Семья вдребезги

Ногами машинально обвила его бедра, как раньше.

Там, за углом…

Наш участок, и весело кричат аниматоры. Смешно повизгивают дети. И тосты родителей звучат издалека, от плетеной беседки, где накрыт стол и готовится шашлык.

– Хватит! – рыкнула в рот мужу в попытке слезть с него.

Он не отпустил, лишь крепче сжал меня, сильнее вдавил спиной в кирпичную кладку. И выдохнул мне в шею:

– Никогда тебе не изменял. И не буду. Даш, никто не видит. Хочу тебя здесь. Пофиг на всех. Даша…

Его горячие пальцы заползли под кружево белья – и я взбрыкнула. Так сильно, что муж поморщился, отстранился на секунду.

Врёт, врёт, врёт!

– Выпусти! – ударила его по груди и спрыгнула с его бедер, каблуками стукнула по гравийной дорожке.

И мелкие камешки брызнули в разные стороны.

Это как мое сердце, на осколки разбитое, потоптали, и вот летит оно, во всех крошевом. А муж словно не понимает. Смотрит так, будто не орал на мою сестру в своем кабинете полчаса назад.

Их ребенок…

Он меня только что уверял, что не изменял и не будет.

Мне дурно.

– В чем дело? – Данил уперся ладонями в стену по обеим сторонам от моей головы. – Музыка играет. Нас не услышат.

– Зато я слышала, – отпихнула его руки и вырвалась из его объятий. Дрожащими пальцами поправила белье и одернула платье. – Виталина на днях прилетела в страну. Почему она так говорила с тобой? Про вашего общего ребенка?

– У меня и твоей сестры? – переспросил Данил. И засмеялся, чуть запрокинув голову. – Даша, у нас семейный праздник. Здесь все нетрезвые. Кто там что ляпнул…

– Ты и она были в кабинете, а я стояла за дверью с сервизом, – в упор на него смотрю. – Я все слышала.

– Что ты слышала? – Данил чуть склонил голову набок, всем своим видом показывая, что он честный, настоящий, самый лучший в мире муж. – Дословно повтори?

– Мама!

От этого слова вздрогнула.

Это наш сын кричит, ищет меня.

– Мама! – и снова, какое приятное слово, оно на мою душу ложится сладко, греет меня.

– Мама! – закричал Илюша, когда мы с Даней впервые пришли в детский дом.

Этот малыш бросился ко мне, в колени уткнулся и заплакал. А я поняла – к черту сомнения, страх, неуверенность, которые меня терзали до этого.

Мы заберем Илюшу. Ведь он вцепился в меня и не отпускал.

– Папа и мама где-то спрятались, Илья, ищи! – раздался смех.

Музыка и голоса, и крик моего ребенка.

– Потом, – оттолкнула мужа, который начал оттеснять меня обратно к стене, опять задрал платье, взглядом в меня уперся – черным, нечитаемым.

– Не смей трогать!

Вырвалась и встряхнулась, одернула одежду и вышла из-за угла.

По сочной зелёной лужайке носятся дети, их догоняет белый и пушистый пёс. Они визжат, но скачут к нему, зовут и отталкивают. Знаю – не укусит, моей подруге бывший муж подарил щенка – ласкового добряка.

Темнеет…

Сколько же мы с Данилом проторчали там, за углом.

Горячее дыхание, губы, что скользят по шее, руки, что нагло лезут под одежду – это мой муж.

Был моим.

Пора рассчитаться с аниматорами, мы договаривались до десяти – но лучше отпустить их пораньше, от нас доберутся до города не скоро…

– Мамочка! – Илюша кинулся ко мне.

– Что, мой сладкий? – подхватила его на руки.

– Взрослые зовут. Я тебя искал. Нас выгнали играть, хотят сидеть за столом. И тебя зовут, и папу.

– Папа идет, – с Илюшей на руках, не оборачиваясь, по тропинке двинулась к плетеной веранде.

Иду и его запах вдыхаю – детский, сладкий. У меня есть сын. Маленький мальчик, который не может без меня. Это главное.

А Данил и Виталина…

Не ошибка, я не глухая. Но муж не признался, он хотел меня взять там, у стены.

О чем он думал? Почему не сказал правду? Хотел отвлечь с помощью заигрываний?

Оглянулась – Данил там. Стоит и ждёт, когда я вернусь.

– Илюш, я за стол, – поставила сына в траву и махнула рукой на аниматоров. – Они здесь ещё полчаса, и уедут. Точно не хочешь поиграть?

Сын тут же бросился к Шреку и Фионе – героям его любимого мультика.

