Насилие истиной

Ожидание затянулось… Алекс начал нервничать. Эдуард с Полевским старались занять его разговорами. Наконец открылась дверь, и Алла перешагнула барьер между «там» и «здесь».

Мужчины стояли вполоборота и не сразу заметили ее. Лера вскрикнула и схватила Светлану за руку.

Лицо Аллы было бледно-коричневым, вымученным, словно на старинной иконе, глаза огромные, со слегка приспущенными веками, губы высохшие. Лера не выдержала и закрыла глаза. Когда она вновь взглянула на Аллу, которую уже обнимал Алекс, то увидела просто усталую женщину.

Они со Светланой поспешили выйти из машины. Алла с нескрываемым волнением благодарила всех за помощь.

— А теперь поехали! Скорее, подальше от этого мрачного заведения! — предложила Светлана.

Дежурившие у стен изолятора репортеры торопливо снимали встречу выпущенной под залог Аллы Валуевой с мужем и друзьями. Тележурналистка ловко подскочила к Алле и скороговоркой спросила:

— Как вы можете прокомментировать ваш арест?

Алла не стала отворачиваться от камеры, закрывать лицо руками. Она, к удивлению репортеров, остановилась и спокойно произнесла:

— А что бы вы сказали, если б вас арестовали только за то, что вы имели удовольствие быть знакомой с Жаклин Рахманиной?

— Я бы сказала, что это чудовищный произвол! — выпалила девушка.

— Я с вами согласна!

— Но, тем не менее, вас арестовали по подозрению в убийстве?

— Как я понимаю, любого из знакомых Жаклин, теперь может ожидать подобная участь!

Журналистка открыла рот, собираясь выпалить следующий вопрос, но Валуева отрицательно покачала головой и сказала:

— Простите, я очень устала!

Телохранитель мадам Ферри проложил дорогу к машинам.

Мелентьев вошел в просторный вестибюль театра, в котором недавно начался ремонт. Оглянулся по сторонам. Завидевшая его дежурная поспешила было навстречу, но с лестницы раздался голос Напольского:

— Кирилл, поднимайтесь! Пойдемте, поговорим в буфете!

— Что вы думаете об аресте Аллы? — пропуская детектива вперед, не удержался он от вопроса.

— Думаю, трудно будет доказать ее причастность!

— А, по-моему, это вообще какой-то абсурд!

— Вы так уверены в невиновности Валуевой? — искоса взглянул на артиста Мелентьев.

— Я бы мог заподозрить и ее, и кого угодно, если бы Жаклин была убита киллером. А так… — он развел руками. — Я закажу кофе!

— Спасибо! — Кирилл сел на мягкий стул с высокой спинкой.

— Чем я могу быть вам полезен?

— Несмотря на то, что следствие по делу убийства Рахманиной с успехом ведется МУРом, я, как вам известно, выполняю частный заказ мадам Ферри. Поэтому должен поинтересоваться, где вы были седьмого июня после одиннадцати вечера?

Никита усмехнулся и задумался, но после минутного молчания весело воскликнул:

— Так у Владика! Маева! К нему приехали друзья из Штатов, и он по этому поводу устроил прием.

Кирилл понимающе кивнул. Он знал Владика Маева, популярного эстрадного певца, чья утонченная манера исполнения была окрашена в голубой цвет. Владик Маев держал, что называется, открытый дом. Когда он купил новую квартиру и занялся ее обстановкой, то дизайнеру пришлось учитывать пожелания певца, стремящегося создать уют не только для себя, но и для многочисленных друзей: «Вот здесь, думаю, будет хорошо поставить удобное кресло! — указывал он рукой, обвитой тонкими платиновыми браслетами. — Кто-нибудь придет после концерта усталый, сядет, расслабится. А кому-то захочется послушать новые записи, посмотреть телевизор… Значит, нужно сделать «музыкальный островок»… А вот здесь или здесь, — озабоченно оглядываясь, продолжал он, — можно установить стойку бара. А там, за аркой, большой обеденный стол…»

Кирилл как-то заходил к нему вместе с Региной. Дверь им открыл друг и секретарь Владика.

— Привет! — чмокнул он Регину. — Проходите!

