История древней Испании

Ярким примером такого сосуществования является поселение Кастийо де Донья Бланка. Уже говорилось, что это было, вероятнее всего, местное поселение, в котором был финикийский квартал. Сами финикийцы, по-видимому, довольно настороженно относились к иностранцам. Арриан (Anab. II, 16, 7) и Куриий Руф (IV, 2,4) рассказывают, что тирийцы наотрез отказались впустить в город Александра, желающего принести жертвы в храме Геракла, т. е. Мелькарта. Разумеется, этот отказ был вызван в первую очередь политическими причинами, но нельзя исключить и религиозные мотивы. Авиен (Or. mar. 358—369), ссылаясь на Эвктемона, говорит, что в испанском святилище Геркулеса, т. е. того же Мелькарта, для иноземцев считалось нечестием долго задерживаться. Основной испанский храм Мелькарта находился в Гадесе, и он играл довольно значительную роль не только в религиозной, но и в экономической жизни финикийцев[321]. Так что ограничение иностранного пребывания вполне могло распространяться и на весь город. Но торговля требовала постоянных контактов. Отсюда, как кажется, и роль Кастийо де Донья Бланка, расположенного на противоположном берегу Гадитанского залива. Другой такой эмпорий мог существовать внутри тартессийского поселения Онобы. И возник он очень рано — в самом начале VIII в. до н. э.[322] Он обеспечивал связи с рудниками этого района.

Как уже говорилось, финикийское влияние привело к возникновению тартессийской ориентализирующей цивилизации. Глубину и разнообразие этого влияния трудно объяснить только активной торговлей. Явно существовало и более тесное общение финикийцев и тартессиев. Поэтому не кажется авантюристичным предположение, что какая-то часть восточных пришельцев поселилась в собственно тартессийской среде, в частности в долине Бетиса в районе Крус де Негро[323]. Такие финикийские анклавы могли существовать и в других местах Тартессиды[324].

И все же отношения двух сил были не идиллическими. Взаимная выгода, взаимозависимость и сосуществование не исключали конфронтации. Противостояние проявилось уже при основании Гадеса, созданного с третьей попытки. Сначала колонисты пытались обосноваться там, где позже был основан Секси, а затем в районе будущей Онобы (Strabo III, 5, 5), а это означает, что выбор мест был не случаен. И первые неудачи трудно объяснить чем-либо, кроме противодействия местного населения[325].

Конфронтация не исчезла и на втором этапе колонизации. В этом убеждает взгляд на географическую карту. Как бы ни характеризовать финикийскую колонизацию, была ли она торговой или аграрной, ясно, что наибольшие удобства представляет долина Бетиса и побережье в его районе, а также устье Ибера (Риотинто). В этом районе были сосредоточены серебряные и медные руды, столь привлекательные для восточных пришельцев, и путь к ним по долине был достаточно удобен. Многочисленные лиманы давали возможность подниматься вглубь страны, а сам Бетис был судоходен до Кордубы и даже выше, представляя собой прекрасный путь сообщения с внутренними районами Тартессиды (Strabo III, 1, 9—2, 3). Долина Бетиса была исключительно плодородной, чем позже активно воспользовались италийские колонисты. Тем не менее во всем этом районе была только одна финикийская колония — Гадес, основанный еще в конце II тыс. до н. э. А основная масса колоний располагалась от Геракловых Столпов на восток. Новые археологические находки, может быть, дадут следы еще каких-то финикийских поселений между Столпами и Гадесом, но едва ли радикально изменят общую картину[326].

Территория, где расположилась основная масса финикийских колоний (Av. Or. mar. 441), была гораздо менее удобна. Хотя прибрежная долина довольно плодородна, горы, подходящие достаточно близко к морю, сужают возможности земледелия. Путь через горы вполне возможен, но гораздо труднее, чем по долине Бетиса и равнине. Все это создает впечатление вынужденности оседания тирских колонистов именно в этом районе.

На западном побережье Пиренейского полуострова также имелись финикийские поселения — Абуль и некоторые другие[327]. Они возникли в середине VII в. до н. э.[328], хотя связи с этим побережьем финикийцы установили еще с начала VIII в. или, может быть, даже раньше[329]. И из поселения Ла Фонтета открывался путь к рудным богатствам восточной части долины Бетиса[330]. Таким образом, само расположение поселений, созданных в VIII—VII (а может быть, в IX—VII) вв. до н. э., показывает, что финикийцы как бы стремились охватить основную территорию тартессиев с юго-востока и запада. Это, на наш взгляд, можно объяснить только одним: тартессии не допускали своих восточных партнеров к основным источникам своего богатства[331], что не могло не вызвать конфликты.

Косвенное указание на такую конфронтацию содержится в пророчестве Исайи (23: 10): «Ходи по земле своей, дочь Таршиша, нет более препоны». Под «препоной», или, точнее, «поясом» (mezah), подразумевается пояс тирских колоний, опоясывающих землю Таршиша-Тартесса[332]. Ликвидацию этого пояса пророк ставит в один ряд с ассирийским нашествием, которое разрушит и сам Тир (23,13). 23-я глава пророчества относится к Первоисайи и создана в конце VIII в. до н. э.[333] Это пророчество не исполнилось ни на Западе, ни на Востоке, так как и Тир не был разрушен, и финикийские колонии на юге Испании продолжали не только существовать, но и увеличиваться в количестве. Но важно сейчас то, что слухи, может быть преувеличенные, о столкновениях на Западе дошли до Востока, что и отразилось в пророчестве Исайи.

