Страница 3 из 22
— Добро есть — де, добро аз — да. Вместе — де-да.
Она смотрит на него широко открытыми голубыми глазами, повторяет, пытается писать. Но её внимания хватает на несколько минут. Вдруг она прерывается, вскакивает и бежит поправлять лучину или подбросить сушняка в огонь.
Юрша удерживает её от порывов, но скоро замечает тоску в её глазах. Он сажает её рядом с собой, кладёт на голову руку и начинает рассказывать. Сегодня — из Библии о чудотворце Елисее, который жестоко наказал детей, насмехавшихся над взрослым человеком. А в другой раз воскресил теплом своего тела сына благочестивой женщины...
— ...Вот и ты теплом своего тела отогрела и вернула меня к жизни...
И так изо дня в день Юрша упорно приучал Веселу к усидчивости, к труду. На библейских примерах учил жизни, иногда по несколько раз повторяя непонятные наставления. И от всей души радовался, когда видел, что труд не пропадает даром.
3
Юрша ещё с зимы начал собираться в поход к людям. Прежде всего его беспокоила обувь. Идти нужно в лаптях, а плести их не умеет. Пришлось чинить старые. Следующая забота — одежда. Из имевшихся рубашек и сарафанчиков Весела выросла. Пришлось ушивать одёжки её матери. Юрша носил рубище, его рубашка и кафтан были безнадёжно порваны, идти в таком не годилось. У родителей Веселы и у Сургуна на пасеке были старые вещи, но Юрше они не впору, он в плечах пошире. Пришлось не только чинить, но и перешивать, а с одной рукой всякая работа во много раз труднее.
Но вот пришла весна: тёплое солнце и тёплый ветер с полдня. Снег набух водой, побежали ручьи. Озеро потемнело и разлилось до самой избы. Лес наполнился гомоном птиц, на проталинах зажглись голубые и жёлтые огоньки первых цветов.
Юрша ждал, когда из оврагов уйдёт вода и реки войдут в берега. Он не собирался возвращаться сюда, но мог прийти Сургун, и для него, как только земля оттаяла, они с Весёлой вскопали небольшой участок земли и посеяли овёс — всё-таки подспорье. Ну, а если никто не появится, пусть радуются птички да зверушки лесные.
Двадцать второе апреля — именины Юрши пришлись на понедельник. Отметили этот день праздничным обедом, ели уху и пшённую кашу с мёдом. После обеда отдыхали. Весела, как всегда в свободное время, начала расспрашивать. Юрша замечал, что с каждым днём её вопросы становились всё более и более осмысленными.
— Дядя Клим, как узнаешь, когда какой праздник? Ведь все дни одинаковые.
— А ты разве не видишь, как я каждый день отмечаю на бересте. Таких берестинок у меня уже десять. Десятый месяц пошёл, как конь привёз меня к твоей землянке.
Весела засомневалась:
— Нет. Тогда ты только стонал. Ничего не писал.
— Верно, пропустил целый месяц. Потом подсчитал все дни, по луне проверил... Много-много лет назад, восемь веков тому, жил мудрый человек именем Иоанн Дамаскин. Он нам оставил свою руку — научил по руке определять месячные круги луны, годовые круги солнца. Теперь по руке Дамаскина определяют дни Пасхи. А Святцы меня заставили выучить. Ну, отдыхай, да начнём собираться в дорогу.
А через два дня они тронулись в путь. Юрша и Весела с заплечными мешками и посохами, коза на верёвочке. Первое время она резвилась, потом опять начала ложиться. Однако теперь день был длиннее, чем осенью, и они, несмотря на частые остановки, добрались до землянки Веселы на второй день ещё засветло.
Тут они обнаружили, что какой-то лихой человек обобрал землянку и унёс всё, что можно было унести, забрал последние тряпки, доски с полатей и всю нехитрую утварь.
Юрша полагал оставить Веселу тут, в землянке, а самому сходить в Тихий Кут. Теперь опасно было оставлять её одну, неизвестно, что за люди обобрали землянку. Может, они поблизости бродят. Да и Весела не была такой смелой, как раньше. Её мир теперь населяли не только хорошие люди, но и плохие, страшные чудовища из сказок, злые звери. Переночевав, они двинулись дальше.
