Страница 79 из 92
Таким образом, не избегая еврейских тем и героев, ленинградские писатели почти не создали произведений русско-еврейской литературы. Написанное ими по своему масштабу не приблизилось к уровню лучших советских произведений этой литературы, например, к рассказам И.Бабеля.
При этом спрос на русско-еврейскую литературу, даже советского содержания, в городе имелся. Так, ленинградский читатель Трибуны просил журнал печатать побольше рассказов, повестей и стихов из еврейской жизни.
Стоит отметить, что писавшие на еврейские темы разделялись на две четкие группы. «Серапионовы братья» представляли петербургскую аккультурированную интеллигенцию, в то время как более советизированные авторы были выходцами из провинции — ДЛевин из Лад, М.Козаков из Полтавской губернии, Ю.Либединский с Урала. Никто из обеих этих групп не участвовал в прошлом в работе еврейских литературных обществ Петербурга и не был активен в жизни городской общины.
После того как в 1921 г. большинство писателей-ветеранов во главе с Бяликом покинуло Советскую Россию, литературная жизнь на иврите пришла в упадок. Образовавшийся вакуум частично заполнила группа молодых литераторов, в основном поэтов, выходцев с Украины и Белоруссии, большая часть которых в 1924 — 1925 гг. сконцентрировалась в Ленинграде и Москве. До 1927 г. им удалось выпустить четыре литературных сборника, отпечатанных крошечными тиражами. Большинство этих литераторов по своим художественным вкусам были авангардистами и придерживались крайне левых взглядов. Они считали себя «воспитанниками Октябрьской революции» и заявляли о своей решимости развивать культуру на иврите в СССР, вместо того чтобы уезжать в Палестину. В то же время, несмотря на авангардизм и левизну, из-за самого своего языка поэзия молодых ассоциативно уходила корнями в библейскую поэтическую традицию, использовала лексику Танаха для обозначения новых понятий. Один из их сборников назывался Берешит («в начале»). Повествованию Танаха о сотворении мира молодые поэты противопоставили альтернативный образ строительства нового общества. Названия двух других поэтических сборников Цилцелей шама и Алей асор (звенящие цимбалы и десятиструнная лира) означали старинные музыкальные инструменты и были заимствованы из псалмов. Причем название второго инструмента должно было ассоциироваться с десятилетним юбилеем революции.
Организационным лидером ленинградской группы был Иосиф Матов (литературные псевдонимы — Иосепон и И.Саарони), приехавший из Харькова, где он редактировал сборник Цилцелей шама. В группу также входил харьковчанин Гершон Фрид (псевдоним Г.Шалом), выходец из украинского городка Семен Требуков (псевдоним Шимон Ха-Боне), минчанин Шломо Сосенский (1903-1957, секретарь группы, псевдоним — Шломо Руси) и перебежчик из Польши Хаим Ленский (Штейнсон, 1906-1943), считающийся наиболее талантливым ивритским поэтом советской России. Ленский был душой «ленинградской компании». В 1924 г. в Ленинграде недолго проживала и поэтесса Иохевед Бат Мирьям (Железняк, 1901—1980), бывшая в тот период замужем за Требуковым. Несколько особняком держался поэт и врач Нахум Шварц (1888 — после 1938), который был гораздо старше остальных и, хотя тоже происходил из «черты оседлости», но проживал в Ленинграде уже более десяти лет, заведовал отделением крупной больницы и имел прочные связи с петербургской еврейской общественностью, с ОЗЕ и ЕИЭО. Положение остальных литераторов было очень шатким. У них не имелось ни приемлемого жилья, ни элементарного имущества, ни постоянного заработка. Ленский занимался тяжелым физическим трудом. Кроме самих писателей собрания кружка посещали несколько любителей иврита и ивритской литературы, причем кое-кто из них, видимо, и сам пробовал писать. Это инженер-химик Александр Зархин (1897—1988), студент-экономист Хаим (Ефим) Райзе (1904—1970), студент-семитолог Роберт Левин, гебраист Андрей Борисов (лит. псевдоним АБИБ — Андрей бен-Яаков Борисов), грузинский еврей Альберт из Тифлиса (фамилия неизвестна), а также Лазарь Бобровский и Соломон Зарин.
