New-Пигмалионъ

Вобщем, рассуждал Валерий Сергеевич, наглость, самоуверенное хамство по отношению к всеобщему духу сомнения, присущему людям образованным и культурным – это и есть талантливость.

Браться за любое дело.

Авось – выйдет.

Но ведь и получалось.

Особенно в русском бизнесе конца ХХ века.

Сколько откровенно отмороженных полу-грамотных дураков тогда разбогатело.

Вот и в культуре и искусстве.

Наглость, уверенное высокомерное ощущение собственного превосходства над скромными и неуверенными в себе, рефлексирующими интеллигентиками.

И Джон так понимал эти слова в применении к себе, что в его деле – главное – это уверенно убеждать всех коллег и партнеров, что ему – не закончившему ВУЗа Джону Петрову известно нечто такое, что неизвестно им – пусть и закончившим по два факультета, но лишенным некоего неуловимого флюида талантливости.

А в этом надо убеждать.

В этом необходимо убеждать, что ты талантлив.

И здесь без наглой смелости не обойтись.

Прочь скромность и неуверенность. Они – качества умных и неудачливых.

А Джон хочет быть удачливым.

А поэтому, иного пути, как убеждать всех в своей талантливости у него нет.

То есть…

То есть убеждать всех, что у него есть наглость.

А кроме нее – ничего.

Пустота.

А отсюда Джон и делал напрашивающийся сам собою вывод, что все вокруг дураки.

Образованные дураки. И ими можно манипулировать. Только смелости надо чуть-чуть.

Розу Набиуллину Джон встретил год назад.

На какой-то паомоечной дешевой вечеринке, куда заехал совершенно случайно, чтобы увидеть одного нужного ему человечка, занимавшегося криминальным автобизнесом.

Такие помоечные вечеринки с дешевыми девчонками как раз были и по деньгам и по вкусу того молодого угонщика, с которым связался Джон по поводу его тоже не слишком чистой тогдашней машины.

Розу он отметил сразу.

Стильная.

Причем не специально и не деланно-стильная, а такая от природы.

Тонкая, изящная.

Джон быстро переговорил о делах с тем угонщиком, вернее не угонщиком, а продавцом-перекупщиком. У Джона проблема была с его тогдашней "тойотой" – купил, а как решил продавать, в милиции выяснилось, что машина с перебитыми номерами на двигателе. Надо было как-то решать вопрос, а то и не денег и ни машины у Джона не оставалось, потому как милиция номера у Джона поснимала и документы забрала.

Ни покататься, ни продать. Вот Джон и прикатил туда на ту вечеринку в клуб "Ехал Грека".

Там и Розу увидал.

Оттуда ее и увез.

Правда, увозя едва сам ноги унес, потому как на Розу уже несколько охотников на вечеринке было – целая очередь выстроилась.

Но Джону всегда в таких делах везло.

Он всегда умел тонко себя повести и в самый подходящий момент незаметно выскользнуть.

С Розой они протрахались целых двое суток.

Двое суток из его съемной квартирки на Филях не выходили.

Даже еду с выпивкой и те по телефону "бесплатная доставка пиццы от Папа-Джонс" заказывали.

Наговорил ей тогда, наобещал.

С три короба.

Но Роза то далеко не дура, все делила на четыре. А может и на все шесть.

Но жаль, тогда, год назад у Джона не все складывалось с его телевизионными проектами, поэтому пристроить Розочку туда, куда обещал, когда в очередной раз домогался ее нежной и горячей близости – у Джона не выгорело, не получилось.

Они тем не менее держали друг-дружку в поле зрения, не терялись на Москве.

У нее, естественно, были и еще какие-то покровители и взрослые друзья, но вот теперь, теперь настал момент.

Момент, когда флюиды талантливости Джона вполне завязались в некую плодотворную завязь, и когда ему – талантливому наглецу – понадобилась храбрая помощница.

У нее и имя было такое подходящее – Роза.

А он – а он, "кинжал" что ли?

Роза и кинжал.

Красота татарской Розы и острый кинжальный ум Джона Малковича.

– У нас с тобой обязательно все получится, – весело сказал Джон, открывая Розе дверцу машины.