Перед Тихим Кутом Юрша удвоил осторожность, прислушивался, присматривался, но ничто не нарушало жизни леса, — поблизости людей не было. Ночевали в лесу, примерно на том самом месте, где они допрашивали взятого в полон воина Авдея. Затемно Юрша сходил в разведку. Убедился, что в посёлке и вообще в междуречье Воронежей людей нет. Чтобы надёжнее присмотреться к округе, Юрша поселился в полуразвалившейся землянке. А на следующее утро, оставив спящую Веселу, он пошёл к могиле Гурьяна, прихватив с собой заступ.
Могила заросла травой, потемневший крест покосился. Вокруг поднялся буйный кустарник, это было на руку Юрше — со стороны никто не увидит, как станет тут копаться. Сотворив молитву, принялся за работу. Последнее время он научился правой негнущейся рукой помогать работающей левой. Добраться до кубышки, зарытой около могилы Гурьяна в песчаном грунте, было делом нескольких минут. В промасленной ветошке отдельно лежали украшения с дорогими каменьями. Из них он взял пригоршню. Из свёртка с золотыми и серебряными монетами отсыпал половину в сшитый из овчины широкий пояс со множеством карманов. И вот тут у него дрогнула рука, после непродолжительного колебания, высыпал и вторую половину.
Раньше он равнодушно смотрел на золото, и вдруг откуда такая жадность! Горестно усмехнувшись, уложил в кубышку свёрток с украшениями и зарыл её. Теперь предстояло самое трудное — не оставить следов работы. Юрша снятый дёрн и вынутую землю выкладывал на расстеленный армяк, теперь аккуратно всё укладывал на старые места. Армяк вытряхнул в стороне. После этого занялся могилой: выпрямил крест, накопал рядом земли, поправил холмик и покрыл его дёрном. Теперь работал безо всяких предосторожностей — каждый вправе отдать должное покойнику.
На обратном пути к Веселе, оставленной в землянке, Юрша зашёл на памятный ему выгон. Скота нет, трава не потоптана. Загон разгорожен, видать, казаки перетащили к себе ещё годные плетни. На краю выгона, на самом берегу, стояли четыре креста. Сняв колпак, Юрша подошёл к захоронению. Сквозь молодую траву явственно вырисовывались около каждого креста обширные могилы...
Его горестные размышления неожиданно прервались. По берегу шёл человек. Ещё оставалось время, чтобы скрыться в кустах, но Юрша остался неподвижным — к нему приближался малый лет четырнадцати. Около могил он тоже снял колпак, удивлённо разглядывая Юршу. Тот спросил его:
— Как звать тебя, парень?
— Первун.
— Кто тут похоронен, знаешь?
— Ага. Вон там Кудеяр со товарищи. Это — ватажники, а это — их бабы с ребятишками. Там — царёвы вои.
— Ватажники тут жили?
— Ага.
— Их всех перебили?
— Не. Они в лес подались.
— А ты чей будешь?
— Бортника Кузьмы. Вон там пасека. А ты чей?
— Путник, с девкой в Липецк идём. Тут в развалюхе ночевали. А ты в Стаево?
— Ага. Батя за хлебом послал.
— Ну прощай, Первун.
Юрше казалось опасным с кем-нибудь встречаться в этих местах, поэтому нужно было уходить отсюда как можно быстрее. Он заспешил к землянке. Почувствовал недоброе, когда около землянки не увидел козы, а ведь оставил её привязанной на лужайке. В землянке Веселы не оказалось. Оба заплечных мешка стояли, тут же лежал её кафтанчик. Обошёл вокруг, прислушался — в порывах лёгкого ветра шуршит листва...
Вернулся и присел на обрубок дерева. Очень возможно, что ничего страшного: убежала коза, Весела пошла её искать и сейчас вернётся... Время идёт, а её нет... А вдруг она попадёт к казакам или встретит бортника Кузьму? Назовёт себя, её вспомнят. От неё допытаются, кто её спутник. Хорошо, если она забыла, что у него были связаны ноги, когда его привёз конь. Тогда могут подумать, что он ватажник. А если вспомнит!! Нет! Здесь она не должна встречаться ни с кем! Он её учил не бояться людей, а лучше бы она боялась!
А вдруг заблудилась и зовёт его... Опять обошёл округу... Может сейчас придут с ней казаки!.. Юрша поспешно отнёс мешки и спрятал их в густом ельнике. Наломанный лапник для постели сгрёб, свалил в угол и присыпал землёй. Убрал все следы ночёвки. Если приведёт казаков, они посмотрят, сочтут её безумной и потеряют к ней интерес.