Страница 30 из 92
Классовая основа антисемитизма неустанно подчеркивалась. Так, например, некто С.Игнатов, описывая свою поездку в Германию в 1935 г., заявлял, что, несмотря на антисемитскую политику нацистов, «еврейским банкирам и промышленникам вся эта кампания совершенно не вредит». Он якобы был на обеде у богатого промышленника-еврея, где также присутствовали крупные чиновники из национал-социалистов и даже один чин СС. О французском антисемитизме напоминало газетное сообщение о смерти Альфреда Дрейфуса, которое освежало его процесс в памяти читателей.
В редких образах советских евреев, появлявшихся на сцене и в кино, требовалось подчеркивать их полную интеграцию в социалистический социум и безусловную верность режиму. В комедии В.Шкваркина «Чужой ребенок», поставленной в 1934 г. режиссером Д.Гутманом в Театре комедии, выведен старый еврей-часовщик, отказавшийся проклясть брак своей дочери с магометанином. В пьесе братьев Тур (псевдоним П.Рыжея и Л.Тубельского) и Льва Шейнина «Очная ставка», поставленной в 1937 г. на сцене Театра им. Ленинского комсомола (режиссер К.Альтус), старый еврей-портной помогал следователю разоблачить опасного шпиона. В киноэпопее Фридриха Эрмлера «Великий гражданин» (1938), где прототипом главного героя являлся сам Киров, коммунист Кац разоблачал оппозиционеров, хотя, быть может, ближе к правде было бы показать евреев на стороне Зиновьева.
Если ленинградские евреи конца 30-х чем-то и соответствовали пропагандистским клише, так это степенью своей аккультурации в русскоязычном окружении. Только 20,5% из них назвали в 1939 г. еврейский язык (идиш) своим родным языком, в то время как в среднем по стране этот процент составлял 39,7%, в РСФСР — 26,4%, в Белоруссии — 55%. Другие национальности Ленинграда сохраняли родные языки в большей степени: татары — 85%, украинцы — 46%, немцы — 36%. Только сильно обрусевшие поляки почти не сохранили польский язык (11%). В то же время доля евреев области, назвавших идиш родным языком (около 28%), была выше, чем в Ленинграде, что объяснялось сохранением в некоторых населенных пунктах — Пскове, Новгороде, Луге, Старой Руссе — традиционного еврейского населения.
Одним из важных индикаторов ассимиляции являлся рост смешанных браков. В 1936 г. из каждых ста евреев, вступивших в брак, 36 женились и вышли замуж за неевреев, что в полтора раза превысило соответствующий показатель 1926 г. (прил.1, табл.6). Всего 58,6% мужчин и 70,4% женщин предпочли этнически однородный брак. В то же время частота смешанных браков у евреев была все же ниже, чем у большинства нацменьшинств Ленинграда. Так, в 1936 г. только 8,9% брачующихся украинцев и 22,6% украинок заключили браки между собой. Для немцев те же показатели равнялись соответственно 12,3% и 18,4%, для поляков — 7,4% и 6,4%. Только татары, наименее ассимилированный народ, превосходили евреев по приверженности к бракам внутри своего этноса — 70,7% у мужчин и 83,6% у женщин. Таким образом, несмотря на очевидную аккультурацию, евреи относительно мало смешивались с окружающим населением. Религиозные запреты на смешанные браки все еще играли для них роль, даже у неверующих. Особенно против были родители брачующихся, сохранившие многое из традиционных местечковых представлений и образа жизни.
Хотя в среднем еврейское население Ленинградской области было несколько менее аккультурированным, чем ленинградцы, процент однородных браков был там существенно ниже — 45,4% для мужчин и 58,5% для. женщин, что можно объяснить большей распыленностью евреев в области, затруднявшей поиски брачного партнера своей национальности. Это особенно сказывалось в сельских местностях области, где в 1936 г. только 33,8% еврейских мужчин и 46,2% женщин вступили в брак между собой, — в то время, как, скажем, в финских деревнях аналогичные показатели превышали 70%.