Непосредственно о столкновении между тартессиями и финикийцами рассказывает Макробий (Saturn. I, 20, 12). По его словам, царь Ближней Испании Ферон напал на Гадес, но его нападение было отбито гадитанским флотом с помощью бога, сжегшего царские корабли лучами, наподобие солнечных, и львов, неожиданно появившихся на носах гадитанских кораблей и устрашивших нападавших. А. Шультен в свое время убедительно доказал, что упоминаемая в этой легенде Ближняя Испания — греческая близлежащая Иберия, название которой было неправильно понято Макробием или его источником[334]. Непосредственной целью атаки Ферона был храм Геркулеса, да и свой рассказ Макробий вставил в раздел о Геркулесе. Так что богом, спасшим Гадес, был явно Мелькарт. Взгляд на страну Ферона происходит как бы из Гадеса, и рассказ в высшей степени благоприятен для гадитан и враждебен Ферону. Все это ясно говорит о финикийском происхождении легенды[335].

Близлежащей к Гадесу и его храму Испанией могла быть только Тартессида. Мифические подробности сказания не являются основанием для отрицания самого события. В древности часты рассказы о помощи божества той или иной стороне, что не мешает признавать достоверность самих фактов. И даже если отрицать историчность нападения Ферона, надо признать, что такой рассказ мог возникнуть, если подобные атаки происходили. Если же признать достоверность исторического зерна легенды, то датировать его невозможно. Можно только говорить, что такое военное столкновение имело место.

Интересно сообщение Юстина (XLIV, 5, 2-3). Автор говорит, что соседние с Гадесом народы Испании (а ими могли быть только тартессии), завидуя росту нового города (непосредственно выше говорится об основании Гадеса и перенесении туда святынь Геркулеса), напали на гадитан, которые обратились за помощью к карфагенянам, и те спасли гадитан и покорили большую часть Испании. Этот краткий пассаж внутренне противоречив. Гадитане не могли обратиться за помощью к карфагенянам вскоре после основания города, так как он был создан почти на 300 лет раньше Карфагена. И даже если принять разделяемую большинством археологов датировку основания Гадеса только в VIII в. до н. э., невозможно считать, что уже тогда карфагеняне вмешались в дела Пиренейского полуострова и тем более покорили его большую часть, ибо еще в течение долгого времени Карфаген не имел для этого сил. Поэтому надо предположить три возможности: 1) либо Юстин, сокращая текст Помпея Трога, спрессовал в одну-две фразы относительно длинный рассказ о событиях в Испании, в том числе о войнах между тартессиями и гадитанами, соединив сообщения о войнах вскоре после основания Гадеса с повествованием о последней войне, в которую вмешались карфагеняне; 2) либо уже Трог или его непосредственный источник что-то не понял в истории военных столкновений на юге Пиренейского полуострова и резко сблизил во времени события, на деле далеко отстоящие друг от друга; 3) либо рассказ Трога — Юстина восходит в конечном итоге к карфагенскому источнику, которого интересовали только два факта: основание Гадеса и его знаменитого храма и помощь, оказанная Карфагеном гадитанам, и в дальнейшем подчинение значительной части страны.

321

Aubet М. Е. Tiro... Р. 239-241.

322

Gonzalez de Canales Cerisola F, Serrano Ricardo L., Llompart Gomez J. El emporio fenicio... P. 208—209. Первые следы торговли с финикийцами появляются здесь еще в первой половине или, самое позднее, в середине IX в. до и. э.: Brondherm D. Zur Datierung... S. 10. Установление торговых связей, по-видимому, предшествовало созданию эмпория.

323

Wagner Е. С. G. Fenicios у canagineses... Р. 43—46; Wagner E. С. G.,Alvar J. Fenicios en Occidente... P. 92-95.

324

Wagner E. C. G. Fenicios у canagineses... P. 46-47; Belen M. у otros. Presencia e influencia fenicia en Carmona (Sevilla) // IV congreso. P. 1747-1752.

325

Шифман И. Ш. Возникновение Карфагенской державы. С. 24—25.

326

Bu

327

Aubet M. E. Tiro... P. 254.

328

Alvar J. Comercio у intercambio... P. 32; Arruda A. M. О comercio fenicio no territono actualmente portugues // Intercambio... P. 64-65.

329

Arruda A. M. О comercio... P. 60-61; Aubet M. E., Gonzalez Prats A., Arruda A. M. Nuove scoperte... P. 1138.

330

Ibid. P. 1137.

331

О роли туземного фактора в географии финикийских колоний (хотя и под другим углом зрения) см.: Gasull J. Problematica en torno a la ubicacion de los asentamientos fenicios en el sur de la Peninsula // Los Fenicios en la Peninsula Iberica. Т. II. P. 195.

332

Шифман И. Ш. Возникновение Карфагенской державы. С. 50, 54.

333

Eissfeldt О. Einlcitung in das Alte Testament. Tubingen, 1956. S. 375, 388-389.

334

Schulten A. Tartessos. S. 38.

335

Шифман И. Ш. Возникновение Карфагенской державы. С. 50.