Один счастливый день

— Да-да. Извини, не смог удержаться — очень уж у нее глупое лицо было. Надо этой Андреевой под каким-нибудь предлогом премию, что ли, выписать, пусть утешится. Так, теперь о тебе. Значит, решение окончательное? Развод?

— Окончательное. И знаешь, Игорь, я бы предпочел, чтобы ее как можно меньше тревожили. У Аньки на руках маленький ребенок, и потом, сестра не совсем здорова. Я потому и пришел к тебе, чтобы, во-первых, попросить заняться этим делом лично, а во-вторых, чтобы оградить ее от этих хлопот… Все твои расходы будут учтены, в этом не сомневайся.

Я не сомневаюсь. Аньке твоей привет передавай, помню ее хорошо — бедовая была девчонка. Не беспокойся, Петро, сделаем все в лучшем виде. На днях подготовим для нее все бракоразводные документы, пусть один раз придет, подпишет — и все. Больше никаких хлопот, пусть сидит дома, сына растит. У нее ведь сын?

— Сын. Алешка. И ты знаешь, хороший такой пацаненок. Смешной…

В туалетной комнате Катя окунула в ладони алое зареванное лицо. Раз, другой, третий. Перед глазами стоял Петр Истомин — господи, господи, за что ты меня так наказал, почему мы встретились именно так?!

Сейчас Катюше казалось (а может быть, так оно и было на самом деле), что все эти годы она подсознательно ждала именно его. Его! К своим воспоминаниям о Петре она вернулась не сейчас — они пришли к ней несколько месяцев назад, пришли, как добрые старые знакомые, и встали на защиту от прежнего, стыдного, страшного…

Это случилось в тот день, когда, вернувшись с работы домой, она обнаружила в своей квартире Валентика, удобно расположившегося в кресле. Ноги его были сложены на стеклянный столик, потускневшие глаза в рамке красных век бездумно пялились в телевизор.

— Привет, моя хорошая! — Валентик не сделал ни малейшего движения, чтобы встать навстречу застывшей в дверях Катерине, но вытянул губы трубочкой и издал звук, отдаленно похожий на звук воздушного поцелуя.

— Не хочешь здороваться? Жаль, жаль, жаль… А почему ты не спрашиваешь меня, что я тут делаю? Неужели тебе это неинтересно? А как я провел все это время — «все-е эй го-ды-ы без тебя-я», — провел он треснувшим тенорком и засмеялся, обнажая неожиданно черные зубы, — чего поделываю, чем жил-занимался — тоже неинтересно? Молчишь? Странно. Ты знаешь, я ведь могу и обидеться.

Катя смотрела на мужа не отрываясь. Она не видела его три с лишним года. Время и новые заботы загасили последние искры тлеющего чувства, остались одни уголечки. И причина сегодняшнего пристального внимания к Валентику была другая — Катю Поразило, как за это короткое время переменился Валентик.

Очарование юности покинуло его, а вместе с ним ушло и всегдашное обаяние балованного ребенка. Прелестный волоокий паренек, дышащий здоровьем и беззаботностью, превратился в невысокого худого человека не первой свежести. Юношеская хрупкость переродилась в болезненную худобу, пышноволосая прическа повисла сальными прядями, персиковый румянец уступил место сизоватому оттенку, проступившему на натянутой на скулах коже. Подкупающе безмятежное выражение глаз сменилось лихорадочным и явно нездоровым блеском. Валентик нервно, словно встревоженная кошка, облизывал бледные губы и судорожно сжимал и разжимал руки на подлокотниках.

— Я, кажется, понял! — сказал он, коротко хохотнув лающим смехом. — Ты все еще на меня сердишься, дорогая! Я, кажется, имел глупость переспать с твоей лучшей подругой. Хотя, если смотреть на такие вещи беспристрастно, ты сама была виновата: не стоило оставлять слабовольного любимого мужа так надолго и одного! Но в данном случае, родная моя, дорогая-любимая-милая-красивая, я предлагаю отложить выяснение этих маленьких пикантных деталей на потом. Сейчас…

По лицу его и по всему телу прошла судорога — Катя с ужасом смотрела, как на лбу у Валентика прямо на ее глазах выступил крупный прозрачный пот. Уголки губ поползли вниз, задергалась щека, правый глаз стал неожиданно косить — и все это в одну минуту! Валентик походил сейчас на клоуна, играющего в глупой и фальшивой буффонаде.

