Не возвращайся

– Убиваться по ней не собираюсь, – упрямо заявил Глеб, выслушав меня. – Итак уже опозорился, собачонкой за ней побежал, придурок. А нужно было с тобой остаться. Мам, прости что я такое дерьмо у тебя.

– Ты у меня замечательный.

Скривился. Не верит.

Глеб в принципе в меня пошел: творческий, во всём сомневающийся, компанейский, но доверяющий только самым близким. А вот Лика в Павла уродилась, взяв его властность, категоричность и целеустремленность.

– Глеб, ты точно не станешь глупости делать? – решилась на вопрос. – Тамила здесь, в больнице. Возможно, захочет с тобой поговорить. Она может обмануть тебя, и новую боль причинить. Ты влюблен, а влюбленного легко вокруг пальца обвести.

– Мам, я же сказал что с ней покончено.

– А еще ты спрашивал про неё сегодня, – напомнила.

– Спрашивал. Потому что она в машине со мной была. Какая бы Тамила ни была – я не желал бы стать её убийцей. Живая, и черт с ней, – резко бросил сын.

А у меня камень с души упал, чуть легче дышать стало.

– Ты лучшего заслуживаешь.

– Это ты лучшего заслуживаешь, мама, – Глеб впился в меня требовательным взглядом. – Он втирал мне что на отца руку поднимать нельзя, я помню. И раньше согласился бы. А сейчас жалею что мало ему досталось, сильнее нужно было бить. Но не за свои обиды, а за тебя. Только не говори мне что он мой отец и так нельзя, – повысил сын голос. – Отцы так не поступают, а значит…

Я не выдержала. Закрыла ладонью рот Глеба, не позволяя сорваться страшным словам. Он имеет на них право, я знаю. Но мне было бы больно их слышать, а Глебу – говорить.

А значит, он мне больше не отец, – этим словам я не позволила сорваться с губ Глеба, но фраза повисла в воздухе, напоминая, что самое сложное еще впереди.

– Я на твоей стороне, – склонилась, поцеловала Глеба в висок.

– А я на твоей. Уходи от него, мам.

***

Паша с врачом всё же поговорил, и в машине, когда мы ехали обратно, пересказал суть беседы. Через 3 дня станет ясно, можно ли забрать Глеба домой, или ему придется несколько недель провести в больнице.

А я даже и не расстроена, кажется. Глебу сейчас лучше в больнице, чем дома.

Лика молчаливая. Хмурится, но на Пашу волком не смотрит… она вообще на него не смотрит, и я гадаю: слышала она или нет, и всё откладываю разговор, на который меня пока не хватает.

– Ты вечером или уже завтра опять к Глебу поедешь, мам?

– До пяти вечера думаю еще раз навестить, но не уверена. Глеб просил не устраивать паломничество в его палату.

– Если поедешь – я с тобой, – сказала Лика и отвернулась к окну.

Так до дома и добрались.

Едва вошли, Лика бросила свою розовую сумочку на стул, и унеслась наверх. А мы с Пашей остались в молчании, как чужаки.

– Я же просила не делать Глебу хуже. У него сотрясение, Паш. Это не просто ушиб пальца, это даже не перелом, это, блин, сотрясение мозга! Но зачем меня слушать, да? Можно же добавить сыну боли, будто он враг, а не плоть и кровь.

– Я не собирался ему хуже делать. Я всего лишь ему как взрослому объяснял, что произошло.

Холодность Паши бесит.

Прошла мимо него, поднялась на второй этаж. За спиной шаги – он.

– Тебе лучше в город вернуться, – сказала, когда мы в комнату зашли. – Прямо сейчас. А я останусь здесь с Ликой и Глебом.

– И что это значит?

– Что тебе лучше уйти, – сжала кулаки.

– Мне так не лучше.

– Так лучше мне! Глебу так лучше!

– Ась, ты что творишь? – Паша шагнул ко мне, приблизился почти вплотную. Злой. На меня злой, будто право на это имеет. – Что ты с нами творишь? Я уже и тебе, и Глебу сказал правду: шалава малолетняя задницей крутила, повисла на мне, я решил посмотреть, как далеко она зайти готова. Не изменял. Изменять не собирался. Хотел бы – изменил, и ты бы не узнала.

Но он захотел – а я всё же узнала. Не в том месте захотел.

– Ты одну деталь упускаешь, Паш. Я всё своими глазами видела.

– Херню ты видела, – процедил муж. – И верить мне должна, а не кидать. Ладно, Глеб, он пацан еще зеленый, поумнеет, но ты-то, Ася, что? Доверие где? Уважение? Любовь?

