Серебряная Игла

— Йоэль! - Тэона хватается в перила и мольба в ее голосе все-таки ненадолго меня стреноживает. - Я… очень сильно люблю тебя, сестренка.

Проклятье! Да чтоб его! Только вот этого сентиментального комка в горле мне и не хватало!

Я не сестра ей. Никогда ею не была. Ломала ее игрушки, портила платья, прятала записки, которые присылали ее ухажеры. Я нарочно подкидывала матери ее письма своим поклонникам, а потом наслаждалась тем, как матушка от души отчитывает ее за легкомыслие. Я столько раз подставляла ее, что и не сосчитать. В общем, худшей сестры и пожелать нельзя, даже если частенько она сама на все это напрашивалась.

И все же, в этот, возможно, последний момент, мы больше сестры, чем те, которые девять месяцев держались за руки в материнском чреве, а потом вместе появились на свет. Я правда жалею, что не смогу стать нянькам ее спиногрызам, потому что Тэона, будем честны, вряд ли станет образцовой матерью.

— И я люблю тебя, поганка, - осклабиваюсь в ответ. - Хоть ты самое ужасное, что было в моей жизни.

Мы тянемся друг другу, и чтобы сделать это, ей приходиться встать на цыпочки, а мне - свеситься с перил. Но даже так хватает лишь на смазанное касание пальцами, но я знаю, что там, наверху и дальше, и чтобы не случилось - ее тепло придаст мне сил.

Глава двадцать девятая

Глава двадцать девятая

Давно я так быстро не «летала» на своих двух!

Даже в те благословенные дни, когда с моих ног сняли каменные сапоги и я чувствовала себя оперившимся птенцом, я и в половину не двигалась так быстро. Но сейчас у меня под пятками словно целый ураган, и он толкает меня дальше и выше, лестницу за лестницей, хоть чем ближе цель - тем чаще в лестничных пролетах появляются «проплешины». Последние этажи приходится преодолевать иногда просто карабкаясь по перилам, которые, невзирая на царящую вокруг разруху, остались целыми. Раньше я бы назвала подобные кульбиты больной акробатикой, но сейчас даже хочется похвалить себя на прыть и сноровку. И дурацкий тесный корсет на удивление очень кстати! Ну хоть что-то на моей стороне в этой несправедливой войне добра и зла - адская конструкция из китового уса и двух метров атласа!

На пороге той самой чердачной комнаты все-таки останавливаюсь, но не потому что путаюсь в воспоминаниях. В последние дни я только то и делала, что перебирала их, отыскивая подсказки и намеки, на которые было сложно не обратить внимание. Просто сейчас двери на петлях нет, да и самих петель нет.

И стен, в общем, тоже.

Просто одна маленькая площадка, залитая кровавым светом сразу всех восьми лун Шида, в центре которой, устало опираясь на меч и придерживая бок второй рукой, стоит мой любимый Ашес.

А перед ним, вздыбившись, словно самое проклятие, нависает черный рой.

Он в десятки раз больше того, который у меня на глазах перемолол двух его рыцарей. И чернее. И еще внутри него что-то противно потрескивает, как будто жернова его внутренностей перемалывают то, что успело засосать внутрь. Возможно, тех самых несчастных Черных рыцарей.

И я вдруг вспоминаю, что все это - комната, рой, Ашес и даже моя собственная тень - мне до боли знакомо. Как будто дежавю.

Все это я уже видела бесчисленное количество раз, в каждую из ночей, которую провела здесь, свернувшись калачиком на ледяном полу, сохраняя остатки тепла, которое не давало окоченеть до смерти. Один и тот же сон, каждую ночь, которую я торчала в этих четырех стенах - забытая всеми, часто голодная и абсолютно беспомощная.

— Ашес, - скорее вздох, чем произнесенное целиком слово.

Он едва заметно поворачивает голову на звук, но этого достаточно, чтобы нависающий рой спикировал на потерявшего бдительность противника. Ашес разрубает его пустотную тушу одним отточенным ударом своего обсидианового клинка. И хоть это не убивает тварь, все-таки она издает разъяренное от боли визжание и ненадолго отступает.

Я подбегаю к Ашесу, прижимаюсь к нему всем телом и крепко обнимаю.

Совсем как в ту ночь, когда он признался мне в любви.

