Титановый бардак

Пистолеты Ира осваивала не со скуки: она всерьез собралась «защищать социалистическую собственность» в виде американской кинокамеры, закупленной ею во время «европейского вояжа». Правда, когда тот же Петруха узнал, «почем нынче кинокамеры», он с Ирой начал заниматься стрельбой по шесть часов в сутки, а Валя запустил «неавтоматизированную линию по выпуску патронов» вообще за неделю, ведь камера обошлась Ира в жалкие пятнадцать тысяч долларов. Каждая из двух камер…

А стройку в Москве продолжал Иван Владиславович Жолтовский: он, привлеченный к деталировке проекта, стал главным архитектором новенького кинотеатра. Жолтовского Ира пригласила потому, что по ее мнению «молодежь» не справилась с заданием: спроектировать здание, являющееся «визуальным продолжением» стоящей напротив Сухаревой башни — хотя с проектированием новенького кинотеатра в Боровичах у ребят проблем не возникло. Хотя там-то стилистика архитектуры для них была уже привычной.

В Боровичи Ирина вернулась в начале августа, после чего к ней вообще всем стало страшно обращаться: она у себя «на заводе» работала с раннего утра и — часто — вообще до полуночи. Единственный человек, через которого можно было с ней хоть как-то пообщаться, был Василий, но Вася обычно всех тоже «посылал», сообщая, что «Жолтовский обещал открыть свой кинотеатр в Москве седьмого ноября и Ира просто боится не успеть».

Успела. Первого ноября премьера фильма, который Ира снимала в Крыму, состоялась в новеньком кинотеатре в Боровичах, а седьмого — уже в Москве. Премьера цветного, широкоэкранного, со стереозвуком фильма. Под названием «Неуловимые мстители»…

У Иры этот фильм на ноутбуке когда-то заныкался, но для проката она весной и летом фильм просто пересняла, практически покадрово — и с «современными» актерами. Главных героев играли ребятишки из Боровичей — те, кто активно участвовал в руководимой Ирой «художественной самодеятельности», а взрослых актеров она набрала в московских театрах. Причем искала не «талантливых», а «похожих», но фильм получился, и ожидаемый фурор произвел. Хотя и сама Ирина, появившаяся на премьере в белом брючном шелковом костюме, фурор произвела не меньший.

Ирина вышла на сцену после финальных титров, представила съемочную группу, сообщила, что на вопросы с мест она отвечать не будет, а затем предложила «всем заинтересованным лицам», у которых имеются «технические вопросы», записываться в фойе к ней на прием на завтра и послезавтра — и таких «заинтересованных» среди публики оказалось очень много.

Но еще до начала записи к Ирине буквально прорвался какой-то мужичок и начал громко возмущаться тем, что фильм не получил разрешения от Главреперткома.

— Это вопрос? — поинтересовалась Ира у мужичонки.

— Нет, но вы должны были…

— Тогда пошел в жопу. Я понятно объяснила? А если будут именно вопросы, на которые вы хотели бы получить ответ, то записывайтесь, вон там у столика, где очередь…

Мужичонка сунулся было в голову очереди, но два суровых дядьки в форме быстренько переставили его в хвост, откуда он, немного постояв, испарился. А вот очередники, получив талончики с указанием времени приема, поначалу стали вслух выражать свое недовольство и временем, и предполагаемой длительностью общения с Ириной — но когда те же чекисты стали таких буквально пинками выгонять из кинотеатра, в фойе стало гораздо тише. На некоторое время: по специальному указанию Ирины встречу с Павлом Тагером — изобретателем оптической записи звука в кино — устроили немедленно.

И разговор у них получился интересным, по крайней мере для самого Павла Григорьевича:

— Я пришел всего лишь выразить свое восхищение тем качеством звука, которое сегодня увидел. И мне приходится лишь жалеть, что я не знал раньше об этих изобретениях и столько времени потратил напрасно. Вы использовали какую-то американскую систему?

— Американцам до такого звука еще лет двадцать ползти, — усмехнулась Ирина, — мы используем свою, отечественную.

— Тем более жаль, что я о ней не знал. Мог бы чем-нибудь более полезным заняться.

— Конечно не знали, я её лишь весной придумала.

