Нимфоманка

— Привет! — сказал я и Айя сжала маленькой пухлой ручкой мой указательный палец. Эта девочка была одновременно моей дочерью и моей сестрой, это было странно, но я полюбил Айю с того момента, как впервые увидел. На последнем году обучения, я неожиданно успешно сдал выпускные экзамены и подал документы в университет в Осаке. Ответ пришёл ближе к зиме. Мне сообщили, что я зачислен на курс экономики и менеджмента. Айи не исполнилось ещё и года, когда я собрал свои вещи, которые легко поместились в туристический рюкзак и уехал из родного дома.

— Братик, когда ты приедешь?

В три года Айя уже отлично разговаривала и вообще была деловым и активным ребёнком.

— На каникулах я обязательно приеду! — пообещал я.

Айя задумалась.

— А это скоро будет? — спросила она недоверчиво.

На экране моего смартфона она выглядела почти такой же милой какой я привык её видеть, когда приезжал домой на каникулах.

— Айя, не будь такой навязчивой! — донёсся до моих ушей голос Мари, от которого у меня мурашки побежали по спине. Айя надулась.

— Я не навязчивая! — заявила она твёрдо, — правда, братик?

— Конечно, нет! Ты очень милая! — честно признался я.

Рина заглянула мне через плечо.

— Привет! — сказала она, помахав Айи.

— Сестрёнка Рина! — обрадовалась малышка, — ты приедешь вместе с братиком?

— Конечно! Мы придем на зимних каникулах! — подтвердила Рина, обнимая меня за плечи.

— Ну, всё хватит! — за спиной Айи появилась Мари, — тебе пора ложиться спать!

Сказала она строго.

— Пока братик! Пока сестрёнка! — Айя послала нам воздушные поцелуи, мать забрала у неё телефон. Я увидел лицо Мари так близко, я подумал, что она совершенно не изменилась после рождения дочери, разве что немного похудела.

— Как вы? — спросила она, обращаясь к нам обоим.

— Мама, мы уже взрослые! — отвечала Рина за нас обоих.

— Я знаю! — Мари тяжело вздохнула. Моё сердце билось быстрее, каждый раз как я видел её, очень тяжело было сдерживать себя, чтобы Рина ничего не заметила.

— Как отец? — спросил я.

— Работает! — Мари грустно улыбнулась, — всё как обычно.

Последнее время, когда она говорила о моём старике, она как-то странно искусственно улыбалась и от этого мне становилось тревожно.

— Вы хорошо питаетесь? — спросила Мари.

— Да! Такаши отлично готовит! — засмеялась Рина.

После того, как она поступила в тот же университет, что и я, и приехала в Осаку, моя жизнь стала гораздо менее тоскливой. Целый год, пока я был здесь один, я едва не сошёл с ума. Мне всегда казалось, что я очень общительный, но на самом деле с младшей школы, рядом со мной всё время были Сакура и Такэда. Я настолько привык к ним, что, похоже, совершенно разучился заводить новые знакомства. В университете я оказался оторван от семьи и друзей и впервые ощутил на себе, что такое одиночество. Но когда приехала Рина, мир снова засиял для меня яркими красками. Помню, как я принёсся встречать её в аэропорт и когда увидел сестренку, выходившую из зала прилётов, чуть с ума не сошёл от радости! Рина заселилась в мою крошечную квартиру и приятных забот у меня прибавилось. Оказалось, что у меня есть настоятельная потребность заботиться о ком-то. Вначале мы хотели снять квартиру побольше, но потом решили оставить всё как есть. Как ни удивительно, но нам обоим было комфортно в этой крошечной комнате размером в восемь с половиной татами. В нашей квартире повсюду валялись вещи, книги и конспекты, а за окном сушились на веревках трусики и лифчики Рины. При нашем общем пофигизме, если бы не я, то мы питались бы готовыми бенто и едой из ресторана. Однако я взял наше питание под контроль и хотя бы в этом аспекте, мы жили почти как дома. Я был очень благодарен своему старику, за то, что он научил меня готовить, хотя бы самые простые блюда. Что же до наших отношений, то они были несколько странными. Постепенно у меня появились знакомые на моём факультете, мы нормально, даже весело общались. Насколько я мог судить, Рина тоже обзавелась подругами с факультета журналистики, на котором училась. Бывало, что мы даже обедали по отдельности, но едва заканчивались пары, как я и Рина вместе шли домой, отгораживаясь от всех посторонних. Мои одногруппники сперва шутили, что у меня ярко выраженный сестринский комплекс, но потом шутки прекратились, так как им, похоже, стало неудобно говорить на эту тему. Наверное, наши с Риной отношения со стороны и, правда, выглядели странно. Да это и, правда какое-то извращение, когда брат и сестра ведут себя словно женатая пара. Надо признаться, что я иногда на самом деле ощущал себя женатым на Рине. Однажды я спросил её:

— Может быть нам лучше всё же жить отдельно? Ты всё время проводишь со мной! Так ты никогда не заведёшь себе парня!