Я думала, что после того мне захочется еще многого, но сейчас знаю, что эта минута - она слаще и желаннее всего на свете. Потому что я могу слышать, как размерено, без тени страха, бьется его сердце. Потому что мы рядом. Потому что я чувствую счастливую улыбку на его губах, и победоносный оскал крепких, самых лучших во всем Шиде клыков.

— Если бы я знал, что ты появишься в самый неудачный момент, то позаботился бы о том, чтобы по меньшей мере в одном моем кармане лежал гранат.

В ответ меня хватает лишь еще крепче прижаться к нему. Так сильно, что навершие сунутого за его пояс кинжала неприятно впивается мне в живот.

Почему нельзя просто раствориться в любимом человеке, отдать ему всю себя и каждую каплю силы, чтобы он мог противостоять любому ужасу и спас свою Империю?

Я уже говорила, что этот мир чертовски несправедлив к тем, кто и так всю жизнь околачивался у него на обочине?

— Ашес, слушай… Оно пришло за мной, - бормочу сквозь непрошеные слезы.

— Ты слишком грандиозного о себе мнения, эрд’Кемарри, - насмехается он.

Впервые в жизни совсем не хочется пикироваться словами, потому что грозная туча уже заметила мое присутствие и странно выгнулась вверх, образуя что-то вроде длиннющей шеи ископаемого дракона.

— Ашес, ты должен уйти. Прошу тебя. - Беспомощно царапаю пальцами его рубашку.

Он кажется таким хрупким без доспехов, одетый почти так же, как любил одеваться «библиотекарь».

— Йоэль, я и с места не сдвинусь. Хочешь от меня избавиться - придется, пройти через это вместе. И как там в тех кабацких песнях? Пока смерть не разомкнет наши руки?

Мою попытку говорить пресекает парочка ленивых хлопков в ладоши, и я уже знаю, что идущая по моему следу тень снова меня настигла. Но на этот раз я готова дать по зубам.

Я разворачиваюсь лицом к Арту, и мысленно радуюсь, что по крайней мере спина Ашеса прикрыта мной. Сзади, пока я жива и дышу, к нему даже сам дьявол не подберется!

Но Арт, представляющий собой поистине жуткое зрелище, заставляет меня поежиться.

Он теперь покрыт трещинами абсолютно весь. Они стали толще, чернее, и кое-где прожгли кожу и провалились в плоть. Он как будто начал гнить заживо, но только так, как гниет камень, если бы в природе такое было возможно. Хотя, кто его знает, во что нас превратила «начинка»?

— Ты сама пришла в нужное место, - ухмыляется Арт, и можно лишь порадоваться, что трещина поперек горла явно мешает ему говорить и каждое слово причиняет невыносимую боль. - Не могу сказать, что так и задумывал, но в целом, это все равно ничего не меняет.

— Задумывалось, что ты не будешь портить мне свидание, - зловеще улыбаюсь я.

Было бы идеально, если бы его вообще тут не было, но правда такова, что все мы оказались здесь не случайно. Все, что походило на череду совпадений, принятых и не принятых вовремя решений, было просто хорошо проторенной дорожкой судьбы, которая свела наши перекрестки в одну точку.

Мы с Артом здесь, чтобы побороться за вторую половину силы.

И тому, кто выживает, придется принимать решение о судьбе всего мира. Что выберет он, я уже знаю. Что выбрала бы я сама, случись победа за мной, тоже вполне предсказуемо - в этом мире, где я до последнего чувствовала себя изгоем, слишком много всего хорошо.

Внезапно открывшая себя в медицине Рора.

Вдруг ставший ответственным Рэн.

Поганей Кай.

Его слишком красивая для смерти но все же весьма мерзкая сестричка.

Моя любимая сестренка Тэона, с ее дурацкими цветочками на глупых скатертях.

И мой любимый Ашес.

Да да, рассуждая о судьбе мира, для меня имеют значение лишь несколько жизней.

Ну а чего еще вы ждали от нашпигованной непонятно чем марионетки богов?

— Брось, ты слишком слаба для того, чтобы даже пытаться, - насмехается Арт, снова как будто шастая по дорожкам моих мыслей.

— Я слишком хороша, чтобы не сопротивляться, - огрызаюсь я. Вряд ли его снова получится заболтать до нужной кондиции, но почему бы не попытаться?