Титановый бардак

— Не совсем поняла, но поверю.

— Одной веры мало. Ты же умная женщина, и сама видишь, кто в твоей хотя бы области работает на благо общества, а кто старается нагадить. Проект по стоматологии ты же подготовила?

— Ну подготовила, и всем насрать.

— Не насрать, просто пока ресурсов нет для его исполнения. Но мы же эти ресурсы сейчас и начали обеспечивать. Вроде и мелочь, но когда таких мелочей сотни, в сумме они скоро дадут очень приличный эффект.

— Экономический, да?

— И экономический тоже. Но, что важнее, и эффект идеологический. Сейчас экономика идет за идеологией, и именно Сталин нужную нам идеологию в верхах и внедряет. Так что, надеюсь, царство безинфляционной экономики постигнет нас еще до войны, и это, сколь ни удивительно, разрушительный эффект войны уменьшит возможно даже в разы. В довесок к нашим КПВТ, конечно…

Летом прошлого года Петр Климов, приехавший в Москву в качестве «сопровождающего» Ольги Дмитриевны, как бы мимоходом спросил у Иосифа Виссарионовича, а не пора ли Бронштейну отправиться на покой — а через месяц какой-то клошар из Сен-Пале порезал «льва революции» в драке у помойки, куда местный ресторанчик выбрасывал остатки еды. Тогда даже французские полицейские не смогли понять, что заставило Троцкого лезть в эту помойку — но обстоятельства его смерти сделали всех троцкистов (главным образом зарубежных, конечно) посмешищем. Тем более посмешищем, что суд клошара оправдал: множество свидетелей подтвердили, что Троцкий сам напал на француза с ножом, которым он в итоге и был зарезан.

А вот ВКП(б) к «бесславной смерти ублюдка», как назвал операцию Петр Евгеньевич, вообще никоим образом не была причастна, хотя даже несмотря на прямые вопросы Сталина товарищ Климов не раскрыл, как ему удалось всё это провернуть столь «элегантно». Коновальца он ликвидировал более грубо — пулей в лоб, но опять-таки никому не рассказал, как посреди людной берлинской улицы он всадил тому пулю из пистолета так, что вообще никто даже выстрела не услышал.

Сталин подозревал, что и за таинственным исчезновением или смертью некоторых руководителей страны тоже стоит если не этот парень, то кто-то из Девятого управления: когда Авель исчез, через неделю Менжинский принес результаты расследования — и в документах не было ни слова о том, куда делся член ЦКК, но было очень много про дела самого пропавшего, причем много такого, за что Авеля следовало расстрелять еще несколько лет назад. И документы эти были подготовлены Девятым управлением…

Сталин часто вспоминал слова Ольги Дмитриевны о том, что их работа заключается в изучении того, какую пользу может принести человек и «извлечении этой пользы». А если человек способен принесли лишь вред… Иосиф Виссарионович иногда ловил себя на мысли, что если кто-то в Девятом управлении решит, что пользы от товарища Сталина будет меньше чем вреда, то этот улыбчивый молодой человек… Впрочем нет: именно Климов указал Власику на отвратительную подготовку личной охраны и серьезно помог в ее реорганизации. А Николай Сидорович позже говорил Сталину, что тот особо пояснял: «твоя задача — охранять Сталина. Это единственная твоя задача, и если для прикрытия Сталина от пули нужно выставить щитом себя, меня, женщину, ребенка или вообще папу римского, ты обязан использовать этот щит не раздумывая». Так что сейчас Девятое управление на его стороне…

Именно поэтому когда Светлана Юрьевна приехала в Москву, Сталин принял ее сразу же. Ну, не только поэтому, ведь после смерти Крупской именно Светлана Юрьевна занялась серьезной реорганизацией школьного образования, и результаты — что было крайне удивительно в таком «неспешном деле» — стали заметны почти сразу. Правда, предложение занять пост наркома просвещения она отвергла, но теперь наркомат в плане образования школьного все равно большей частью занимался именно тем, чем заниматься приказывала Светлана Юрьевна. Вот только от мужа эта женщина отличалась тем, что очень любила поговорить о том, как и что она делала и как нужно поступать всем остальным, а любые серьезные решения принимала лишь после того, как посоветуется «со старшими товарищами». Но в этот раз она в Москву приехала не для «совещания», вывалив на Сталина кучу вопросов, посвященных, сколь ни странно, сельскому хозяйству. И проблемы она описывала весьма эмоционально, настолько эмоционально, что Иосиф Виссарионович чуть чаем не подавился, узнав о том, чем околачивают груши многочисленные сотрудники ВИР и ВАСХНИЛ:

— А самое противное заключается в том, что вместо серьезной работы по выведению новых сортов и по повышению урожаев вообще они большую часть времени занимаются внутренними склоками! По сути, за казенный счет они там кляузы сочиняют, доносы друг на друга пишут! А ОГПУ со всеми этими сочинениями двоечников от сельхознауки должно разбираться! Мало того, что сами ни хрена не делают, так еще и людей от важной работы отрывают!

— Светлана Юрьевна, я понял, что вы хотите сказать. Но ведь не существует волшебной палочки, которой стоит взмахнуть и все превратятся в ответственных работников…

— Почему не существует? Шпицрутен очень даже способствует просветлению в умах.

— Но мы же не можем их палками лупить!

— Поняла. Вы не можете… зато я — я очень даже могу. Мы же не мужиков пороть собираемся, а зазнавшихся новых бар — а им очень даже не вредно напомнить, что страна им зарплату платит не за то, что они такие красивые и все из себя умные.

— Вы собираетесь всех этих агрономов лично пороть? — пошутил Иосиф Виссарионович.

— Много им чести. Я думаю, что будет достаточно в каждом их учреждении организовать надзорный отдел от нашего Управления. И надзирать он будет не за сотрудниками, а за расходованием бюджетов: самый болезненный удар для таких дармоедов — это удар по их кошельку. А вот по кошельку я собираюсь бить прицельно: и снимать с финансирования идиотские проекты, и наказывать рублем за нецелевые работы…

— Это какие?

— Ну, написал, допустим, в рабочее время клеветническую кляузу — из зарплаты вычтем все расходы на её проверку.

— А если написал о реальных нарушениях и безобразиях?

— Тогда проверку оплатят нарушители и безобразники. Еще и премию тому, кто сообщил, из зарплаты своей перечислят. Ну а если нарушитель и безобразник отправится под суд… если получит высшую меру, то Управление из своих фондов премию выплатит, это вообще не вопрос.

— Ну что же, насколько я помню, вы, когда с предложениями приходите, все нужные документы уже подготовить успеваете. Вам что нужно, постановление ЦК?

— Будет достаточно поручения Вячеславу Рудольфовичу обеспечить порядок в рассмотрении жалоб сотрудников ВИР и ВАСХНИЛ. Ну а как он это обеспечит, мы уже с ним договорились, у ОГПУ полномочий на это хватит.

— Светлана Юрьевна, мне вот что интересно: кто кем у вас руководит? Менжинский Девятым управлением или управление ваше Менжинским? Он же выполняет всё, что вы у него просите.

— Никто никем, у нас взаимовыгодное сотрудничество. И он не выполняет наши хотелки, а делает то, что наносит стране пользу. А хотелки — они, чтобы их исполнили, должны быть разумными. Вот мне, например, хочется дома поставить золотой унитаз: красиво и солидно. Но неразумно: от соприкосновения с металлом попа мерзнет. Поэтому и исполнять такую хотелку никто не будет, даже если хотельщик о замерзании собственной задницы не подумал. Ну так я пойду? Мне еще сегодня президента ВАСХНИЛ нужно напугать до мокрых штанов: в стране жрать нечего, а он пытается задавить тех, кто его считает тем, кто он есть на самом деле. И еще одна просьба: Иосиф Виссарионович, когда все эти агрономы к вам с жалобами побегут, вы все эти жалобы просто мне отправляйте, я с ними разберусь. А вам на возню бульдогов под ковром время тратить не стоит… да и какие они бульдоги? Так, мыши…

Николай Иванович с некоторым удивлением смотрел на сидящую перед ним женщину. И удивление было вызвано в первую очередь тем, что женщина эта скорее всего вообще не имела к возглавляемым им организациям никакого отношения — формально не имела, но слова её говорили об обратном. И слова эти были довольно неприятными: