Страница 48 из 92
ЛЕРО, обладавшая собственным уставом, управлявшая Хоральной синагогой, миквами и общегородским еврейским кладбищем, имела значительное влияние на верующих. Правление также сумело поставить под свой контроль большую часть резников и мясников, торговавших кошерным мясом. Все это должно было обеспечить ЛЕРО солидную финансовую основу, а все малые синагоги поставить в прямую или косвенную зависимость от главной общины.
Одной из первых акций ЛЕРО было обращение в Реввоенсовет Балтийского флота с ходатайством о предоставлении евреям – краснофлотцам отпуска на время Песаха с тем, чтобы дать им возможность исполнять религиозные обряды. Хотя ходатайство не имело шансов на успех, сам факт его подачи указывал на высокий уровень амбиций членов Правления. Командование флота не сочло возможным проигнорировать обращение ЛЕРО. Для его обсуждения собрали общее собрание евреев-краснофлотцев, на котором им пришлось коллективно отказаться от религии и религиозных праздников, а также просить Реввоенсовет передать общине, чтобы та «в следующий раз не затруднялась отрывать» их от повседневной воинской службы.
В отличие от Правления ЛЕРО раввин Каценеленбоген оценивал ситуацию менее оптимистично и не чувствовал уверенности даже в ближайшем будущем, о чем свидетельствует его частное письмо к сыну Элиаху, написанное в начале 1925 г. Как ни хотелось раввину увидеть сына, он отсоветовал тому приезжать на Песах из Германии:
В такие времена нельзя полагаться ни на какие обещания. Дело это очень ответственное. Разрешат ли тебе вернуться в Берлин? А если, не дай Бог, нет?... Поэтому мы пока что должны от этой идеи отказаться, и с Божьей помощью еще настанет время, когда удостоит нас Всевышний, и постараемся увидеть тебя более надежным способом.
В издательской деятельности ЛЕРО, не имевшей статус юридического лица, приходилось действовать через подставных лиц. В 1925 г. ленинградская цензура запретила владельцу книжного магазина Гинзбургу издать Пасхальную Агаду, квалифицировав ее как «вещь явно вредную». Цензору было хорошо известно, что Гинзбург действует от имени еврейской общины. Кроме Агады, общине не удалось отпечатать и еврейский календарь на 1926—1927 гг., подготовленный тем же издателем. В 1926 г. по указанию Политконтроля ОГПУ Ленгублит запретил печатать даже приглашения на праздничные богослужения и вечера, проводившиеся синагогами.
Под управлением ЛЕРО Хоральная синагога пользовалась значительной популярностью. Иностранный ученый, приехавший в Ленинград в сентябре 1925 г. на торжества по случаю 200-летия Академии Наук, отмечал в письме:
На второй день праздника (очевидно, Рош Хашана. — М.Б.) были в Хоральной синагоге, где слышали замечательного кантора и прекрасный хор. Было много молодежи. Синагога была битком набита.
Даже Ленинградская правда нехотя признавала, что синагогу посещали не только нэпманы, но и «кустари, съезжающиеся из Невеля и Витебска в поисках призрачного счастья, и даже иногда отсталые жены рабочих».
Соперничество национального и хасидского лагерей
Не вся еврейская религиозная жизнь в городе концентрировалась вокруг ЛЕРО. Основным центром притяжения для хасидов Хабада был Любавичский ребе (Любавичер) Иосиф-Ицхак Шнеерсон, переехавший из Ростова-на-Дону в Ленинград в июне 1924 г. Влияние Шнеерсона, как религиозного лидера, распространялось и на нехабадников. В годы НЭПа его роль увеличилась благодаря энергии, организаторским способностям и харизме молодого ребе, а также в результате вакуума, образовавшегося после выезда из страны многих выдающихся раввинских авторитетов. Раввин Шнеерсон, стоя во главе образованного в 1922 г. нелегального Раввинского комитета, выступал от имени всех верующих в СССР. Вместе с ребе в Ленинград переехал Мерказ — исполнительный орган Комитета. С 1925 г. Шнеерсон получал от представителя Джойнта в Москве ежегодную материальную помощь на нужды Комитета, которая должна была компенсировать недостаток средств, ранее собиравшихся внутри общин. Распоряжаясь значительными денежными суммами, Любавичский ребе распределял их на поддержку нелегальных иешив, хедеров, шойхетов и Меламедов во многих местечках советской России. В 1925 г. усилиями ребе в городе Невель Ленинградской губернии открылся Бейт-мидраш для подготовки раввинов и шойхетов, обслуживавший главным образом (но не только) Хабад. Особая помощь в религиозных вопросах оказывалась колонистам новых еврейских сельскохозяйственных поселений.
