Страница 60 из 162
— Производство передано на двадцать первый завод, будут делать вместо самолета Калинина. Так что Валентину предстоит срочно сделать второй комплект термопрессов: они запланировали выпускать по сто машин в год.
— А на существующих формах ты за три месяца пятьдесят ведь сделала? — пошел в отказ Валентин.
— Так я не собираюсь наших рабочих в Нижний Новгород отдавать, им и тут работы хватает. А нижегородские рукожопы и на двух комплектах план не выполнят.
— Почему это там рукожопы?
— Потому что мужики от сохи. Мы своих сколько учили? А там народ просто по деревням набирают. И да, нужно еще будет что-то в Бобрики на химзавод сделать потому что клей фенолформальдегидный там очень быстро закончится: в Нижнем брак попрет ударными темпами, и хорошо если только две трети потраченной смолы потратится с пользой.
— А тебе не жалко будет, что твою машину изговняют? — спросила Света.
— Нет, потому что не изговняют. Туда полковник Мерлин от Девятого управления едет, будет работать военпредом — а у него не забалуешь. Все же сколько, пять поколений одних генералов?
— Ага, надо будет ему в кабинет родовой герб повесить рядом с портретом Сталина, — усмехнулся Саша. — Кстати, в качестве пилота он как тебе?
— «Кукурузник» мой пилотирует уверенно, и ему этого хватит. Он же не летчик-испытатель, его дело проверять, чтобы брак в производство не шел. Ну и к нам при нужде быстренько слетать…
— Ир, я давно спросить хотела: а почему в Георгиевском зале имя Павла Ивановича не на месте выбито? — поинтересовалась Света.
— Имя-то Павла Ивановича, но не нашего, а его прадеда. За что наш и пострадал…
— Его что, за Георгиевский крест арестовывали?
— Нет конечно, просто когда его уже наградили, и не крестом, а все же орденом, кресты же для солдат только… так вот: его имя в Георгиевском зале не поместили. Кто-то посчитал, что одного упоминания достаточно: имя на стене уже есть, так чего стараться? Прадед-то его два ордена получил, а тоже упомянут лишь один раз. Ничего, как выпуск самолетов пойдет, я отдельно к Сталину заеду чтобы он не забыл и нашего Мерлина там упомянуть.
— Так ты поэтому такая довольная после встречи со Сталиным?
— Нет. Я просто зашла поздороваться: говорят, он рад, когда его в курсе всяких технических достижений… наших достижений держат. А заодно спросила, какого хрена «Молодая гвардия» печатает испражнения ярых троцкистов, членов Еркоммола и Рабочей оппозиции и как кое-кому не стыдно эту макулатуру вообще приличным людям в руки давать.
— И он тебя не побил? И даже Кровавой Гэбне на растерзание не отдал?
— Да мы сами все Кровавая Гэбня, а вот всемирно известному Николаю Островскому теперь засрать мозги подрастающему поколению не выйдет.
— Да ты… ты точно Кровавая Гэбня! — рассмеялась Света. — А про оппозицию эту и еврейский комсомол Сталин сразу тебе поверил?
— В Одесском Обллите по моему запросу нашли все-таки рукопись этого раненого шрапнелью в жопу самозванца. Я для Иосифа Виссарионовича специально избранные места подчеркнула, так что… Правда, пришлось пообещать ему что-то нормальное для молодежи написать…
— А кто писать будет? И про что?
— Свет, будешь подкалывать — тебя назначу всемирно известной писательницей! А я хоть и незаконченный, но все же искусствовед, красиво слова складывать долго училась. А про что… Папанин уже на Северный полюс съездил? «Челюскин» уже потонул?
— Нет еще, — ответил ей Вася. — Солнышко, пиши лучше про подвиги трудовые, про колхозы в Гималаях например. В смысле, про освободительную борьбу народов Восточного Туркестана против империалистических захватчиков. А живописных деталей тебе наши вояки сколько хочешь накидают, ты с Петрухой на эту тему пообщайся.
— Я лучше пока кино сниму новое. Оказывается «Джек Восьмеркин» уже написан…
— Его Крупская раскритиковала, — немного подумав, отреагировала Ольга.
