пространстве узнаваемых и милых сердцу пейзажей… Для умершей негритянсклой девочки это будет ее любимая африканская деревушка, где она будет общаться со своими родственниками, а для белой девочки из Норвегии, в раю будет уголочек красивого фьорда, где на высоком зеленом лугу, на краю скалистого обрыва, под музыку Грига она будет танцевать со своими белокурыми подружками.

– Этакое электронное моделирование рая на индивидуальный манер, как в компьютерных играх? – уточнил Монахов.

– Вроде того, – согласился Баринов.

– А почему вы уверены, что именно все девочки попадут в рай, и хорошие и плохие, и даже те девочки, которые прошли огонь и воду и медные трубы современной московской жизни? – спросил Монахов.

– Потому что женщина заслуживает прощения уже по самому факту своего статуса, – ответил Баринов, – и потому что рай населяют ангелы.

Баринов на секунду задумался, и потом добавил, – помните, может видели, у Оззи Озборна был красивый клип, где его окружали милые десятилетние девочки на заснеженном поле, вот это и есть рай в моём понятии.

– Интересно, а что думают по этому поводу священнослужители? – отрабатывая сценарий, спохватился Монахов. Он протянул руку в сторону человека в черной рясе с большим серебряным крестом на груди, – что вы скажете по поводу судений критика Баринова, отец Николай?

– Вы знаете, в юношеские годы, еще до поступления в духовную семинарию, меня одолевали некие сомнения, – издалека начал бородатый пастырь, – и однажды я поделился ими со своим духовником, пожилым, мудрым протоиереем церкви, куда мы ходили с моей мамой. Я сказал ему, батюшка, прочитал я в житие одного святого, что двадцать лет тот жил в схиме, молясь и питаясь немолотыми зернами и диким медом, и что на двадцатом году отшельнической жизни увидал он Ангела, который сказал ему, "иди в такую то землю, там построй себе келью и там спасешься"…

Тот святой пошел в иную землю, построил там келью и еще двадцать лет жил там молясь…И вот Я очень огорчился прочитав такое, ведь получается что же? Монах-схимних двадцать лет жил молясь и постясь и еще получается что не спас тогда душу свою?