Страница 69 из 92
Доклад комиссии охватил 3 начальные школы, 2 (мужское и женское) высших начальных училища, 2 гимназии, сиротский дом, 2 очага (детских сада) и 6 хедеров, причем список хедеров, по признанию комиссии, был неполным. Еврейским школьным образованием, таким образом, к началу 1918 г. было охвачено около 1400 учащихся, или не более 25% школьников-евреев города.
Национализация банков и валютный кризис лишил еврейские учебные заведения даже тех скромных средств, которые у них были. Одновременно было подорвано благосостояние поддерживавших школу организаций и частных лиц. Несмотря на кризис, петроградская общественность не сдавалась и искала пути проведения независимой школьной политики. С этой целью в апреле 1918 г. общинная Культурно-просветительная комиссия анкетировала школьников и их родителей. Тогда же в городе открылась дешевая столовая для студентов-евреев. Летом 1918 г. Комитет ОПЕ сумел выделить средства на летний отдых воспитанников своих училищ.
В конце лета 1918 г. Петроградский Евком и Наркомпрос приступили к реорганизации и национализации еврейских учебных заведений. Все виды существовавших школ были заменены «единой трудовой школой», предназначенной стать базой для коммунистического воспитания молодежи. Декрет Наркомпроса от 21 октября 1918 г. о школах нацменьшинств распространял положение о единой трудовой школе и на национальные школы. На основании этого декрета в ноябре училища ОПЕ, а также начальные училища Песковского района и «Иврио» были переданы в ведение Еврейского подотдела Отдела национальных школ Петроградского компроса. Сиротский дом был преобразован в трудовую школу-интернат для еврейских детей. Национализация школ ускорила их реорганизацию по вкусу новой власти, что привело к увольнению части учителей, не смирившихся с новыми порядками, и усугубило тем самым острую нехватку преподавательских кадров. Даже лишившись своих школ, петроградская общественность не сразу капитулировала. В декабре 1918 г. Евком в очередной раз потребовал исключить религиозные предметы и иврит из школьных программ. В ответ на это Культурно-просветительная комиссия при Совете общины поручила Еврейскому учительскому союзу и представителям ОПЕ обратиться в Комиссариат просвещения в Москве с ходатайством о расширении преподавания еврейских предметов в уже национализированных школах. Последняя инициатива явно шла вразрез с государственной политикой. Под давлением евсекций летом 1919 г. Наркомпрос объявил иврит иностранным языком и запретил его преподавание в начальной школе, сохранив его временно только в старших классах.
Если еврейские школы подвергались коренной реконструкции, то хедеры вообще не признавались советской властью и подлежали тотальному искоренению как очаги суеверий и религиозного фанатизма. На 2-й Конференции евсекций в начале июня 1919 г. за основу политики в области культуры и просвещения был принят доклад заведующего еврейским подотделом Наркомпроса С.Томсинского, который в числе прочего сказал:
Мы предпочитали, чтобы еврейские дети лучше бегали по улице и кидали камнями в окна, нежели посещали эти гнойники духа — хедеры и старые школы.
Изданный 28 декабря 1920 г. циркуляр Евотдела Наркомпроса о ликвидации хедеров и иешив положил начало кампании судов над хедерами. Объявив хедеры вне закона и национализировав школы, власти не оставили еврейским детям (как и вообще всем детям России) возможности получить образование вне общегосударственной школьной сети.
Советская еврейская школа
В результате национализации все легальные еврейские учебные заведения Петрограда оказались в ведении Еврейского подотдела Отдела нацменьшинств Губкомпроса, а с 1920 г. они стали также контролироваться Евсекцией Петроградского губкома партии. В 1920-1921 гг. деятельность Евсекции сконцентрировалась в основном на устройстве и размещении около 300 еврейских сирот, прибывших из погромленных мест Украины. Вот как проходил этот переезд, судя по воспоминаниям, записанным десятилетие спустя в обработке советского журналиста:
Организовали специальный детский эшелон. Сначала — до Киева — из товарных вагонов, из теплушек, потом — из санитарных. Ехали не спеша, как вообще в те годы ездили. От Киева до Петрограда ехали не то два, не то три месяца. Мерзли по дороге.... Потом нам всем выдали новую американскую одежду. Мне дали бархатный пиджак, короткие 2 штаны и высокие сапоги на шнурках.
