Страница 3 из 85
«Может, эта выскочка и не представляет никакой опасности, — размышляла в одну из бессонных ночей чаровница оперетты, — но лучше избавиться от проблемы в зародыше!» — решила она и так некстати после спектакля подхватила страшное воспаление легких.
Театр срочно снял с репертуара все звездные спектакли: «Королева чардаша», «Марица», «Фиалка Монмартра», «Принцесса цирка». Зритель должен был довольствоваться веселыми советскими опереттами: «Белая акация», «Бабий бунт», «Женихи», «Свадьба в Малиновке» и так далее.
Но тут, как назло, одному очень важному чиновнику — товарищу Грушину — захотелось расслабиться именно под музыку Кальмана, и он через своего секретаря передал директору театра, чтобы в субботу была «Королева чардаша». Несколько тщательно приглаженных волос на лысой голове директора взметнулись ввысь.
— Но… — осмелившись на непозволительное, пролепетал он секретарю, — наша очаровательная Сильва больна. Могу предложить на выбор что-нибудь из советской классики.
Секретарь не без основания выразил сомнение, что товарищ Грушин вряд ли согласится, но обещал доложить.
— Что значит — больна?! — чрезмерно удивился товарищ Грушин. — Что, в нашем советском театре всего одна Сильва?!
— В самом деле! Как вы тонко подметили!.. — восхищенно пролепетал секретарь, с ловкостью опереточного комика пятясь к двери.
— «Сильва»! — железным голосом произнес он и положил трубку.
Директор на согнутых ногах, хватаясь за сердце, помчался в зрительный зал, где шла репетиция.
— Ужас!.. Пропали!.. Катастрофа!.. — тяжело дыша, прокричал он в темноту и упал в кресло рядом с режиссером. — В субботу требуют «Королеву чардаша»!..
Режиссер непонимающе дернул плечом.
— Вы что, не сказали…
Директор не дал договорить. Злорадно хихикнув, сообщил:
— Ставят на вид, что в советском театре должна быть не только одна артистка, способная сыграть Сильву.
— Что они там понимают!.. — с презрением начал режиссер, но директор шепнул имя, и тот сразу примолк со страшным вопросом в глазах: «Что делать?»
— Замените Несравненную Котиковой!
— Будет провал! Грушину не понравится! Он не любит чересчур визгливых.
— Давайте Боровикову!
— Да вы что?! — Режиссер даже подскочил. — Она меня убьет!.. Я едва выпутался из злостной интриги, сплетенной кем-то в театре, что мы с Боровиковой…
— Но тогда что делать?! — вскричал директор и тоже вскочил. — До субботы пять дней!.. Может, Несравненную из больницы? — чуть слышно прошептал он.
Режиссер отчаянно замотал головой.
— Вчера был у нее. Еле говорит!..
— Это конец!.. Грушин не из тех, кто отступится!.. Считайте, что свое кресло я уже потерял! Отправят заведовать каким-нибудь завалящим клубом! А ведь я в душе — артист! До самозабвения люблю оперетту! — простонал директор.
Режиссер в знак искреннего сочувствия опустил голову и вдруг…
— Частица черта в нас заключена под час!.. — раздался свежий веселый голос.
Словно по команде директор и режиссер обернулись к сцене, на которой озорничала молодежь: Женя пела Сильву, а ее подружка Рита изображала очарованного Эдвина.
— Это знак свыше! — прошептал директор.
— Это безумие! — пробормотал режиссер.
— Но вы на него пойдете! — воскликнул директор.
— Эй!.. Как вас?.. Женя, кажется?! — включив микрофон, обратился к артистке режиссер.
Женя кивнула и подошла к рампе.
— Спуститесь сюда! — раздалось из темноты зала.
Девушка весело сбежала по ступенькам и предстала перед начальством.
— Вы знаете партию Сильвы? — несколько сурово начал режиссер.
— Да!
— Всю?
— До последнего вздоха! — улыбнулась Женя.
— Она молодец! Она смышленая! — похлопывая ее легонько по плечу, проговорил директор. — Она из выхода Мадлен обвал в зале устроила. Все только и говорят, что о… Как ваша фамилия… забыл что-то?..
— Рахманина! Евгения Рахманина! — выкрикнула Женя задорно.
