Три сестры. Анна

Большая лестница вела на второй этаж где были три гостевые комнаты, большая библиотека, в которой в основном были собраны книги о лекарствах и дневники с рецептурой многих поколений Саргенсов, и личный кабинет. Самые важные труды Саргенсов хранились в тайной комнате. Коридор во вторую, личную половину семьи перекрывала дверь, на которой уже стояла дополнительная охранная система.

В оставшейся части дома были четыре спальни на втором этаже. А на первом этаже кухня с небольшой семейной столовой, кладовка, небольшая хозяйственная комната для стирки и глажки, и две большие рабочие комнаты. Одна была просто складом ингредиентов, вторая была заставлена столами с кучей посуды на них. Я насчитала три перегонных куба различной конструкции. Самый большой напоминал какое-то длиннющее чудовище, составленное из прозрачных баков, трубок, колб, спиралей и горелок. Дальше уже шла сама аптека. С большой приёмной и тремя служебными комнатами.

Одна мне была знакома, именно из этой комнаты с аптечными шкафами я попала на потайную лестницу, здесь хранились уже готовые средства. Вторая представляла собой приёмный кабинет и заодно здесь же лежали бухгалтерские книги. Третья и вовсе была той самой комнатой, где готовили несложные составы, мази и микстуры. Обычное подсобное помещение в аптеке.

Приёмная аптеки просто рыдала в голос о былом! Деревянная высокая стойка отделяла лишь треть помещения. За стойкой были шкафчики, сбоку доска с прикреплёнными рецептами, между доской и шкафами была дверь в уже виденные мной рабочую подсобку и комнату с тайной лестницей.

С двух сторон от двери было два эркера с высокими арочными окнами, выполненными в виде витражей с мелкими белыми цветами. Я почему-то вспомнила цветы дикого чеснока, лилейники и подснежники.

С той стороны где была стойка в эркере стоял письменный стол и кресло. С другой вдоль стены стояли три столика. И наверное, самое притягательное место было именно у этого эркера.

Придумано было изящно. Пока клиент ждёт своё лекарство, он может отдохнуть, выпить чая. Кстати о чае... Решив, что мне уже пора принимать противоозарный чай, я вернулась в комнату.

А пока заваривала отвар пришла к выводу, что дом великолепен! И сам дом и аптека построены на одном фундаменте, общие капитальные стены. Продуманная планировка и потрясающая по отношению ко времени система обогрева и водоснабжения. Весь участок огорожен сплошным каменным высоким забором, на столбах через равные промежутки были фонари. За домом был лекарский или аптечный огород, он же сад трав. С одной стороны дома была строгая и оттого очень стильно смотрящаяся липовая аллея, с другой цветочный сад с дорожками между разноуровневыми клумбами, оканчивающийся у первого ряда деревьев фруктового сада, что шёл широкой полосой вдоль стены забора на всю длину участка.

Есть только одно незначительное но. В доме лишь некоторые комнаты были пригодны для проживания, остальные в лучшем случае заросли пылью. В худшем носили на себе явные следы присутствия сорра Фрега. Ему бы в хлеву жить, а его в дом пустили, вот он и создавал повсюду привычные для него условия.

Если уж в аптеке невозможно было из-за грязи рассмотреть из чего сделаны полы и какого они цвета, то что уж говорить об остальном доме! Анни поддерживала чистоту урывками, когда мужа не было дома, да и то, где грязь была не просто неприемлема, но и опасна. В таком же режиме существовали и сады вокруг дома.

- К счастью, - произнесла я вслух, делая первый глоток своего чая. - Сейчас мне всего двадцать пять, самый возраст, чтобы пахать. А пока отмываю весь этот свинарник, чтобы и духу этого сорра здесь не осталось, заодно и освежу доставшуюся память по поводу местных наук.

Глава 14.

Оценив размах предстоящих работ, я решила, что если пугаться предстоящих перспектив, то уж основательно, осознавая всю глубину, так сказать, проблемы. Поэтому приступила к уборке с самого сердца свинарника, то есть с рабочего кабинета в приёмной аптеки и с самой приёмной.

Все бумаги, что были в кабинете, я вынесла в комнату с потайным ходом, решив, что их все нужно очень внимательно осмотреть. Мне было всё равно, кто убил сорра Фрега, а вот от подсказки, откуда может прилететь камень в мою голову, я бы не отказалась. Ведь непонятно, во что вляпался этот сорр и чем так разозлил своих подельников, что они решили вопрос столь кардинальным образом.