В операции по переселению детей, материально поддержанной Джойнтом, приняли участие Культур-Лига, ОЗЕ, ЕКОПО и, по-видимому, петроградские синагоги. Общественности разрешалось работать только под пристальным надзором Евсекции. После приезда сирот число детей в еврейских детских воспитательных и учебных заведениях к 1 ноября 1920 г. превысило тысячу. Более ста из них были дошкольниками, которые ходили в один из трех детских садов или жили в детском доме. Детей школьного возраста обслуживали три еврейские школы и три детских дома. К марту 1921 г. на Сергиевской улице открылась новая еврейская школа первой ступени. Учитывая резкое сокращение численности петроградского населения, можно сказать, что степень его охвата еврейскими школами даже выросла по сравнению с 1917 г. Однако состав учащихся стал иным. Школы все больше заполнялись приезжими сиротами, лишенными возможности выбора учебного заведения, в то время как старожилов советские национальные школы привлекали еще меньше, чем еврейское образование до революции. Общее количество школ в Петрограде (не только еврейских) упало в 2,5 раза уже к весне 1919 г., обгоняя скорость депопуляции города. Бюджетных ассигнований Исполкома было явно недостаточно для того, чтобы обеспечить провозглашенное большевиками всеобщее и бесплатное образование. Так, в Сиротском доме дети «ели мороженую шелуху, все мерзли, в классах замерзали чернила, на потолках в спальнях — снег». К 1922 г., несмотря на начало НЭПа, положение петроградских школ, по признанию самих же властей, оставалось катастрофическим. Только введение дифференцированной платы за обучение в 1922-1923 учебном году позволило резко увеличить бюджет народного образования и удвоить зарплаты учителям, после чего положение школ стало улучшаться.
К осени 1922 г. в Петрограде имелось три еврейские школы первой ступени с 430 учащимися, одна школа второй ступени с 200 учащимися и шесть детских домов на 500 детей (см. таблю 2.5). Положение еврейских детских учреждений Петрограда было лучшим, чем других, благодаря поддержке Джойнта, распределявшейся через Евобщестком. Преподаватели стали получать систематическую помощь деньгами и продуктами. Два детских сада субсидировались ЛЕКОПО.
Крупнейшей из еврейских школ была 5-я национальная 9-летняя школа двух ступеней, преобразованная из училищ ОПЕ. В начале 20-х ею продолжал заведовать М.Югенбург, а затем (с 1923 г.) — Т.Цейтлин, бывший директор гимназии Эйзенбета. В начале 1,921 г. в школе обучалось 260 детей, причем 45 из них — во второй ступени. Пятую часть учащихся составляли питомцы близлежащего детского дома. От старых времен в школе сохранились библиотека, швейная и переплетная мастерские.
В бывшем Сиротском доме располагались одновременно 93-й интернат (детдом для детей школьного возраста), 27-я школа первой ступени (в 1923 г. ей присвоили номер 14) и Дом ребенка. В школе имелась библиотека и мастерские: слесарно-кузнечная, столярная, сапожная и швейная. Благодаря своему директору, знатоку народной музыки Киссельгофу, школа выделялась профессиональным преподаванием различных музыкальных предметов — хорового пения, игры на рояле и музыкального слушания.
На Троицкой ул., в бывшем училище «Иврио» расположилась 1-я еврейская национальная школа, куда, по-видимому, ходили учиться дети из ближайшего детдома. В 52-й еврейской национальной школе на Сергиевской улице (с 1923 г. — школа №2) обучались воспитанники трех детских домов, два из которых (235-й и 17-й) размещались в одном доме со школой, а третий (48-й) — по соседству на улице Воинова. Детдомовцы зачастую не знали русского языка, поэтому обучение в школе велось на идише учителями, большинство которых, как и дети, приехали с Украины. Вначале школой заведовала Эсфирь Заславская, жена журналиста Д.Заславского, а затем (с 1924 г.) — Фаина Гольдгор. Пение и музыку преподавал Моисей Береговский (1892 —1961), ставший впоследствии собирателем еврейского музыкального фольклора.