Не возвращайся

– Не пойму, это закончится когда-нибудь? – муж мрачно усмехнулся. – Сколько раз мне еще повторять, что у меня ничего с ней не было и не будет?

– А ваша переписка мне приснилась, – покосилась на сотовый, что продолжаю держать в руках.

– Во-первых, Ася. Пароль ты знаешь, но нахрена в моем телефоне лазить? Во-вторых, какая переписка? Там было одно сообщение. На которое я не ответил.

– Или ответил и стер, – прислонилась плечом к стене. – Паш, она там писала, что любит тебя. Что ей перед твоей семьей неловко. Она общалась с тобой, как с близким. А ты продолжаешь врать, что вы не переписывались.

– Я прочитал этот бред и стер, – муж отошел к окну, взглядом нашел Лику. – Ася, девчонке просто хочется денег и красивой жизни. Прикатила из провинции, живет в общаге, в зеркало на себя смотрит и понимает: внешность и молодость – все, что у нее есть. А тут наш парень. По уши втрескался в эту картинку. Она же не дура, просчитала, из какой семьи Глеб и что с него можно стрясти.

– Тем более дико, что ты с ней.

– Так вот именно, – Паша обернулся. – Решил бы тебе изменять – выбрал бы кого-то с мозгами, а не пустышку. Я не в том возрасте, когда из кровати не вылезают и в упор не видят, что рядом кукла без мозгов. Я поговорить люблю. И тебя люблю.

Он сказал это так просто, искренне, что я дрогнула, мне поверить захотелось, что не виноват он ни в чем. И, правда, любит меня.

Шагнула ему навстречу. И машинально посмотрела на вспыхнувший экран телефона. Высветилось сообщение с незнакомого номера, который я запомнила, он в памяти отложился, горящими цифрами высечен.

«Получила 50 тысяч. Это же ты перевел, Паш? Спасибо. Люблю тебя»

Буквы задвоились, запрыгали. Пошатнулась и выронила телефон. Паша наклонился за трубкой, мазнул взглядом по сообщению.

– Для нас, значит, живешь и зарабатываешь, – рассмеялась. – Господи, Паша. Я же почти поверила. Как ты так можешь, тебе, вообще, не стыдно? Ты же в глаза мне врешь.

– Блять, – муж выругался. Швырнул сотовый на подоконник. – Ася, наша дочь ее вещи разрезала – я компенсировал. Все. Больше она в нашей жизни не появится. Хватит об этом? Мы все выходные обсуждаем какую-то пигалицу, я не хочу о ней разговаривать, все, Ася.

Ничего не все. Это только начало.

– Давай о детях поговорим, – кивнула в окно на Лику. – Она же тебя больше меня любила. А теперь в дом не заходит потому, что ты здесь. Глеб после больницы хочет квартиру с друзьями снимать. Что ты им скажешь? То же, что и мне? А дальше как? Силой детей домой потащишь? Ремнем пригрозишь, деньги отберешь у них? Нет, я так не хочу. Тебе, наверное, лучше уйти, Паш, – выдохнула.

Он взгляд в меня метнул, полный удивления, непонимания, раздражения, а я просто остолбенела.

Он – глава нашей семьи. Муж, за которым я была, как за стеной. Почти девятнадцать лет брака, и этому мужчине нравится моя покорность, ласка и мягкость, это его возбуждает, ему крышу сносит знание, что я его, ему принадлежу целиком. И мне это тоже нравилось. Нравилось быть за ним, его тылом, женщиной, которая без оглядки любит и счастлива безусловно, мы все эти годы были с ним заодно, друг другу верили, как себе, наш дом был такой крепостью, которую даже землетрясение не разрушит.

А смялось все в один миг, как фантик, бумажная поделка, один взмах ресниц какой-то малолетней девчонки – и вот уже нет ничего.

Висит пауза. Паша смотрит на улицу. Я забыла, как дышать и уже о своих словах жалею.

– С детьми сам разберусь, – сказал, наконец, муж и отлип от окна. Двинулся в холл, я за ним. Он подхватил со столика ключи от машины, обернулся. – Ты, наверное, права, Ася. Нам лучше пожить отдельно.

Что? Уходит? Серьезно?

Недоверчиво остановилась на пороге, когда муж шагнул на крыльцо. В спину ему уставилась. И в чувствах выплюнула.

– Да. Иди. И не возвращайся.

Он замер на ступеньках. Я отступила и захлопнула дверь.