И я, конечно, не бухгалтер, но простейший отчёт прибыло-убыло просчитать в состоянии.

После выноса всех бумаг, книг и прочих мелких предметов, часть которых я сразу замочила в кипятке с щëлоком, я вытащила стулья и рабочее кресло, оставив в комнате только шкафы и тяжёлый письменный стол. При попытке его сдвинуть, я сделала потрясающее открытие. Здоровенное липкое пятно посреди комнаты оказалось ковром. Причём память усиленно подпихивала картинку круглого зелëного ковра с большим и мягким ворсом.

- Нууу, по форме вроде как оно. - С сомнением протянула я, пытаясь соотнести воспоминание Анни с тем, что я видела.

Вспомнила как маленькая Алька навела полный дом подружек, расхулиганившись детвора кидалась друг в друга кусочками овсяного печенья и умудрились разлить три банки сгущённого молока на ковёр. А так как Дина очень боялась, что девочка застудится, бегая босиком или играя на полу, то паркет в её комнате был закрыт тяжёлым шерстяным ковром из Туркменистана.

- Влетело? - тихо спрашивала я у лисёнка.

- Нет, но весь свинизм пришлось убирать самой. Дедушка отвёз меня и ковёр в котельную, дал щётку и порошок, и велел отмывать. Чтобы запомнила как ценить бабушкин труд и порядок дома. - Серьёзно отвечала мелкая. - Устала я в тот день, как рабыня Изаура на плантациях.

- А запомнила? - улыбалась я такому сравнению.

- Запомнила. Никаких подружек дома, а то разведут свинизм, а мне отмывай! - насупилась Алька.

Вот и сейчас я вспомнила забавное определение. Только замуж вышла Анни, а весь местный свинизм остался мне. Тяжёлые шторы из гобеленовой ткани были затëрты, как не каждое кухонное полотенце в конце своей жизни. Да ещё и прожженны во многих местах.

- Эта сволочь ещё и курила в доме! - возмущалась я. - Боюсь, что шторы уже точно не спасти.

Осмотрев крепления, я поняла, что шторы держаться на зажимах-прищепках. Даже не крокодилы, а просто обычные щипцы. Не сомневаясь, я смело дёрнула шторы вниз. И с визгом отскочила, когда шторы послушно упали, подняв такой столб пыли, словно я пол стены обрушила или решила вытряхнуть мешок из пылесоса "тайфун". После ещё одного пыльного обрушения в комнате стало светлее. Но тем очевиднее стала удручающая картина. На лакированных шкафах были заметны сколы. Столешницу изуродовали пятна растрескавшегося лака. Я не поленилась пойти и осмотреть те вещи, что успела вынести. Пепельница нашлась быстро. Я перевернула её кверху дном и сравнила с теми пятнами, что видела, даже сходила и приложила к идеально совпадающему следу.

- Идиот, просто идиот. - Вздохнула я, придя к выводу, что убитый очень часто что-то сжигал в пепельнице.

В пепельнице, которая стояла на лакированном столе! Любой, даже самый невнимательный тугодум, придёт к выводу, что значит, было что сжигать. И это что-то было таким, что даже такой человек, как сорр Фрег, не решился это что-то сохранить. И это наводило на определëнные размышления. И совсем не радостные.

С уборкой одной единственной комнаты, причём далеко не самой большой в доме, я закончила только к вечеру. Ноги, поясница и руки по самые плечи болели так, словно я сама превратилась в ту самую Изауру. А ещё я вспомнила, что вообще за день ничего не поела. Но перед тем, как отправляться есть, или хотя бы готовить, я окинула взглядом комнату.

Отмытые окна с витражными стёклами, стояли распахнутыми. Комната нуждалась в длительном проветривании.

Отдраенный щётками паркет сверкал полировкой в свете пятирожковой люстры. Чтобы добраться до неё и потолка мне пришлось тащить из подвала стремянку. Хозяйское кресло и два стула, выполненные в одном стиле, нуждались в перетяжке и замене подкладки на сидениях. Стол, похоже, и вовсе придётся заново шлифовать и покрывать лаком, другого решения для спасения мебели я найти не могла. Как и для шкафов, стоявших вдоль двух стен.