— Катя… — прохрипел он и вскочил с кресла, продолжая так же страшно дергать щекой. — Катя, дай мне денег… Дай мне денег, мне очень надо, я умру, если ты мне откажешь, дай мне денег, Катя, дай, дай, дай, дай…

Она попятилась, Валентик сделал шаг ей навстречу и вдруг упал на колени, как будто ему враз подрубили обе ноги.

— Катя! — Она не верила своим глазам: он плакал! — Катя, умоляю тебя, детка, красавица, счастье мое, дай мне денег!!! Мне нужно, нужно, мне сейчас очень плохо, любимая, и будет еще хуже, намного хуже, если ты не дашь! Дай мне денег, дай! Я знаю, у тебя есть!

— Сколько? — наконец-то она смогла выдавить из себя хоть какое-то слово! — Сколько тебе надо?

— На дозу! — Валентик плакал и обнимал ее ноги. — Мне надо на дозу, на одну-единственную, маленькую дозу, и я уйду, я уйду от тебя, Катюша, я сразу же от тебя уйду..

Катя дрожащими руками открыла сумочку и отдала ему все, что там было — половину своей зарплаты.

Потом он приходил к ней еще и еще раз, всегда с одной и той же просьбой. По его совершенно сумасшедшим глазам Катя давно поняла, что нет в мире унижения, на которое когда-то такой уверенный в себе Валентик не мог пойти ради нескольких сотен рублей, служивших для него пропуском в несколько часов благостного забвения. Он был страстным, законченным и безнадежным наркоманом.

Она уже знала его историю, которая составилась из обрывистых слов и покаянных уговоров, которыми Валентик вымаливал у нее очередную подачку.

Связавшись после произошедшего с Катюшей несчастья с женщиной много старше себя, он на время окунулся в океан удовольствий — пятидесятилетняя дама покрыла юного любовника дождем ласк и подарков, возила одевать в дорогие магазины, по четыре раза в год брала с собой на роскошные курорты. Университет он бросил — шелест купюр в кошельке патронессы затмил для него все, даже неприятный холодок в желудке, возникавший всякий раз, когда Валентику в полумраке роскошной спальни приходилось дотрагиваться до стареющих плеч своей повелительницы. Чтобы избавиться от этого досадного ощущения, он, сам того не замечая, подсел на легкие — сначала легкие — наркотики. Денег у Валентика было теперь полны карманы, и почему не попробовать в этой жизни все?

А потом… потом он ей надоел. Пресытившаяся любовью симпатичного, но не слишком далекого в смысле ума и жизненного опыта молодого человека, знающая себе цену банкирша в один прекрасный день подарила ему золотой портсигар с трогательной надписью, а наутро дала распоряжение секретарю и охране больше не пускать Валентика к себе как домой, так и на работу. И телефон ее перестал отзываться на призыв Валентикова мобильника. И свет ее окон в элитном доме на Остоженке был больше не для него. Не было никаких объяснений, не было расставаний с красивыми словами — его просто выставили на улицу.

Ошеломленный, не в силах поверить, что удача отвернулась от него, Валентик бродил по Москве совершенно без денег с одним позвякивающим золотым портсигаром во внутреннем кармане пиджака и совершенно не представлял себе, куда можно податься.

А потом началась «ломка» — что это такое, могут понять только наркоманы, и не дай бог узнать этого больше никому.

…Катя в последний раз провела по щекам мокрыми руками, сунула их под кран, смывая черные разводы потекшей туши и, глубоко вздохнув, потянулась за бумажным полотенцем. Приблизила лицо к зеркалу — не слишком ли распухли нос и губы. Конечно, слишком! Нечего было даже надеяться, что ее зареванный вид будет не замечен коллегами. Сейчас, без косметики и очков, она снова стала похожей на школьницу, которую здорово подергали за косички.

На фаянсовом крае раковины что-то блеснуло. Катя машинально протянула руку — и обомлела. На ладони у нее лежало массивное, но интересно выполненное в антикварном стиле кольцо из старинного золота с ярко-синим — сапфировым? — сердечком, вдавленным в ажурное переплетение золотых завитушек. Красивая, хотя и несколько аляповатая вещичка. Катя и сама бы не отказалась от такой, тем более что теперь у нее нет ни одного украшения…