Страница 26 из 49
Зажав через плащ ладонями бока, я смог временно закупорить раны, но, когда после минутного ожидания опустил руки, почувствовал, что скопившаяся в ранах кровь тут же выплеснулась обратно наружу. Бесконечно стоять руки-в-боки я не мог, необходимо было отыскать иной, более эффективный способ заживления дырок в боку. Целебная слюна пита была как раз такой панацеей, но отрубившийся Зараза намертво стиснул мощные челюсти, надежно похоронив за которыми валик своего слюнявого языка.
Руками раздвинуть челюсти питомца мне не хватило сил. Топор же, опасаясь еще больше навредить бедняге Заразе, использовать для этого дела не решился. Потому как, даже применив системный предмет в качества рычага, не было уверенности, что смогу разжать тиски челюстей грома-быка стадии король, зато я ничуть не сомневался, что знатно покрошу при этом эксперименте питомцу зубы.
Предположив, что пит очухается после извлечения из его тела оружия погонщика, я попытался вырвать из бока пита бревно-копье. Но чудовищная деревяшка будто приросла к телу грома-быка, и мои скользкие от крови и дождя ладони лишь бестолково соскальзывали с неухватистого, непривычно широкого и идеально гладкого древка. Отчаявшись добиться желаемого грубой силой, подключил голову, и сообразил, как можно легко избавиться от копья погонщика с помощью имеющейся в загашнике техники.
Бревно-копье само обязано было выскочить из живого камня, в статуэтку из которого обратится слоноподобная туша Заразы после скастывания мною четвертой стойки одноименной техники. Однако, попытавшись воплотить задумку в жизнь, я столкнулся вдруг с очередной непредвиденной проблемой.
Резерв маны отчего-то оказался заполненным лишь наполовину. И я понятия не имел: в чем причина такого казуса? — ведь после выхода из хранилища (а это было еще в селе) я не использовал ни одной манозатратной техники. Возможно, просад Резерва случился из-за чересчур кровопролитного ранения? Ведь глубокие порезы от когтей орка до сих пор продолжали кровоточить под плащом. И я чувствовал, как следом за сорочкой расширяющееся вниз кровавое пятно начинало постепенно насквозь пропитывать и невидимые под плащом штаны.
Вместе с вытекающей кровью я терял силы, с каждой минутой становясь слабее — вот, кстати, еще одна причина, почему не смог выдернуть из бока Заразы копье. И в голове от слабости тоже начинали уже путаться мысли — это просто какой-то замкнутый круг, из которого нет выхода…
— Гребаный ублюдок! — я зло пнул вытянутую в направлении копья когтистую лапу орка.
Но то ли от слабости, то ли, наоборот, от излишнего рвения поскользнулся на ровном месте, и чтоб не грохнутся в раскисшую траву-грязь под ногами, инстинктивно ухватился обеими руками за торчащее из бока пита бревно.
Произведенный мною невольно рывок еще глубже погрузил оружие в тело питомца, вызвав у несчастного Заразы болезненный хрип, с судорожным выстрелом языка к источнику боли. Кончик длинного языка пита намертво приклеился к месту ранения на боку и торчащему из него концу бревна, дабы исключить в будущем повторное шевеление копья в ране.
Я же, разумеется, поспешил воспользоваться неожиданным подарком судьбы и, скоренько заголив окровавленный живот, стал обеими руками соскребать слюнявые потеки с языка пита и тут же наносить их на свои раны.
Целительная слюна пита не подвела — залитые ей раны затягивались прямо на глазах, и всего через пару минут от недавних дырок в боках остались лишь розовые блямбы свежих шрамов.
Дабы по новой наполнить просевший уже на две трети Резерв, я скастовал четвертую стойку Крыла бабочки. А, пока ускоренная техникой жива оперативно трансформировалась в ману, восполняя потери, решил снова попытать судьбу в касте неприступной пока пятой стойки той же техники, благо неудачные попытки каста практически не расходовали маны и замечательно коротали время в ожидании наполнения Резерва.