В квартиру раввина Шнеерсона, расположенную в самом сердце города на втором этаже углового дома на перекрестке улиц Пестеля и Моховой, приезжали любавичские хасиды со всех концов страны. В огромной гостиной, превращенной в синагогу, на молитву регулярно собиралось множество людей. Бескомпромиссная, неутомимая деятельность Шнеерсона беспокоила власти, видевшие в нем серьезное препятствие к распространению атеизма среди советских евреев. О степени этой тревоги можно судить по сравнению ребе с Лениным в лозунге: «Против ребе Шнеерсона — за Ленина!», брошенном Б.Горевым в его книге Против антисемитов. По вынужденному признанию Ленинградской правды, переезд в Ленинград цадика Шнеерсона вызвал рост интереса к религии «не только со стороны еврейских буржуазных элементов, но и более или менее широких кругов евреев-трудящихся». В ОГПУ Шнеерсона считали «одним из столпов еврейского религиозного движения ортодоксов (хасидов)».
Рост авторитета Любавичера волновал не только ОГПУ, но и руководителей ЛЕРО, поскольку ставил под сомнение их лидерство в организации религиозной жизни Ленинграда, где до того безраздельно доминировали митнагеды. Стремясь укрепить свое влияние и даже распространить его за пределы города, Правление ЛЕРО выступило с инициативой проведения Всероссийского еврейского религиозного съезда. Организуя Съезд, лидеры ЛЕРО рассчитывали на образование центрального общинного органа, в котором им принадлежала бы весомая роль, в то время как в уже существовавшем Раввинском комитете у Ленинградской общины не было даже своего представителя. В случае успеха дела лидеры ЛЕРО могли надеяться на перераспределение в свою пользу денежной помощи Джойнта, оказывавшейся Раввинскому комитету. По замыслу ленинградцев на Съезд должны были собраться раввины и руководители религиозных объединений. Разрешение на проведение Съезда надеялись получить на основании прецедента с лютеранским духовенством, уже проведшим свой съезд в Москве в июне 1924 г. Личный авторитет Каценеленбогена, влиятельного раввина, имевшего в прошлом опыт организации раввинского съезда в 1910 г., давал основания на созыв Съезда в Ленинграде, тем более что там же жил и раввин Шнеерсон, поддержку или хотя бы нейтралитет которого в деле подготовки Съезда Правление ЛЕРО попыталось обеспечить.
В конце лета 1925 г. председатель ЛЕРО Л.Гуревич посетил Любавичского ребе. Во время встречи он сказал раввину, что в результате большой эмиграции еврейская религия пришла в упадок; а то немногое, что еще осталось, существует вопреки политике государства и находится в опасности. Для укрепления веры среди евреев важно собрать Съезд религиозных общин. Председатель намеревался объехать крупнейшие еврейские центры страны, агитируя за Съезд и попросил у Любавичера рекомендательные письма к хасидским общинам, чтобы те согласились участвовать в этом важнейшем деле.
В глазах хасидов ЛЕРО, несмотря на свое название, мало походила на религиозную общину. Большинство голосов в ее руководящих органах (13 из 23) принадлежало бывшим общественным деятелям, наследникам тех, кто в 1917 г. подал пример перестройки религиозной общины Петрограда в национальнодемократическое представительство всех евреев. Для богобоязненных выходцев из местечек безбородые, пренебрегавшие кашрутом и шабатом петербургские интеллигенты были опасными реформаторами, само участие которых в синагогальных делах, в обсуждении вопросов миквы, кошерного мяса и т.п. казалось непонятным, подозрительным и чреватым опасностью для веры. Хасидам — новичкам в большом городе, — казалось, что Правление ЛЕРО, состоящее в основном из старожилов, имеющее определенные контакты с властями, действует в сговоре с ними. Угрозу реформы иудаизма ребе услышал в словах одного из членов Правления, заявившего, что пора сделать еврейскую религию более притягательной для комсомольцев. В среде хабадников ходили пугающие слухи о том, что Комиссия по образованию, работавшая при синагоге под председательством сиониста Н.Шахновича, собирается втайне от истинно верующих основать новые молельни, где бы молились по новым реформированным молитвенникам, а также намерена ввести в программу обучения детей Новый Завет (!).