Страница 1 из 148
Робеспьер. В поисках истины
Анж Гальдемар
РОБЕСПЬЕР
I
Дом Жака Бернара Оливье де Понтиви, советника королевского парламента, находился в самом сердце квартала Марэ, который в конце XVIII столетия составлял почти отдельную провинцию в Париже.
Была прекрасная июньская ночь 1775 года. Небо, покрытое блестящими звёздами, задумчиво смотрело в тёмные воды лениво протекавшей Сены. Но дом Понтиви, окружённый высокими каменными стенами, покрытыми плющом, был погружен в безмолвную тишину и как бы не обращал никакого внимания на все красоты чудной ночи. Он казался какой-то монашеской обителью, отдалённой от людей и людского движения. Однако в то время как всё вокруг предавалось сну, его хозяин сидел за письменным столом и усердно работал.
Наконец, он поднял глаза и, посмотрев на часы, воскликнул:
— Двадцать минут третьего, не могу же я пойти и разбудить бедного юношу. Может быть, я найду документ и без него.
Он встал из-за большого письменного стола, заваленного книгами, бумагами, который стоял посредине обширной комнаты, освещённой большим, высоким канделябром, уставленной по стенам массивными дубовыми шкафами. Подойдя к одному из них, отодвинув тяжёлое кресло, покрытое зелёным репсом, и, вынув картонку, начал перебирать в ней старые бумаги.
Более получаса он отыскивал пропавший документ, заключавший в себе мнение одного известного юриста по вопросу, который должен был решаться на другой день на секретном заседании парламента. Понтиви совершенно забыл спросить об этом документе у своего секретаря, прежде чем тот удалился в свою комнату, и теперь ему самому приходилось исполнять его роль и безуспешно, так как один Максимилиан де Робеспьер, как звали молодого секретаря, знал, где находилась эта бумага.
Этот секретарь с каждым днём становился ему необходимее, и он был очень обязан за его рекомендацию аббату, будущему кардиналу Рогану. Богатый, влиятельный Понтиви пользовался общим уважением при дворе среди аристократии и товарищей по парламенту. При своём недавнем восшествии на престол Людовик XVI принял его и сказал ему: «Господин Понтиви, я знаю, какие вы оказали услуги Франции, и я могу только просить вас оказывать такие же услуги в будущем».
Эти королевские слова быстро распространились по всему Версалю, и все придворные спешили его поздравить с подобной милостью. Между прочим, аббат Роган сказал ему:
— Такой лестный отзыв дороже диплома с королевской печатью.
Понтиви был очень доволен этим лестным комплиментом, но тотчас понял, что такой человек, как Роган, не стал бы любезничать с ним без всякой цели. Действительно, аббат тотчас прибавил:
— Не знаете ли вы какого-нибудь юриста, который нуждался бы в секретаре. Я мог бы порекомендовать ему очень умного, трудолюбивого и нравственного юношу. Он только что вышел из коллегии Людовика Великого и готовится в адвокаты. Он был выбран своей коллегией как лучший ученик для приветствия короля и королевы при их посещении этой коллегии.
— Как его зовут?
— Максимилиан де Робеспьер.
— А смею спросить, почему вы так интересуетесь этим молодым человеком?
— Конечно. Он уроженец Араса, и мне рекомендовали его тамошний епископ и один из патеров моей епархии. Я достал ему стипендию в коллегию Людовика Великого, а так как он вполне оправдал моё покровительство, то я желал бы устроить его будущее. Вы, конечно, понимаете, господин Понтиви, мои чувства, ведь невольно интересуешься тем, кому оказал услугу.
— Вполне понимаю: я беру вашего юношу.
— Как, к себе?
— Да, и не благодарите меня. Я нуждался в секретаре и очень рад, что могу взять молодого человека, рекомендуемого вами.
Действительно, Понтиви при его многочисленных занятиях не имел помощника и уже давно подыскивал хорошего секретаря. Предложение аббата ему вдвойне улыбалось: сделанное одолжение Рогану могло принести пользу, а с другой стороны, недурно было принять к себе на службу юношу, которого начальство нашло достойным приветствовать короля и королеву.
