Страница 11 из 105
Сохранился миф (точнее, незначительный след мифа) об основании Гадеса героем Архалеем, сыном Финика (Fr. Gr. Hist. III С, 788F). Это упоминание дается со ссылкой на Клавдия Иолая, который включил его в свою «Историю Финикии». К сожалению, об этом историке и о его сочинении известно очень мало. Известно лишь, что он написал «Историю Финикии» не менее чем в трех книгах, и наряду с упоминанием основания Гадеса упоминает также об излечении в Финикии Геракла, т. е. Мелькарта, и об основании финикийцами города Дора на палестинском побережье. Но и то, что сохранилось, представляет большой интерес. Нет никакого сомнения, что перед нами отрывок из финикийской мифологии, хотя имя основателя Гадеса дано в греческой форме[136]. Автор даже пытается объяснить название основанного города иначе, чем это было принято в греческой литературе[137]. По его сообщению, оно происходит от финикийского слова gadron, что означает «построить что-либо из немногого». Это объяснение само по себе неверное, ибо название Гадир, несомненно, связано cgdr — стена и означает, как было сказано, «укрепление». Но Клавдий Иолай, может быть, не очень хорошо зная финикийский язык, связывает его с глаголом gdl — увеличивать[138]. И ссылка на финикийское слово, хотя и неправильно понятое, подтверждает финикийское происхождение мифа, на который Клавдий Иолай ссылается. Архелея он называет сыном Финика. Филон Библский (fr. 39) говорит, что Финик — греческое имя Хна. Последний же является эпонимом ханаанев-финикийцев[139]. Как и некоторые другие семитские народы, финикийцы возводили название своего этноса к мифическому первопредку, каковым и является Хна[140].
В XI в. до н. э. заморская колониальная экспансия Тира исчерпывается. Этому способствует ряд обстоятельств. К тому времени финикийцы установили прямые связи с источниками золота и серебра и создали сеть пунктов между этими источниками и метрополией. Тем самым экономические цели колонизации были достигнуты. Значительные изменения произошли на Востоке. После Тиглатпаласара I ассирийские цари уже не предпринимали похода за Евфрат, а скоро вообще Ассирия вступила в полосу глубокого упадка[141], и лишь через два столетия финикийцы вновь почувствовали ассирийскую угрозу. Пришли в упадок и другие большие государства Ближнего Востока. Не менее, а может быть, и более важную роль сыграли изменения у южной границы Финикии. Филистимляне стали более открыты, и в некоторых филистимских поселениях обнаружены следы мирного сосуществования филистимлян и финикийцев. Более близкие к Финикии чекеры, еще недавно пугавшие библского царя, резко ослабли, чем и воспользовались финикийцы. Раскопки показали, что в их поселениях, в том числе в столице Доре, приблизительно в середине XI в. до н. э. обнаруживается ясный слой разрушений, поверх которого поселяется совершенно новое и именно финикийское население. Это свидетельствует о завоевании чекерских городов, которые были заселены финикийцами[142]. Одним словом, финикийцы (именно тирийцы) нашли возможность решить свои демографические проблемы вблизи своей родины.
Таким образом, выделяется четко обозначенный во времени и пространстве первый этап финикийской колонизации в Центральном и Западном Средиземноморье. Промежуток приблизительно в два века отделяет этот этап от следующего.
Глава II. Тартесс
Тартессийская держава
В предыдущей главе говорилось о начале финикийской колонизации и о сложении тартессийского этноса. Во взаимодействии этих элементов родилась Тартессийская держава. Однако произошло это не сразу. Контакты между туземцами и восточными колонистами были чрезвычайно ограничены. Это явно связано с огромным различием в уровне развития тех и других. Диодор (V, 35, 3—36, 1) описывает испанских контрагентов финикийских купцов как людей, которые еще не знали ценности серебра. В его рассказе, как и в рассказе Псевдо-Аристотеля (De mirab. ausc. 135), содержатся сказочные детали и несомненные преувеличения, но все же эти сообщения отражают определенную реальность. Относятся они к доколониальному периоду, ибо, по словам Диодора, много позже финикийцы основали Гадес, а сами испанцы лишь через много времени узнали ценность серебра. В это время тартессии были по-прежнему больше связаны с Северо-Западной Европой, чем с Востоком[143]. Характерен в этом отношении клад из Бодональ де ла Сьерра, датируемый около 1000 г. до н. э., в котором нет ни одной вещи, обнаруживающей финикийское влияние, но зато имеются золотые изделия, подобные британским[144]. В этих условиях финикийская торговля в Испании приобретала типично колониальный характер, подобный тому, какой позже был характерен для карфагенской торговли на западном берегу Африки, когда контрагенты практически не вступали в прямой контакт друг с другом. Такая торговля не ведет ни к каким взаимным влияниям.
Это обстоятельство не мешало финикийцам извлекать значительную прибыль из торговли с местным населением Испании. Тот же Диодор говорит о доходах, получаемых финикийцами от торговли испанским серебром с Грецией, Азией (автор римского времени, видимо, подразумевал провинцию Азию, т. е. западную часть Малой Азии) и другими странами. Главным продуктом Испании было именно серебро, к которым присоединялись и другие товары. Если «таршишский корабль» Соломона, который вместе с флотом тирского царя Хирама участвовал в далеких заморских экспедициях, приходил именно из Таршиша, т. е. Южной Испании, что вероятнее всего, то главными продуктами Испании оказывались серебро, золото, слоновая кость (вероятно, получаемая из Африки) и диковинные птицы (I Reg. X, 22). Таким образом, с Запада на Восток доставлялись не товары, необходимые для непосредственного производства, а предметы роскоши и увеселения восточных дворов и знати.