Будучи в Ленинграде приезжими, молодые писатели чувствовали себя там чужими. Полуукраинец Требуков скучал по Украине. Ленский тогда считал своей родиной Литву. В стихотворении из цикла «Петрополис» он сравнивал свое пребывание в Ленинграде с египетским пленением, ностальгически восклицая: «Ну что мне делать здесь, на берегах Невы, (чужой как) Нил?» Старая петербургская общественность не спешила устанавливать тесные контакты с Ленским и его товарищами из-за их молодости и экстремизма. Почти единственным связующим звеном между ними и старожилами был Шварц.
Зыбкость своих позиций в Ленинграде группа компенсировала контактами с единомышленниками в других городах СССР. Ха-Боне принял участие в литературном сборнике Берешит, подготовленном к изданию в Москве и Ленинграде, но отпечатанном в Берлине в 1926 г. Ленский переписывался с московским писателем Аврахамом Криворучко (Карив, 1900—1976). Начинающие поэты из провинции, случалось, обращались к ним за советом. До 1934 г. литераторы посылали свои произведения в Эрец-Исраэль, где их публиковали журналы Ктувим и Гильонот. Группа не была однородна ни по своим политическим взглядам, ни по литературным вкусам. Ленский обожал Пушкина и почитал Бялика, однажды похвалившего его поэзию. Ха-Боне являлся ярым противником Бялика, сторонником мировой революции и поклонником Симона Петлюры. Зархин был религиозным сионистом. Альберт (грузин) интересовался индийской философией. Ленский считал себя анархистом. Он также увлекался восточными культурами, зороастризмом, изучал язык пушту. Шломо Руси был «сталинистом» и не терпел «полного уклонов» Ха-Боне. Шварца раздражали романтизация революции, которой увлекались молодые «левые», и их демонстративный отказ от еврейского культурного наследия. Сам Шварц оплакивал судьбу евреев в годы гражданской войны в поэме «Голос крови братьев взывает ко мне с земли Украины».
Несмотря на разногласия, группу сплачивала готовность бороться за права иврита в СССР. Хотя Ленский пессимистично оценивал шансы победить в этой борьбе, группа стремилась к легализации своей деятельности. Она попробовала получить разрешение на издание собственного «ленинградского» поэтического сборника Ткуфатену (Наша эпоха), но цензура (Гублит) ответила отказом. Отказ получил и Н.Шварц в ответ на просьбу о публикации своей поэмы «Питериада». Ленинградский Союз писателей не согласился принять ивритских литераторов в свои ряды. На обращение И.Матова в начале 1927 г. к Калинину с просьбой либо принять закон, запрещающий иврит, либо прекратить его преследование, заместитель председателя ВЦИК Петр Смидович ответил, что иврит — мертвый язык, а у мертвого нет прав. Такой же ответ они получили в Смольном. Поговорить с Крупской по вопросу преследовавания иврита Ленскому не дали.
10 апреля, еще до получения ответа из ВЦИКа, группа попыталась провести вечер «гебрайских» писателей. На вечере Шломо Руси собирался прочесть лекцию «О состоянии литературы на иврите в СССР и за рубежом». И.Матов ухитрился получить разрешение Гублита на проведение вечера. Однако в назначенный день милиция, по указанию Губкома, заперла двери и не пустила в зал публику, очевидно, мало знакомую с творчеством литераторов, но истосковавшуюся по языку иврит. Новая попытка провести 22 апреля в Доме печати аналогичный вечер (объявление о нем удалось поместить в Ленинградской правде), также закончилась ничем. Жалобы писателей в прокуратуру, в Президиум ВЦИК и председателю Центральной Ревизионной комиссии ВКП(б) Е.Ярославскому не помогли. Наоборот, они стали поводом для расправы с жалобщиками. Сначала был арестован Требуков (Ха-Боне) и сослан на Соловки, якобы за организацию «новой ленинской смены» из комсомольцев и интеллигенции. За квартирой Матова и Ленского была установлена слежка. 1 ноября 1927 г. Матов, Сосенский, Фрид и Шварц были арестованы. Матов и Сосенский были осуждены на три года ссылки в Сибирь, замененной в 1928 г. на высылку в Палестину. Шварца и Фрида, очевидно, быстро освободили. Требуков вышел из заключения в 1933 г.