— Прекрасно! — умильно всплеснул руками директор. — Великолепно! Для афиши лучше не придумаешь! Евгения Рахманина! Ну так я пойду распоряжусь… насчет афиш, — тронул он за рукав погрузившегося в тягостное раздумье режиссера и потихоньку, чуть ли не на цыпочках, удалился.
Несколько минут царило глубокое молчание. Удивленная Женя хлопала длинными ресницами и ждала позволения вернуться на сцену.
Но режиссер решился:
— В субботу вы будете петь Сильву! — произнес он, ожидая испуга на хорошеньком личике и страстного шепота: «Я боюсь!» Но вместо этого артистка чуть не бросилась ему на шею, дико закричав, запрыгав и захлопав в ладони.
— Вот здорово!..
— Да вы уверены, что справитесь? — опешил он.
— Еще бы! — сверкнули черные глаза. — Еще бы!
— Ну, тогда… — растерянно пробормотал режиссер. — Репетиция отменяется! — обратился он к артистам на сцене и, опустившись в кресло, сказал помощнику: — Срочно вызовите основной состав «Королевы чардаша»!
Удивленный помощник помчался выполнять указание.
Сначала было непомерное удивление, затем смешки, что, мол, это какой-то розыгрыш. Эдвин, красивый, утомленный восхищением премьер, был уверен, что их вызвали для репетиции шутливого поздравления по случаю очередного юбилея какого-нибудь актера. Или, может быть, театра, с которым у примадонны натянутые отношения — поэтому в отместку вместо себя она и выставила девчонку из хора.
Он приветливо махнул рукой появившемуся на сцене режиссеру, но выражение лица последнего не оставляло никаких сомнений, что все очень серьезно. Режиссер в двух словах объяснил ситуацию. И хотя она была понята, все равно премьер озвучил общую мысль так: «Представить вместо примадонны какую-то, пардон, Женьку!.. Смешно и, самое главное, безрассудно!»
В порыве благородного негодования премьер собрался было, картинно пожав плечами, уйти, но… взгляд Женьки неожиданно остановил его. Темный, насмешливо-нежный, он заинтересовал уставшего от поклонения артиста.
— Что ж, послушаем! — садясь на венский стул, предложил он.
Актер, исполнявший роль Бони, охотно поддержал его, с удовольствием рассматривая в реквизиторский монокль стройный стан молоденькой Сильвы.
— Послушаем! — хлопнул в ладони режиссер.
Первые такты знаменитого выхода Королевы чардаша мурашками пробежали по телу оробевшей Евгении. Но она заставила себя гордо вскинуть голову и сильным голосом с красивыми и четкими верхами начала томно-страстную арию. А когда дошло до танца, то Бони едва усидел на месте, чтобы не присоединиться. Такого батмана у Сильвы не было со дня основания театра.
Женька увлекла всех. Даже обычно засыпавший премьер вдруг ожил.
Пять репетиций и в субботу… «Либо полный провал…» — шептал, потерявший голос от переживаний режиссер. «Либо триумф!» — подхватывал смотревший теперь с большим оптимизмом на эту рискованную затею премьер.
Товарищ Грушин прибыл в отличном расположении духа. Ему понравилось, что его пожелание было воспринято руководством театра должным образом. Он приехал с друзьями и сопровождающими лицами.
Сторонники примадонны готовились чуть ли не освистать наглую выскочку. Враги, наоборот, потирали руки, надеясь, что Рахманина здорово щелкнет «суперстар» по носу. Они все были в восторге от Мадлен из «Фиалки Монмартра».
— Но там — три минуты!.. А здесь — три акта! — высказывали сомнения одни.
— Вот и хорошо, — говорили другие, — будет где развернуться нашей маленькой чаровнице.
Режиссер и директор, бледные, словно обсыпанные пудрой, появились в правительственной ложе.
Грушин просмотрел программку.
— Рахманина?! Гм!.. Не знаю!..
«Когда узнаете, будет поздно! — ощущая всем своим телом разбор на ковре, печально подумал директор. — Ох, скорее бы все это закончилось!» — еле слышно молил он.
Но пока все только начиналось. Музыканты блестяще сыграли увертюру. Занавес раздвинулся, и на сцене предстало венское варьете. Реплики актеров, шутки Бони, аплодисменты и ожидание… тягостное, угнетающее… ожидание провала. Режиссер заглянул в гримерную Евгении и остолбенел. Она преспокойно натягивала чулки в сеточку и напевала себе под нос веселые куплеты Бони.