На следующий день Робеспьер явился в дом Понтиви. После нескольких предварительных вопросов о его семье и учебных занятиях советник парламента ловко навёл разговор на посещение коллегии Людовика Великого королём и королевой. Молодой человек скромно, но с достоинством рассказал всё, что произошло при этом случае.
— А что вам сказали король и королева? — спросил Понтиви.
— Их величества со мною не говорили, — отвечал Робеспьер, несколько смущённый.
— А! — произнёс Понтиви, видимо, довольный.
— Но король мне улыбнулся, — продолжал Робеспьер, — и был очень со мною милостив.
— А королева?
— Она также была очень милостива.
В продолжение всего этого разговора Понтиви критически осматривал молодого человека. Он был одет очень просто, но вся его фигура и манеры дышали достоинством. Приятный и живой в обращении, но почтительный, он отличался решительным выражением лица и бледно-зеленоватыми пронзительными глазами, которые, однако, несмотря на свою необыкновенную подвижность, имели какой-то мягкий привлекательный оттенок.
«Недурной юноша», — подумал Понтиви и тотчас водворил его в своём доме.
Вскоре оказалось, что Робеспьер исполнял обязанности секретаря быстро, исправно, трудолюбиво и с необыкновенной для его лет аккуратностью. Готовясь в адвокаты, он, естественно, интересовался юридическими, часто очень трудными вопросами, которыми занимался Понтиви, и поражал его по временам глубокими замечаниями, обнаруживавшими в нём глубокий инстинкт, поэтому между советником парламента и его секретарём возникла невольная симпатия, хотя они так далеко стояли друг от друга по своему положению. Действительно, первый гордился своей принадлежностью к так называемой «noblesse de role», или парламентскому дворянству, значительной ролью при дворе и открывавшейся перед ним в новое царствование блестящей будущностью, а последний мечтал лишь сделаться провинциальным адвокатом по примеру своего отца. Как бы то ни было, Понтиви был очень доволен своим секретарём и стал запросто принимать его в своём доме. Мало-помалу он начал ежедневно обедать у своего патрона, так как Понтиви было скучно сидеть за столом с шестнадцатилетней дочерью Клариссой, мать которой уже давно умерла и которая была наивным прелестным созданием с белокурыми волосами, тонкими чертами бледного лица и голубыми глазами, отражавшими её непорочное юное сердце.
Молодой Робеспьер сначала вёл себя очень скромно и только отвечал на предлагаемые ему вопросы, вскоре он стал смелее и, к большому удовольствию Клариссы, начал придавать общему разговору за обедом литературно-художественный оттенок, открывая её юному уму новый неведомый привлекательный мир. Ещё более её очаровывали беседы с ним по воскресным вечерам, когда отец играл в вист со своими скучными старыми друзьями, а Робеспьер в уголке гостиной развивал перед нею блестящие мечты, уносившие её в область идеальной фантазии, казавшейся ей лучезарным небом в сравнении с окружавшей её мрачной действительностью.
С самого раннего детства, когда она лишилась матери, Кларисса не знала ни одного счастливого дня. Её брат Жак, бывший на два года моложе её, находился в Наварской школе и бывал дома только раз в две недели в воскресенье после обедни на несколько часов для представления своих письменных работ на просмотр своему отцу, который обыкновенно их не одобрял, а потому мальчик откровенно сознавался сестре, что он предпочитал воскресенья проводить в школе. Сама же Кларисса была отдана восьми лет в монастырский пансион, и только недавно отец взял её домой и нанял ей гувернантку. В сущности, она продолжала вести прежнюю монастырскую жизнь, только по воскресеньям ходила с гувернанткой в соседнюю церковь св. Павла к обедне и вечерне, а, кроме того, иногда в прекрасные солнечные дни каталась в экипаже по улицам Парижа с той же гувернанткой. Всё остальное время она проводила в старом, мрачном доме, где ничего не улыбалось, даже в заброшенном саду и во дворе, где лишь сорная трава пробивалась между каменьями. Конечно, летом проводила она несколько месяцев в замке Понтиви, близ Компьена, куда отец приезжал только по праздникам, и там молодая девушка наслаждалась жизнью. Но лето скоро проходило, и снова начиналось скучное парижское существование, в котором единственными светлыми минутами были для неё в последнее время беседы с секретарём отца.