Страница 8 из 11
По жизни я не особенно боялась грызунов, но, будучи запертой в камере с низким потолком, без малейшего намека на кровать или даже тюфяк с сырой колкой соломой, где я однажды устану стоять и неизбежно опущусь на холодный каменный пол, я понимала, что могу пострадать. Интересно, если подхвачу заразу от крысиного укуса, меня вылечат или бросят умирать?
Я приникла к зарешеченному окошку, из которого лился слабый свет от факела, что висел дальше по коридору, уходящему в густую тьму, и поежилась от сырого холода, что составлял контраст с жарой, царившей снаружи. Легкая туника не могла согреть.
Шорох заставил меня впиться взглядом в темноту, царящую за решетчатым окошком двери соседней камеры. Я была готова поклясться, что за мной наблюдают. Ощущение тяжелого, давящего взгляда заставило отпрянуть. Я отступила от двери, но потом, решив, что недурно бы сразу выяснить, кто там такой, шагнула обратно и, возвысив голос, спросила:
– Эй, тут кто-нибудь есть? Эй!
Я вздрогнула, когда из тьмы проступило бледное женское лицо, от вида которого мое сердце сжалось от страха. Распущенные темные волосы с нитями седины, дикий взгляд. Руки с обломанными ногтями схватились за решетку, которую девушка принялась трясти. Тяжелая дверь камеры напротив ходила ходуном. И откуда в тонких, бледных руках столько силы? Она вообще человек?
Рот девушки открылся. Она безмолвно завопила. Я не слышала ничего, но по вискам резанула боль, а потом силуэт узницы засиял бледно-голубым светом и растаял.
Я поняла, что с немым ужасом вглядываюсь во тьму за дверью противоположной камеры и не могу отвести взгляд. Кажется, стоит опустить глаза – и призрак появится там снова или даже возникнет здесь, прямо у меня за спиной.
Сейчас мне хотелось как можно скорее покинуть это место. Я была готова в истерике трясти дверь так же, как дух несчастной, которая, видимо, погибла в этих стенах.
Я прикрыла глаза и заставила себя успокоиться. Пусть я вижу довольно агрессивного призрака, но у нас одна и та же беда. Мертвой девушке не за что на меня сердиться, а значит, я не пострадаю.
Я села, опершись спиной о дверь. Пока что крысы меня не тронули. То ли у них был другой источник пропитания, то ли ждали подходящего момента, а может, сочли, что я невкусная? Неплохо бы, чтобы один барс это также усвоил. Чувствую, даже если выберусь отсюда, проблем от него будет много.
И чего только он ко мне привязался? Неужели нет ни одной девушки, которая могла бы заинтересовать его больше меня? Учитывая должность и внешнее данные, он вполне мог рассчитывать на взаимность многих в этом дворце, однако же ему нужна была именно я. Может, его заводит именно мой отказ? Инстинкт охотника и все такое?
Я ждала, что мужчина придет позлорадствовать, но часы тянулись и тянулись, а ко мне все так же никто не заходил. О том, что узников иногда надо кормить, тут, похоже, не слышали. Сначала голод был невыносимым, затем несколько притупился, а потом мне захотелось спать.
Когда вечность спустя кто-то принес кружку воды и поставил ее на полку по ту сторону окошка, я поначалу не среагировала. Но потом заставила себя подняться и попить.
То, что с водой было что-то не так, я поняла буквально через минуту после того, как опустошила плошку. Головокружение и поплывший контур решетки в оконце наглядно показали мне это. Меня решили отравить? Впрочем, учитывая, что я устроила в гареме, желающие наверняка выстроились в очередь.
Не думаю, что старушка Сидоня успела пострадать от рук наложниц, но, будучи опытным управленцем императорского гадюшника, она наверняка сразу вычислила, откуда подул ветер, который чуть ее не унес.
Я оседала на пол, придерживаясь о стену. Оказавшись на коленях, я сунула в рот пальцы для того, чтобы коснуться горла, дабы очистить желудок. Надежда невелика, но вдруг таким образом я снижу концентрацию яда в организме и все-таки сумею выжить?
Легче не стало. Голова болела, стены качались, а еще мое недавно дрожащее от холода тела объял жар. Не знаю, сколько я так лежала, но через какое-то время за дверью послышались шаги. У меня гости? Убийца пришел насладиться видом моих страданий и поглумиться напоследок?