В начале I тыс. до н. э. на юге Пиренейского полуострова начинают происходить изменения. Именно в X—IX вв. до н. э. район Онобы (совр. Уэльвы) и нижнего Бетиса приобретает индивидуальность, выделяющую его из общей картины Пиренейского полуострова. Возникают поселения на высоких, до этого не населенных холмах, господствующих над окрестностями. Сами поселения были, видимо, еще скоплениями хижин, а их жители занимались преимущественно земледелием и скотоводством[145]. Однако уже тогда выделяется знать, свидетельством чему является уже упомянутый клад из Бодональ де ла Сьерра.
Определенным ферментом, ускорившим социальное и политическое развитие тартессиев, стали, вероятно, северные пришельцы, о которых говорилось в предыдущей главе. Над могилами выдающихся людей они ставили каменные стелы с изображением преимущественно оружия, что свидетельствует о существовании военной аристократии[146], которая как бы наложилась на ранее существовавшие тартессийские общины. Ее появление ускорило ход социального развития Южной Испании. Исследователи выделяют два основных ядра этого развития: одно расположено в районе эстуария современных рек Риотинто и Одиель, а другое на Бетисе вокруг будущего Гиспалиса (совр. Севилья)[147], который в то время был гораздо ближе к морю, чем сейчас, ибо конфигурация побережья была иной и место нынешней долины вокруг нижнего течения Гвадалквивира занимал морской залив, выше которого находилось обширное озеро[148]. Именно вокруг этого озера и несколько выше по течению Бетиса и расположился важный очаг тартессийской цивилизации. Он сохранял некоторые консервативные черты, и его экономической основой было сельское хозяйство. Западный очаг был больше связан с морем[149]. Находка клада бронзовых изделий указывает на роль этого района в торговле металлом[150]. Вероятно, в IX в. до н. э. здесь начинают разрабатываться серебряные рудники[151], сыгравшие затем большую роль в экономической и политической жизни Южной Испании. Вероятно, именно как порт торговли металлом, в том числе и, может быть, особенно серебром, возник город Оноба (совр. Уэльва)[152].
136
Ср. Blazquez J. М., Alvar J., Wagner С. С. Fenicios у cartagineses en el Mediterraneo. Madrid, 1999. P. 340-342.
137
Bu
138
Krahmalkov Ch. Phoenician-Punic Dictionary. P. 137.
139
Финикийская мифология. СПб., 1999. С. 112.
140
Циркин Ю. Б. От Ханаана... С. 17-23.
141
История Древнего Востока. С. 110.
142
Stern Е. New Evidence from Dor for the First Appearance of the Phoenicians Along the Northern Coast of Israrel // BASOR. 1990. № 279. P. 30-32.
143
Blazquez J. М. Tartessos у losorigines... 1975. Р. 253-254.
144
Almagro Gorbea М. The Bodonal de la Sierra Gold Fund // Journal of the Royal Society of Antiquaries. 1989. Vol. 104. P. 44-51.
145
Aubet М. Е. Horizonte cultural... P. 50-60; Martin Ruiz J. A. Los fenicios en Andalucia. Cadiz, 1995. P. 210-215; Moreno Arrastro F. J. Tartessos... P. 157-162; Gonzdlez de Canales Cerisola F., Serrano Pichardo L., Llompart Gomez J. El emporio fenicio precolonial de Huclva. Madrid, 2004. P. 18.
146
Galon Domingo E. Estelas, paisaje у territorio en el bronce final del Suroeste de la Peninsula Iberica. Madrid, 1993. Passim; Rodriguez Neila J. F. Historiade Cordoba. Cordoba, 1988. Т. I. P. 112—114. Прибытие индоевропейцев (кельтов) X. M. Бласкес относит к протоориентализирующему периоду: Blаzquez J. М. Tartessos// НЕ. Т. 1. Р. 36.
147
Aubet M. Е. Horizonte cultural... P. 60-61.
148
Fierro Cubiella J. A. Gadir. La historia de un mito. Cadiz, 1995. P. 88-109; Aneaga O.. Roos A. M. Geoarchaologische Forschungen im Umkreisder Marismas am Rio Guadalquivir (Niederandalisien) // MM. 1995. Bd. 36. S. 211-214.
149
Aubet M. E. Horizonte cultural... P. 60
150
Bosch Gimpera P. Huelva // Reallexikon der Vorgeschichle. 1927. Bd. X. S. 395-396; Fernandez-Miranda M. Huelva, ciudad de los tartessios// Los fenicios en la Peninsula Iberica. Barcelona, 1986. Т. II. P. 223.
151
Aubet M. E. Horizonte cultural... P. 60-62; Blazquez J. M. Panorama general del dcsarrollo historico de la cultura tartesica // RSF. 1991. Vol. 19, I. P. 47.
152
Belen M., Del Amo M., Fernandez-Miranda M. Secuencia cultural del poblamiento en la actual ciudad de Huelva durante los siglos IX-VI a. C. // Huelva arqueologica. 1982. Vol. VI. P. 22—24; Fernandez-Miranda M. Huelva. P. 233—237; Rufete Tomico P.. Garcia Sanz C. Huelva en la epoca tartesica. Huelva, 1995. P. 11—13; Gonzalez de Canales Cerisola F, Serrano Pichardo L., Llompart Gomez J. El emporio... P. 208—210.