Дверцу машины Джон открывал двумя способами. Когда у него были достойные зрители, когда, к примеру, он подсаживал или высаживал даму возле подъезда, где стояли людишки, на которых он желал произвести впечатление либо своей эффектной дамой, либо черной машиной, либо жонтильными манерами, либо и тем и другим и третьим вместе взятыми, тогда он выскакивал из авто и обежав его по кругу, раскрывал перед девушкой дверцу.

А если зрителей не было, он в лучшем случае просто нагибался к правой двери, не выходя наружу и дергал за ручку, а то и предоставлял девушке самой дергать ручку снаружи.

Но сегодня Джон вышел из машины и не только церемонно усадил Розу спереди, но даже глазками многозначительно так сделал кверху и сказал, мол, погляди как что там на заднем сиденье для тебя?

А на заднем сиденье в упаковке из зеркального целлофана лежали семь ярко-красных розочек.

– Ух ты, растения! – почти в натуральном восхищении воскликнула Роза.

– Потому что ты сама как Розочка, – улыбаясь, сказал Джон Вообще, за год, изучив многие из Джоновых человеческих качеств, Роза могла теперь точно заключить, что если Джон подлизывается, значит ему надо что-то особенное и наверняка не физическая близость, которую от нее он и так, без подлизывания получал, сколько и когда хотел. Так уж между ними было заведено.

– Куда поедем? – поинтересовалась Роза.

– На свадьбу к одному персонажу, – ответил Джон, выруливая из кармана в поток машин.

– На свадьбу? На свадьбу это хорошо, – задумчиво сказала Роза, – и что мы там будем делать? – спросила она.

– Я поздравлять, а ты пить, танцевать и дарить ласками одного человека, – сказал Джон.

– Как это? – удивилась Роза.

– А так, что я тебя везу ему в подарок.

2.

– Агаша, тебе надо будет взять несколько практических уроков у одного замечательного человека, – сказал Дюрыгин.

Агаша уже четко решила для себя, что если Дюрыгин что-то говорит, то значит именно так и надо делать. Потому что как маленькая собачка в собачьей семье, она безоговорочно приняла старшинство большой собаки – дяденьки Дюрыгина. Она, кстати говоря и звать его теперь стала – дяденькой.

– Хорошо, дяденька, а кто этот человек и что за уроки?

– Тебе надо научиться элементам сценического мастерства, – сказал Дюрыгин, – ты должна научиться ходить перед публикой не со скованными зажатыми плечами, а свободно, расслабленно и раскрывшись, кроме того, ты должна научиться отчетливо и громко говорить. Пусть с провинциальным акцентом, но не шепелявить, не картавить, не заглатывать окончаний и суффиксов, говорить так, чтобы тебя понимали.

– А разве я говорю так, что меня не понимают? – удивилась Агаша – Это тебе только кажется, что ты умеешь говорить и ходить, а выпусти тебя на сцену или в студию перед камерами и мы тут же жидко опозоримся детской неожиданностью, как после огурцов с молоком.

Агаша хмыкнула.

– Ну уж и так!

– А я на телевидении и пробовать не стану, лучше сразу взять несколько практических уроков и сразу работать на успех.

– А кто уроки будет давать и где? – поинтересовалась Агаша.

– Уроки будет давать великий человек, Абрам Моисеевич Гурвицкий, доцент института культуры по кафедре сценического мастерства.

– Я буду учиться в институте культуры? – удивилась Агаша.

– Ничего подобного, – покачал головой Дюрыгин, – ты будешь работать с Абрамом Моисеевичем на свадьбах.

– Как работать? Кем?

– Тамадой, а вернее – помощницей тамады.

Дюрыгин сделал многозначительную паузу.

– Дело в том, что Абрам Моисеевич уже не молод и доцентом на кафедре уже давно не работает. У него теперь свой скромный бизнес, что-то вроде кооператива или маленького "о-о-о" или "че-пэ" под названием "Ваш праздник". Абрам Моисеевич организует свадебные торжества, сам работая тамадой, а два его сына – Лева и Юра работают там же свадебными фотографом и диск-жокеем, полный комплект.

//