Дверь открылась, и гость вошел в камеру. Свет факела ослепил меня, но голос я узнала безошибочно:
– Ну как, кошечка, теперь твое мнение обо мне изменилось?
Эрд Солер говорил не громче, чем обычно, но звук его голоса показался мне оглушающим и отозвался новой вспышкой боли в голове.
– Чтоб ты сдох, блохастый! – простонала я сквозь зубы, скривившись от боли.
В ответ раздался смех, и я снова застонала от боли: каждый звук словно бил меня по многострадальной макушке, отдаваясь громоподобным эхом.
– Мне нравятся твои стоны, ведьма. Однако я должен склонить голову перед твоей стойкостью: обычно девушка после сока мирлы сдирает с себя одежду в первые две минуты. Ну что, ты уже готова просить, чтобы я унял тот жар, что терзает тебя? Если извинишься за свое поведение, может быть, я и снизойду до твоей просьбы, ихи Реджина.
Так… меня что, напоили афродизиаком?! Что ж, сюрприз-сюрприз: на меня он действует совсем не так, как хотелось бы одному противному кошаку! Последний грубо вздернул меня на ноги, провел пальцем по шее, спустился к груди и…
– Да пошел ты… – шатаясь, прохрипела я в ответ, со злорадством ощущая, что мой организм явно против того, чтобы его дергали, как тряпичную куклу. Через миг меня вывернуло на щегольскую рубашку блохастой твари.
Я ожидала побоев, но расплату за порченый наряд мне вкусить так и не довелось, потому что в следующий миг я потеряла сознание.
Очнулась я в комнате с голубыми стенами. Я полусидела на ковре рядом со стеной. Под спину мне подложили несколько подушек, чтобы я не падала, и что-то аккуратно, по ложке, заливали в рот.
Надо мной хлопотал смешной старик в коричневом балахоне с оранжевым узором. Его лысина была настолько гладкой, что отражала голубой цвет стен, а белоснежная, коротко остриженная борода контрастировала цветом с темно-карими, почти черными, глазами. На правой руке старика блестели два крупных золотых перстня: один с черным, другой с зеленым камнем.
– Пей, девушка, пей… – говорил старик, заставляя меня глотать горький отвар. Я закашлялась от мерзкого вкуса, противясь, но тут меня погладили по горлу, как я сама некогда гладила своего пса, пытаясь споить лекарство. Рефлекторно я проглотила мерзость, которую в меня заливали, но от следующей порции отвернулась.
– Ай, ну куда это годится? Что за непослушная девушка? Ты должна выпить все, иначе твое недомогание вернется! – причитал старик.
– Кто вы?
– Местный лекарь, ихи Фарес, – представился старик, чуть склонив голову. – А как твое имя, девушка?
– Реджина. Но я… рабыня, почему вы поклонились мне?
– Во дворце никогда не знаешь, кто завтра станет госпожой, полезно быть вежливым со всеми, – лукаво усмехнулся лекарь.
– Чем меня опоили?
– Соком травы, вызывающей влечение, но не из наших мест, должно быть, поэтому у тебя на нее аллергия. А теперь, когда я ответил на твои вопросы, прошу, выпей отвар: он поможет тебе выздороветь.
– Хорошо, – нехотя выдавила я, протянула руку к чашке и опустошила ее несколькими большими глотками. Скривившись от мерзкого вкуса, приложила руку ко рту.
– Вот молодец, держи конфету, – улыбнулся старик. – Сегодня тебе лучше не работать. Тебя проводят в покои для рабынь, отдохни как следует, а завтра тебя ознакомят с обязанностями.
Когда в комнату вошел блохастый, я вскочила и заявила:
– С ним я никуда не пойду!
– Не бойся, Реджина. Императору уже известно обо всем, что произошло. Не думаю, что сегодня эрд Солер решится напоить тебя еще чем-то, – неодобрительно сощурив карие глаза, произнес ихи Фарес и удалился прочь в узкую неприметную дверь в дальнем углу комнаты.
ГЛАВА 3
Всю дорогу до общей комнаты, занимаемой прислугой, оборотень молчал, но у самых дверей ухватил меня за плечо. Я зашипела, чувствуя, что поверх старых синяков скоро расцветут новые, но дергаться не стала, опасаясь, что этот зверь сожмет лапищу еще крепче и раздробит мне кости.