— Вы?! Ну, тогда мне одна дорога: в дворники. Если столь молодая женщина смогла придумать то, до чего додуматься у меня ума не хватило…

— Ну, во-первых, я все же на семь лет вас старше. А во-вторых, вам просто была задача поставлена неверно.

— То есть как это — неверно? — удивился «первый советский кинозвуковик».

— Вы решали задачу как к кинофильму приделать звук.

— И что в задаче было неверно?

— А я думала, как обеспечить качественную запись и воспроизведение звука. И когда решила эту задачу, множество других людей уже придумывали, как мой способ приспособить к кино. А ваша задача — передача звука через его оптический образ на кинопленке — она изначально была… несколько неверной.

— Можете поподробнее пояснить?

— Для этого вас и пригласила. Если фильм демонстрируется со скоростью двадцать четыре кадра в секунду, то пленка в аппарате движется со скоростью сорок пять сантиметров в секунду.

— Ну да…

— Ну так вот: технически, если обеспечить модуляцию оптического сигнала в двадцать пять линий на миллиметр, то можно достичь частоты в двенадцать килогерц максимум. Это довольно паршивое качество звука, но в темноте для сельской местности сойдет. Однако проблема в том, что даже на лучших пленках Кодака и Агфы толщина эмульсии составляет двадцать микрон, что практически гарантирует засветку на сорок микрон вокруг светлой линии. Или, проще говоря, даже на лучших современных кинопленках чисто физически — ну, или химически, если вам будет удобнее — невозможно записать звук с частотой свыше девяти килогерц, а реально скорее свыше восьми. А на пленках люмьеровских и шесть килогерц покажутся очень неплохим результатом.

— То есть я занимался бесполезной работой, вы хотите сказать?

— Нет, я хочу сказать, что вам имеет смысл подучить математику и, возможно, физику.

— Да я!..

— Дослушайте. У нас используется магнитная запись звука, и для нас даже восемнадцать килогерц далеко не предел. Однако я могу с уверенностью сказать, что в обозримом будущем… ну, лет, скажем, десять минимум, этот способ широко использоваться не будет. Во-первых, для него требуются специальные пленки, которые сейчас могут делать лишь у нас в управлении, причем в довольно ограниченном количестве. А во-вторых, даже если не считать проекторов, каждый из которых стоит около сорока восьми тысяч рублей, просто звуковая аппаратура зала, обеспечивающая такое качество, стоит уже под сотню тысяч.

— У вас в зале больше полутора тысяч мест, а билет стоит рубль…

— Да, и одна прокатная копия фильма обходится тысяч в пять, даже больше…

— То есть завтра, когда состоится четыре сеанса, она уже окупится…

— Считать вы умеете, что радует, и соображаете быстро. Так что слушайте дальше: с вашим соображением это будет полезно. Итак, у вас есть физическое ограничение в восемь килогерц. Однако если использовать два канала записи и микшировать оба сигнала, то вполне возможно получить высокие гармоники за счет интерференции.

— Я понял, спасибо. Осталось только придумать как создать два таких сигнала…

— Тоже мне бином Ньютона! Берете исходный сигнал, на фильтре загрубляете его до восьми килогерц, затем вычитаете из исходного полученное дерьмо и вот результат снова режете до восьми, причем инвертируя по фазе. Тогда на миксе вы практически гарантированно вытащите двенадцать, а если дотяните оптическую запись до девяти, что четырнадцать в зале у вас практически наверняка будет…

Еще немного пообсуждав принципы реализации многоканальной записи звука, Ирина разговоры «на технические темы» закончила — но как только Тагер вышел, в кабинет вломился давешний мужичок:

— Это снова я, и снова с тем же вопросом. Ваш фильм не прошел утверждение в Главреперткоме.

— А вам-то какое дело?

— Я, между прочим, заместитель председателя…

— Отлично. А я — второй заместитель начальника Особого Девятого управления ОГПУ. И должна вам сказать, что ОГПУ само может решать, какие фильмы показывать народу. А теперь пошел вон, и если я тебя еще раз здесь увижу, то в следующий раз мы сможем встретиться лет через десять, да и то, если ты выживешь в Соловецком лагере. Я понятно объяснила?