У Кирилла возникло ощущение, что он попал в VIP-зал аэропорта. Кто сидел, кто лежал, кто ходил, кто ел, кто разговаривал… Владик, положив руку на плечи Марианне Горстковой, что-то напевал вместе с ней. Затем подскочил и, красиво интонируя, воскликнул:

— Послушайте! Это надо послушать! Марианночка, прошу!

Они вышли на середину зала и пропели какой-то французский шансон начала пятидесятых годов. Регина в полном восхищении от душки Владички захлопала в ладони и бросилась к нему запечатлеть на его душистой гладковыбритой щеке поцелуй.

— Регинка! — воскликнул он. — Как я рад!

— Познакомься! — указала она на Мелентьева. — Мой друг Кирилл!

— Будьте как дома! — пожал ему руку Маев.

«Получается, что у Напольского есть алиби, которого как бы и нет! — подумал детектив, вдыхая терпкий аромат кофе. — Никита мог спокойно выйти, встретиться с Марианной, а затем все также спокойно вернуться. Или даже сама Марианна могла из клуба отправиться прямо в гостеприимный дом Владика, чтобы укрыться в его спальне. «Спальня — место немноголюдное, — любит говаривать Маев. — Один, два, максимум — три человека должны найти там уединение». — Поэтому дверь спальни была снабжена замком. — Никогда бы не подумал, что Андрей Рокин настолько примитивен, — размышлял Кирилл, пока Никита говорил по телефону. — Ну разве можно воспрепятствовать Марианне встречаться, с кем она хочет? Разве можно доверять словам известной, красивой женщины? Ей было нужно осуществить свой грандиозный музыкальный проект, и она воспользовалась Рокиным. Она поклялась ему в верности, но не секунды не сомневалась, что не сдержит своей клятвы. И это, в первую очередь, на руку самому Рокину. Ведь Марианна, заключенная в клетку, не сможет петь, во всяком случае, так, как я это слышал! Н-да, что-то ничего у меня не получается! — подавил невольный вздох детектив. — Убийцу Рахманиной упустил. Расследование трагической гибели или преднамеренного убийства Ветрова не двигается. Теперь и заказ Рокина, кажется, повис в воздухе…»

Напольский отложил телефон, попросил еще кофе и, пристально взглянув на Мелентьева, хотел что-то сказать, но передумал. Сверкающая улыбкой буфетчица принесла им еще две чашечки ароматного напитка. Никита сделал несколько глотков и, слегка усмехнувшись, спросил:

— А почему и вы, и милиция решили искать убийцу именно среди тех, о ком собиралась написать Жаклин?

По лицу Кирилла пробежала тень уязвленного самолюбия. Он предпочел многозначительно промолчать.

— Судите сами, — продолжил после паузы Никита, — что могла такого страшного поведать Жаклин о Гарри, обо мне, об Алексе? Эдик и вообще не в счет. Вынести на всеобщее обсуждение наши мужские достоинства? — пожал он плечами. — По-моему, никого из нас это не должно волновать. А то, что Петр Арсентьевич столь трагически отреагировал на ее грязную писанину, говорит только о его порядочности, которая теряется перед хамством. И вообще, о других пишут гораздо худшие вещи и ничего… пасквилянты живы и здоровы… Никто из пострадавших от духовной неполноценности так называемых авторов не посягал на их жизни!

Кирилл неопределенно покачал головой.

— … Потом Марианна, Илона, Лера, Алла, Светлана… Ну, что о них? Ведь всем понятно, что рукой Жаклин водила душившая ее злобная зависть. Думаю, она сама была бы не прочь избавиться от нее, но, увы… ей не хватило мудрости!

«Я бы вполне мог согласиться с тобой, — думал Кирилл, — если бы мне не удалось заполнить пробелы в черновиках, где шла речь о Валуевой. Если бы ты только мог предположить, что намеривалась предать широкой огласке Жаклин… Но что об этом? Мне предстоит лишь со стороны наблюдать за ходом следствия по делу Валуевой…»

Вдруг Никита поднялся и протянул навстречу кому-то руку. Кирилл оглянулся и увидел Светлану.

— О, детектив! — улыбнулась она.

— Прости, что не встретил, но ты приехала раньше, — заметил Никита.

— Я только что оттуда! — поморщилась Светлана и шепотом пояснила: — Из Бутырского следственного изолятора. Аллу освободили под залог. Теперь дело за Полевским.

Никита принес кофе для Светланы.