Глава 8

До вечера я находилась словно в анабиозе.

Паша ушёл. Это правильно. Он изменил, ему дома дерьмом пахнет, и расставание – единственно верный шаг. Но что же так больно-то!

В тридцать лет мы с Пашей наблюдали как из-за измены разрушилась семья его сестры. Я приняла это близко к сердцу, поддерживала Аню в решении разойтись с мужем. И на себя примеряла ситуацию, понимала – тоже не простила бы, измени мне Паша. Но как-то ночью мне приснилось что не Ане муж изменил, а Паша – мне. В том сне я плакала, выливала на мужа свою боль. А затем бежала за Пашей, моля остаться. Обещала всё простить, лишь бы не уходил.

Сейчас я не во сне, и контролирую себя, не бегу за мужем. Но мне уже не хватает его, мне страшно остаться без Паши. Но и переступить через предательство я не смогу.

– Мам, – в кухню, посреди которой я стояла, вошла Лика. Приблизилась ко мне, и обняла. – Всё будет хорошо. Мы справимся. Папа… он же ушёл?

Не смогла ни слова произнести. Кивнула.

– Навсегда? – губы дочки задрожали.

– Я не знаю, Лик. Возможно.

– Ну и пусть уходит! Мы и сами сможем! – воинственно заявила дочка, и сказала тихо: – Папа мне звонил сегодня.

– И?

– Я пока не готова с ним разговаривать.

Против воли улыбнулась. Я в возрасте Лики не знала таких фраз, не было у меня права быть готовой или не готовой разговаривать с родителями. Я не могла попросить оставить меня одну, заявить о личном пространстве – даже в голову не приходило, что меня смогут услышать. А Лика – она другая, намного сильнее чем я.

Если это финал нашего с Пашей брака, я не стану думать о прожитых годах с сожалением хотя бы из-за детей. Замечательные они у нас.

– Завтра к Глебу вместе? А жить мы где будем, мам? Здесь или в городе?

В городской квартире скорее всего Паша. Приезжать и выгонять его я не хочу, самой перевозить свои и детские вещи – тоже.

– Пока здесь останемся, а то из города к Глебу в больницу долго добираться. А как только твоего брата домой отпустят – решим.

Мы с Ликой выпили какао. Она прочитала пришедшее ей сообщение, снова скривила губы, сдерживая слезы. Значит, Паша написал. Лика никак не прокомментировала сообщение. Не ответила на него. Мы еще немного посидели, и дочка пошла готовиться ко сну.

В свой телефон я боюсь заглядывать. Паша мне не звонил, но писал. Не готова читать его послания. Он мог написать что угодно, вариантов масса: снова солгать, предложить помириться, признаться в измене, попросить развод. И я не знаю, что из этого ударит по мне сильнее.

В постели я лежала без сна. А затем не выдержала, вниз спустилась к чемодану Тамилы. Мне пока не хватает смелости прочитать Пашины сообщения, но от вещей этой девицы я должна избавиться, нечего им делать в доме где живём мы с дочкой.

Но сначала…

Расстегнула его, по обонянию ударил аромат восточного парфюма – сладкий, сексуальный. Не по возрасту такой юной девочке. Но Паше, я знаю, нравятся подобные ароматы.

Преодолевая брезгливость, поворошила разрезанные тряпки. Здесь даже босоножки нашлись, их Лика тоже покромсала ножницами. А вот нижнее бельё Лика резать не стала, тоже побрезговала, наверное.

– Лучше просто выброшу, – выдохнула, мечтая поскорее избавиться от этих вещей.

Закрыла чемодан, и услышала шелест. Снова открыла, и в черной сеточке для мелочей заметила блокнот. Достала его, раскрыла, пролистала и отбросила на ковёр.

Сижу, любуюсь исписанными листами с именем моего мужа, нарисованными сердечками. Тамила нашу фамилию примеряла, тренировала роспись, и всюду имя: Паша, Паша, Пашенька. На пяти листах эти художества, а между – списки продуктов, рецепты и прочее.

– Надо же, – хмыкнула, бросила блокнот в чемодан, закрыла его и вышла из дома.

Я, когда Пашу встретила, тоже его имя в тетрадках писала. И фамилию примеряла, и даже расписываться училась. Мне это быстро пригодилось: познакомились, Паша сразу сделал мне предложение, мы сыграли скромную свадьбу и меньше чем через год у нас родился Глеб.