В 1936 г. в Ленинграде процент разводов в однородных семьях по отношению к общему числу разводов с участием евреев составил 58,6% для мужчин и 70,6% для женщин, что почти совпадало с брачными показателями за тот же год. Естественно полагая, что в 1936 г. процент заключенных смешанных браков был выше процента уже существовавших браков такого рода, можно заключить, что смешанные семьи распадались все же чаще однородных еврейских.
Тем евреям, кто не хотел отказываться от своего национального «я», оставалось все меньше места в обществе победившего социализма. Об этом свидетельствует письмо Израиля Цинберга, отправленное в феврале 1934 г. его американскому другу, идишистскому писателю Йосефу Опатошу:
Ты ведь знаешь, что старый Петербург занимал особое место в истории русско-еврейской интеллигенции. Несмотря на все свои недостатки, местная община была важным культурным центром, оказавшим значительное влияние (ив хорошем и в дурном смыслах) на все еврейство России. Увы, после Октябрьского переворота упало культурное значение «еврейского Петербурга»... От старой интеллигенции почти ничего не осталось...И вот я, один из бывших «молодых» и «радикальных», остался теперь одним из последних могикан... Теперь пишу я только о нашем прошлом, о культуре, которую нам завещали праотцы. Однако, чертова штука, склонность к публицистике еще не совсем во мне умерла. Хочется иногда поговорить с живыми людьми, а не только с ветошью ушедших поколении*.
Ко времени отправления этого письма в городе не было уже ни одной независимой еврейской общественной организации, и только две синагоги продолжали действовать. Еврейской периодической печати тоже не осталось. Только Ленинградское отделение ОЗЕТа, одна еврейская школа и Еврейский дом просвещения, объединенный под одной крышей с польским, латышским, белорусским, литовским, финским, венгерским домами, свидетельствовали о том, что какая-то официальная работа с еврейским населением все еще велась.
Летом 1934 г. 1-й съезд Союза писателей окончательно закабалил литературное творчество. Неудивительно, что в условиях новой реальности авторы, писавшие на запрещенном иврите, не могли не только публиковаться, но и оставаться на свободе. В ноябре 1934 г. НКВД арестовал в Ленинграде кружок ивритских литераторов во главе с поэтом Хаимом Ленским.
Опасения в один день лишиться достигнутого положения из-за своего «запятнанного прошлого» толкали тех, кто отошел от еврейской деятельности, на изъявления верности советской власти. Так, старый скульптор, бывший председатель Еврейского общества поощрения художеств Илья Гинцбург (1859 —1939), ставший академиком еще до революции, теперь утверждал, будто только при советской власти скульптура заняла достойное место в искусстве:
Мне уже 76 лет, у меня нет прежних сил, но я бегу вместе с новыми людьми, как пристяжная лошадь. Меня восхищает это великое стремление искусства помочь строителям новой жизни.
Начиная с 1936 г. в Ленинграде усилился нажим на все оставшиеся еврейские организации — религиозные, культурные и советские. Наиболее опустошительной атаке подверглась синагогальная жизнь. Предпоследняя из городских синагог была опечатана к концу 1937 г., а разрешенные прежде квартирные «миньяны» были запрещены. Выпечка мацы в Хоральной синагоге была приостановлена, последняя в городе миква ликвидирована. Хоральная синагога, хотя и не была официально закрыта, подверглась жестокой чистке, в результате которой был арестован и большей частью расстрелян весь ее актив, что привело к параличу религиозной жизни в Ленинграде. Отчаянная борьба верующих за свои права не помогла. В 1940 г. в городе не нашлось даже раввина для проведения осенних праздников в единственной оставшейся синагоге.
Одновременно с религиозными активистами жертвами «ежовщины» стали бывшие деятели ЕКП Поалей Цион и движения Хехалуц, осужденные на длительные сроки тюремного заключения в октябре 1937 г. Между серединой 1937 г. и началом 1938 г. органы НКВД арестовали и последних представителей старой петербургской еврейской культуры, включая Израиля Цинберга. Все арестованные, от раввинов до коммунистов, были обвинены в «еврейском национализме». Ликвидация советских еврейских учреждений — ЛенОЗЕТа, пригородного еврейского колхоза, Еврейского дома просвещения и последней еврейской школы — проводились параллельно с расправой над синагогой с той лишь разницей, что это не всегда влекло репрессии против работников закрываемых организаций.