Походу у меня началась белая полоса. А как иначе объяснить тот факт, что больше месяца ни в какую не поддававшаяся мне пятая стойка Крыла бабочки вдруг скастовалась уже то ли с седьмой, то ли с восьмой попытки. После чего подстегнутая в очередной раз трансформация живы в ману ускорилась настолько, что Резерв маны стал заполняться буквально на глазах. И по мере наполнения маной Резерва я чувствовал, как исцеленное тело, распрощавшись с болезненной слабостью, начинало по новой наполняться внутренней силой…
Всего три с половиной минуты ожидания (вместо примерно десяти минут на предыдущей четвертой стойке Крыла бабочки), и полный Резерв готов к активации манозатратной техники Живого камня.
Как и задумывал, кастую наконец четвертую стойку техники Живого камня. Исполнение техники тут же отзывается болезненной вспышкой в груди из-за мгновенного опустошения до самого дна Резерва маны, но активная пятая стойка Крыла бабочки, предотвращая выгорание, тут же начинает качать пустой Резерв новой маной… А огромная, как асфальтовый каток, туша моего Заразы, мгновенно ужалась в слякотной траве до полуметровой пузатой фигурки.
Бревно-копье, как я и рассчитывал, оставшись в прежних габаритах, выпало из испарившейся махины пита и смачно плюхнулась в грязь где-то рядом с моими сапогами. Но я это эпическое падение наблюдал уже лишь мельком — краем глаза, потому как, подхватив тридцатикилограммовую статуэтку, тут же развернулся на сто восемьдесят и, как мог быстро, заковылял в сторону невидимого за холмом села…
Всего за четыре секунды действия стойки, да еще с нехилой такой обузой, далеко отбежать я, конечно, не успел. Но даже эти первые примерно двадцать метров уже подарили вполне конкретную надежду на выход из безнадеги, в которой мы с питом, волею злодейки фортуны, пребывали последние четверть часа под мерзким, колючим осенним дождем.
Глава 20
Глава 20
Пока Резерв по новой наполнялся, я решил вернуться к оставшемуся на месте нашей схватки телу орка-погонщика. И, призвав из пространственного кармана контейнер, попытался собрать с мертвого врага законную добычу — орочий мутаген. Благо, обмененный в хранилище контейнер был еще действенно пуст, и такой редкий экземпляр мутагена стопудово стал бы отличным заделом к новой партии ценнейшего ресурса. Заодно, кстати, и узнал бы: с цветом какой стадии твари изнанки окажется схож мутаген орка-погонщика восьмого уровня развития.
Однако, меня ожидал жестокий облом. Серый «кисель» тонким слоем раскатившись по телу погонщика, вопреки моим хотелкам, не изменив цвета, в том же неизменном первозданном мышином цвете собрался в слизистый сгусток и втянулся обратно в контейнер. Эксперимент оглушительно провалился, ни грамма мутагена из свежего трупа орка вытянуть мне, увы, не удалось.
Вспомнив, как смертельно раненый враг из последних сил отчаянно тянулся к торчащему из бока пита копью, я решил, чисто по приколу, проверить на наличие мутагена и валяющееся рядом в грязной траве орочье оружие. И каково же было мое изумление, когда серый «кисель» на отполированной древесине бревна-копья мгновенно окрасился в самый редкий и доселе ни разу мною не виденный (при сборе мутагена, разумеется) фиолетовый цвет — соответствующий, зверю изнанки стадии легенда!
И даже более того, на светло-фиолетовом общем фоне «киселя» на пару секунд отчетливо проступил какой-то замысловатый узор из темно-фиолетовых штрихов и линий. Дальше, когда впитавший мутаген «кисель» собрался в фиолетовый сгусток и втянулся обратно в контейнер, я ощутил, как емкость в моих руках сделалась разом тяжелее на добрых полкило (двухнедельная непрерывная практика в сборе мутагена позволяла мне достаточно четко фиксировать подобные изменения). Выходило, что из копья погонщика мне удалось вытянуть разом полкилограмма мутагена — да ни абы какого, а самого дорогостоящего из всех существующих его вариантов.
— Определенно, такой жирный куш стоил схватки с погонщиком, — фыркнул я в свинцовую хмарь затянутого тучами неба и, сбросив с головы капюшон, с наслаждением подставил лицо под ледяные струи осеннего ливня.