Я шагнула на веранду.

– Ты где пропадаешь? – обняла меня за плечи Соня и потянула к плетёной лавочке. – Я тебе шашлык положила, он уже остыл.

– Сонь, – отмахнулась. – Не хочу.

– Ты в порядке? – она волнуется.

А я глазами шарю по веранде и выискиваю свою копию, свою близняшку.

Нет ее здесь.

Она никогда не интересовалась семейными посиделками.

– Летом мы тут, с вами побудем, – вещают родители, стоя, с поднятыми бокалами. – А в конце июля у нас поход в горы.

– А август? – спросила вяло, чтобы беседу поддержать. – Опять нас бросите?

– Доча, ты бы видела этот снег, эти вершины, – с восторгом ответил папа. – Когда поедешь в горы – захочешь там остаться.

– Это вряд ли, – подруга хмыкнула.

Я ее поддержала.

Родители понятия не имеют, как жить здесь, когда возле нашей веранды дети бегают, играет музыка, и все, что захочешь – доступно на столе.

Они знают другое – как в палатках выживать в горах, как по снегу лететь на лыжах и кричать от восторга и в трепете, что на их крик с гор сойдёт лавина.

И оставлять детей няням.

Мы чужие, мы видимся раз в год. А сегодня важный повод – моя сестра вернулась в Россию.

Виталина…

Где дьявол носит мою близняшку?

Что у нее с моим мужем?

Какого черта она не за столом?

Когда я уже хотела подняться и пойти искать ее в доме – рядом подсел Данил. Муж обнял меня за плечи, притянул к себе. На ухо шепнул:

– Ещё злишься?

– Отпусти, – шепнула в ответ.

– Мы с тобой все обсудим, – Данил прикусил мочку уха, по телу запустил мурашки. – Но не здесь. Не при родителях. Прекрати меня отталкивать, – шепот закончился.

И появилась хватка – уверенная, твердая. Муж не дал дернуться, и мы так и остались сидеть бедром к бедру.

Он горячий.

Мне тоже жарко.

И надо выяснить правду.

– Ух, как хорошо поймал! – раздался голос с площадки – мой и не мой одновременно. Те же ноты, тембр, но интонация – никогда я с сыном не говорила так виновато, заискивающе.

Виталина.

Сощурилась на фигурку на площадке. Она кидает мяч моему мальчику и хвалит его, неумело, словно мамой никогда не была.

А ведь у нее ребенок погиб…

Поднялась резко, сбросила с себя руки Дани. К сестре двинулась. Столько лет прошло, а мы с Виталиной похожи, не отличить – обе никогда не красили волосы, не перекраивали лицо.

Большие серые глаза, полные губы, светлая кожа и русоволосая грива – это у нас от природы и мамы с папой, они наградили приятной внешностью.

Они же и бросили нас, пропадая в бесконечных походах.

Родителей я давно простила.

– А ты мне что скажешь? – остановилась перед сестрой.

И словно в зеркало смотрю – мы синхронно хлопнули ресницами.

Она моя, родная, не могла она с моим мужем…

Какой ребенок, это бред, я во все что она скажет поверить готова, чтобы из мыслей прогнать разговор, который услышала.

– Наш малыш не перенес болезнь и погиб, – Вита, отдуваясь после игры, смахнула со лба влажную прядь волос. – Муж со мной развелся после этого. Смерть сына не пережил. А я отдыхала. Восстанавливалась. В стольких странах была… я бы работала, Даш. Если бы мне повезло, как тебе. Если бы бабушка отписала на меня квартиру. Ну, раз уж поговорить решили с тобой. Вот, говорю.

– Я каждый день к ней приходила, ухаживала за ней, – оправдываться начала на автомате, мне до сих пор стыдно.

Бабушка завещала квартиру мне. А я не поделилась с сестрой, продала квартиру и открыла свой бизнес.

А затем я помогла Дане с первоначальным капиталом. И теперь мой муж – крутой адвокат, к которому очереди клиентов выстраиваются.

– Вита. Бабушка просила, чтобы я не общалась с тобой. Вообще. Она чувствовала что-то…

– И поэтому ты решила кинуть самое родное, что есть у тебя – свою копию, сестру-близнеца.

Она в который раз обвинила, а я снова подавленно замолчала. Но я помню бабушку и ее глаза, ее сухую тонкую руку с выступающими синими венами и длинные узловатые пальцы. Она хваталась за меня и молила, чтобы я не подходила к Вите, она клялась, если разделю квартиру с сестрой – она на том свете мне не простит. Моя близняшка – ведьма, зло в ангельской плоти.