Там же где валяются трусы Тамилы.

А я не хочу стать той, об кого ноги вытирают, да еще и в собственном доме. Не знаю, на что я решусь, но терпеть измены от мужчины, дорвавшегося до успеха – не смогу, сломаюсь.

Развод? – пришел вариант решения, и чуть сердце мне не разбил, оно в панике зашлось.

Я без Паши и не жила толком, к нему из дома сбежала, он спас. И вот уже сколько лет я с ним, за ним.

– Мы сюда вместе приехали, вместе и уедем. Глупости из головы выброси, лучше с Глебом поговори. Пусть лучше спасибо скажет за то что глаза ему открыл на девку его. Надеюсь, тему мы закрыли? Не слышу ответ, Ася.

Меня и ужасает, и поражает жесткость Паши. Но мысль всё же закралась, пусть и несмелая, а вдруг он не изменил? Вдруг и перед сыном невиновен? Может, не стоит спешить…

В коридоре раздался грохот, отвечать не пришлось. Первым из комнаты вышел Паша, за ним я.

И увидела Лику, зло пнувшую небольшой розовый чемодан Тамилы. Он не застегнут, и полон одежды, безжалостно разрезанной.

Лика еще раз пнула чемодан. Бросила поверх тряпья ножницы и, сузив глаза, взглянула на Пашу.

Она знает. Слышала. Поняла, – в голове одна за другой панические мысли-выстрелы.

– Лика, – позвал Паша, шагнул к дочери.

Но она отступила, развернулась, игнорируя отца. И сказала:

– Мамуль, я в больнице про кофе забыла. Сейчас сделаю нам. И фильм посмотрим какой-нибудь, ладно? Вдвоём. Ты и я, – припечатала, и сбежала вниз по лестнице.

Глава 5

Не понимаю, что за фильм мы включили. Сколько его уже смотрим. Кошусь на дочь – Лика упрямо уставилась в экран. Она сидит рядом, поджала под себя голые ноги и накрыла подушкой живот.

– Ведь ты же не смотришь, – сказала негромко. – Лика?

– М-м-м, – дочка не повернулась, делает вид, что увлечена.

Нет, так не пойдет. Со вздохом взяла пульт и нажала на паузу. За руку потянула ребенка к себе.

– Давай поговорим о том, что ты слышала. Может, ты что-то не так поняла? – я не оправдываю Пашу, мне важно знать, какие выводы сделала дочь.

– Ну мам, – Лика сморщила нос. – Давай фильм посмотрим. Интересный.

– Расскажешь, о чем думаешь – и включим фильм, – предложила.

Лика нахмурилась. Ничего не ответила. Не скажет – поняла. Если Лика уперлась – лучше не лезть, надо подождать, пока дочь сама захочет обсудить.

Щелкнула кнопкой – и на экране снова задвигались фигуры. Взяла кофе, сделала глоток. И прислушалась.

Муж бродит по дому. И этими хождениями меня напрягает. Временами слышу его голос, как он по телефону общается. И ни на чем не могу сосредоточиться.

Еще пятнадцать минут из фильма, в котором я ничего не понимаю. И шаги Паши стихли у нас за спиной. Краем глаза заметила, как дочка выпрямилась, откинулась спиной на диване.

– Мы же его уже смотрели с тобой, – прозвучал голос Паши. – На прошлых выходных.

Лика поджала губы. Не шелохнулась, когда муж обошел диван и присел перед ней на корточки.

– Ну, что такое? – спросил он ласково. – Лика, давай ты сама у меня спросишь, что тебя интересует. И я все объясню. На любые вопросы отвечу. Давай, малышка?

– Мама, добавь звук, пожалуйста, – демонстративно попросила Лика. – Ничего не слышно.

Переглянулись с мужем. Он мрачно усмехнулся. Взъерошил волосы и тронул Лику за ногу, пощекотал пятку. Лика вздрогнула и спрятала стопу под одеяло.

– Мам, – теснее прижалась она ко мне, – где пульт?

– Лика, это несерьезно, – Паша выпрямился и сунул руки в карманы брюк. – Давай поговорим.

– Мы фильм смотрим, – дочь вскинула на него глаза. Снизу вверх глянула, а словно к земле прибить захотела. – Ты вот тут стоишь. И мне экран не видно.

– Ты уже видела этот фильм.

– Ну и что, – заупрямилась дочь.

И Паша отступил, сдаваясь.