Рина обиделась.

— Дурак ты Такаши-кун! — сказала она, — с чего ты решил, что мне нужен какой-то парень?!

Она сказала это таким тоном, что у меня пропало всякое желание развивать эту тему. Если говорить обо мне, то я даже и не думал о том, чтобы завести себе девушку. Мои одногруппники стали косо смотреть на меня. Похоже, меня считали извращенцем. Сперва, я хотел рассказать им, что я и Рина не встречаемся, а если бы мы даже и встречались, то в этом не было бы ничего странного, так как мы, не родня по крови. Но подумал и не стал ничего им говорить. Пусть думают что хотят, меня это не волнует! В остальном наша жизнь протекала тихо и мирно. Мы аккуратно посещали занятия, делали домашние задания и вообще вели себя как парочка примерных студентов. Можете верить, можете нет, но никаких сексуальных отношений между нами не было. Вконец обнаглевшая Рина, любила спать закинув свою ногу мне на бедро и прижавшись лбом к моему плечу. Часто от прикосновения её горячей груди у меня происходил не контролируемый стояк и мне приходилось передёргивать затвор в нашей маленькой ванной. Но дальше этого никогда не заходило. За три года прошедших со времени нашего знакомства, Рина необыкновенно похорошела. Она вытянулась, ноги её стали длинными и очень красивыми, грудь выросла. Мари говорила, что Рина могла бы работать моделью, но моя сестра сказала, что ей это не интересно. Собрав волосы в пучок на затылке, в моей футболке и застиранных шортах, она все выходные просиживала, печатая на ноутбуке свой новый роман и не замечая ничего вокруг. Очень редко когда мне удавалось вытащить её в кино или просто на прогулку. В такие моменты она всегда сперва хмурилась, но потом обычно бывала довольна. Возвращаясь поздним вечером из кино, мы оживлённо обсуждали только что просмотренный фильм. После того, как рассказ Рины "Некрасивая девчонка" опубликовали в журнале, у неё даже появился свой агент. Когда я прочитал этот рассказ, я сразу понял, что он об Эндо-сан. Главную героиню, влюблённую в своего семпая, звали по-другому, но мне сразу же стало понятно, что речь идёт именно об Эндо-сан. Мне кажется, что для Рины это было своеобразной данью памяти нашей трагически погибшей подруге. А может быть она стремилась таким образом выплеснуть на бумагу собственные мысли о суициде. Не знаю. Когда я только познакомился с Риной мне часто приходило в голову, что, такие как она способны свести счёты с жизнью. Эндо-сан была той на которую я мог бы подумать в наименьшей степени и в тоже время той, кто убила себя стала именно Эндо-сан. Читая этот рассказ, я испытывал чувство неловкости, смешанное со стыдом, впрочем, как и всегда, когда читал то, что писала Рина. У неё была способность затрагивать в душе какие-то особые струны, заставлявшие тебя острее переживать написанное. Я где-то слышал, что это качество присущее всем хорошим писателям. Впрочем, мои чувства, вероятно, были связаны с тем, что все герои её историй были мне знакомы. Возможно, именно так и было. Мне приходило на ум что чувствовала Имамура-сан, когда читала рассказ Рины. Не думаю, что ей легко было это читать, иногда Рина бывала довольно жестокой. На самом деле для меня довольно трудно было оценить Рину как писателя, она мне нравилась, я так сказать не мог быть объективным в этом вопросе. Вскоре был издан её первый роман и пусть он продавался плохо, отзывы критиков были благожелательными. Писали, что хотя история несколько искусственная, атмосфера конца девятнадцатого века передана неплохо. Один из критиков усмотрел в её романе явное влияние Акутагавы Рюноске и Достоевского. В общем Рина была полна энтузиазма. Мне нравилось смотреть на неё, когда она была погружена в свою писанину. Она всё больше напоминала мне мою Мари и возможно в этом была основная причина того, что я никак не мог позабыть сенсея. Иногда мне и самому казалось это странным. Хотя может быть я просто сильно тосковал по матери, которой совсем не помнил и Мари стала для меня живым воплощением этого чувства.