Небо внизу

— Вот! Вот именно! Такие детали всегда изобличают преступников. Но Бонито снова не захотел решить проблему. Он сказал, что жандармы провели обыск в хибарах, но не обнаружили улик… Естественно, не обнаружили! Бандиты сразу же выбросили кошелек!

— А сережки? — внезапно вмешался в разговор Том.

— Что — сережки? — растерялась Эвери.

— Сережки бандиты тоже выбросили? — наивно моргнул светлыми ресницами Том.

— Сережки?! Нет, конечно. Какие глупости ты говоришь. Ну кто станет выбрасывать золото?

— Вот и я думаю, что никто, — покладисто согласился Том. — Но раз не выбросили — значит, продали? Можно было бы опросить скупщиков краденого, получить описание внешности преступников…

— Да откуда тебе знать! — вспыхнула Эвери. — Можно подумать, ты хотя бы день в жандармерии работал. Может, Бонито не захотел расследовать это дело! А может, бандиты серьги не продавали… Захотел главарь — и подарил своей женщине. Такое ведь тоже может быть!

— Но вы же говорили, что в поселении эмигрантов проводили обыск, — взгляд у Тома был простодушным на грани имбецильности.

— Проводили! Но если преступники захотят скрыть улики, они их обязательно скроют!

— Вы совершенно правы, госпожа Эвери, — примерившись, Тео быстрым движением тыкнула Тома локтем под ребра. — Преступники очень хитроумны, а ошибки в расследовании возможны. Но я не совсем понимаю, как эта история связана с проклятием.

— Да самым прямым образом! Наш чудесный, мирный Кенси превращался в трущобы. Все ответственные граждане понимали, что с этим нужно бороться, вот только наш начальник жандармерии — бесхребетный червяк! Мы постоянно, постоянно просили Бонито принять меры. И что же вы думаете? Этот никчемный человек заявил: пусть лучше эмигранты в порту работают, чем бродяжничают. Вы представляете?! Прямо так и сказал! Но пречистый огонь не позволил свершиться беззаконию. Кто-то из черных голодранцев случайно поджег свою хибару — наверное, по пьяни. Полыхнуло сразу, огонь перекинулся на соседние дома…

— И пожарные приехали слишком поздно, — понимающе улыбнулась Тео.

— Не совсем. Джонатан был глубоко порядочным человеком, он никогда не опустился бы до такой подлости. Пожарные прибыли сразу же и вывели из поселка всех, кто там был. Но… они не стали тушить лачуги. Поселок выгорел дотла. И после этого… может, дня через два… к нам пришла женщина с ребенком. Сначала я испугалась: у этих чернокожих такие ужасные, такие грубые лица. Но женщина казалась истощенной, да и ребенок у нее все время плакал. Я пустила их в холл, отдала старую одежду Реми, мешочек пшеничной крупы и две медяшки. Вы думаете, что эта черная поблагодарила меня за доброту? Нет! Взяла все, что я ей дала, а потом взглянула жутко так, исподлобья — и говорит: я в доме не живу — и вы не будете. Беда, говорит, как ветер — на всех дует, — Эвери помолчала, бессмысленно сжимая и разжимая ладони. — Но это ведь не было ссорой, правда? Эти женщина… она была подавленной, но совершенно спокойной. И сказала всего пару фраз. Ни заклинаний, ни пентаграмм, ничего такого… Я даже внимания не обратила. Подумала, что это обычная бродяжка… А потом Джонатан умер, Реми начал болеть, и я совершенно забыла об этом визите — а сейчас вот вспомнила. Может, это она прокляла дом? Может, нужно было сразу же позвать мага — и Джонатан был бы жив?

Бледные пухлые пальцы сжимались и разжимались, словно больное, судорожно пульсирующее сердце.

— Ну что вы, — спокойно соврала Тео. — Конечно, это была не она.

— Вы уверены?

— Абсолютно.

Том вытерпел минут пять, не больше, и набросился на Теодору, как только они отошли от дома.

— Ты правда думаешь, что эта женщина ни при чем?!

— С ума сошел? Ставлю золотой против медяшки, что это именно она.

— Тогда почему не сказала?

— А зачем? Проклятие мы сняли, эмигранты из Кенси ушли, проблема исчерпана.

— По-моему, Эвери имеет право знать.

— Имеет право или должна?

— Хороший вопрос, — Том поддел ногой камешек и погнал его перед собой, легко подбрасывая носком ботинка. — Неужели ты пожалела Эвери?

— Счастливые клиенты больше платят, — поймав Тома за рукав, Тео притянула его к себе и взяла под руку. — Может, зайдем к Лусии?

— У нее же есть нечего.

— Ничего. Для тебя что-нибудь найдется.

— Мне совестно объедать несчастную женщину.

— Глупости. Лусия обожает кормить скрипачей.

— Но я не скрипач!

— Это тебе так кажется. Пошли, не упирайся! — дернув Тома за руку, Тео заставила его повернуть направо. Брусчатая дорога убегала под уклон, и красное вечернее солнце висело над ней, как спелое осеннее яблоко. Медные флюгеры в закатном свете пылали огнем. Интересно, как выглядит Кенси в октябре? А в декабре? В марте? Какие праздники есть в этом мире, какие традиции? Обматывают ли тут мишурой елку, запекают ли индейку?

Новая жизнь лежала перед Теодорой, волшебная и непредсказуемая. В этой жизни была магия, был Том и был старый дом, полный шорохов, вздохов и скрипа проседающих балок. В этом мире были тайны и возможности, поезда и корабли, а где-то там, далеко, за горизонтом, неведомые страны, в которых мужественные герои в пробковых шлемах сражались с оранжевыми тиграми.

Взяв Тома за руку, Тео накрепко сцепила ладони в замок.

— Послезавтра я встречаюсь с Жоаном. Оформим патент патента на отключаемые терморегулирующие печати и закроем твой чертов контракт.

— А если не закроем?

— Закроем. Как только у меня на руках окажется патент, я выжму рынок бойлеров досуха. Даже не сомневайся.

— Ладно, не буду. Как прикажет моя госпожа, — качнул ее руку Том. — И что мы будем делать потом? После закрытия контракта?

— Мы? Все, что угодно.

КОНЕЦ