— Петруха, а Крупу раскритиковать не пора? — встрепенулась искусствоведка от авиации. — Мне кажется, что она уже довыступалась. Ладно, Чуковскому стихи писать запретила или Макаренко юных уголовников перевоспитывать. Но запретить учебник Киселева! Второй год не пускающая печатать Перышкина! Да её за это…
— А Киселев-то чем ей не нравится?
— В его учебниках не раскрыта роль Ленина в становлении науки арифметики!
— А при чем тут…
— Да шучу я. Просто её отчислили с бестужевских курсов за неуспеваемость по алгебре. А когда профессор Поссе, который, собственно, ее и отчислил, умер четыре года назад, эта тварь запретила даже траурный портрет его в университете вывесить!
— Спокойно, Ира, мы поняли. Гуля, что стало причиной смерти вдовы старика Крупского? Скоропостижной, я имею в виду.
— Петруха, ты бы тоже… того, успокоился. Сталин же нас сожрет невзирая на заслуги перед Отечеством.
— Иосиф Виссарионович её ненавидит, поэтому смерть старушки должна быть естественной и… очень естественной. В стране математику учить у школьников нет возможности, а мы еще сокрушаемся, что грамотных рабочих днем с огнем…
— Ну, сейчас зима, каждый может простудиться. А тетрациклин мы, можно сказать, не испытали на кроликах, так что… Только давай после праздника?
За новогодним столом традиционно подвели итоги года уходящего и обговорили планы на год наступающий. Первой высказалась Оля:
— Я считаю, что в прошедшем году наиболее грандиозных успехов достигла наша Ирочка. И я даже не говорю про успешную продажу Дугласу его же самолета. Именно благодаря ей не только не пролез в литературу мелкий жулик из Шепетовки, но и крупный графоман был поставлен на место. Ирочка, у тебя в роду точно евреев не было? А то ведь и Каганович, и Мессинг с таким пафосом выступили на партконференции, что город остался Нижним Новгородом, а их, как я поняла, именно ты уговаривала…
Ирина никого там особо не уговаривала, а просто на прошедшей в Кремле партконференции, посвященной вопросам культуры, где среди прочих всплыл вопрос и о переименовании городов, как всегда высказала то, что сама думала. И не только по поводу Нижнего Новгорода:
— Стесняюсь спросить, вы большевики тут или монархисты? У бурятов красный цвет считается императорским, красные сапоги имеет право лишь императрица носить, а в красных юртах жить и даже заходить в них право имеют лишь императорские вельможи. Ну, переобзовете вы город — и что, покажете всем бурятам, что русские в Бурят-Монгольской АССР — высшая знать, а сами буряты — просто грязь под ногами? Ведь в Верхнеудинске почти все население как раз русское… а еще красный цвет у них — это цвет мести.
— Вы это так уверенно говорите, а у нас другая информация…
— Я уверенно говорю потому, что вопрос изучала. Когда строила авиазавод Верхнеудинский, то специально уточняла, стоит ли его называть «Красный авиатор»… вы просто перепутали бурят с монголами. У монголов название такое очень хорошо воспримется, а у бурятов — тут уже есть нюансы. А уж обозвать город «Горьким» — то есть вы заранее предупреждаете всех его жителей, что на много поколений вперед жизнь им медом точно не покажется? Я, конечно, понимаю: обличать пороки царизма — это правильно. Но делать целый город символом этих пороков… вы тут коммунисты или сатрапы?
Кто-то возмутился Ириной речью, кто-то поржал — но все участники партконференции были вынуждены задуматься, и результат получился положительный, по крайней мере с Ириной точки зрения.
— Кагановичу я еще сказала, во что обойдется бюджету переименование города, а Мессинг — он сам человек вменяемый.
— Ага, и его подопечные от Петрухи зависят чуть больше чем полностью… Да шучу я! На самом деле лично я считаю, причем именно считаю, в плане науки арифметики, что твоим самым большим достижением стала передача самолета на серийный завод.
— А я думаю, что моими достижениями года стали постройка завода для Петлякова и начало строительства завода для Сухого.
— То-то Павел Осипович будет рад заводу аж в Комсомольске!
— Он уже рад, у других конструкторов и такого завода нет.