Шолох. Долина Колокольчиков

Всё! Будем считать, для человека, не успевшего выпить священный утренний кофе, я сделала достаточно. Теперь мяч моего будущего на стороне судьбы. Пойду поем.

Хозяин «Кардамона и перца» выжидательно смотрел на меня с другой стороны барной стойки. То же самое делала голова оленя, висящая на стене. Больше в обеденном зале никого не было: все разошлись унывать по своим комнатам, а кто-то гулял и плакался дождю. Прятал в нём слёзы отчаяния и незаметно пытался утопиться.

– Ну как? – спросил Шофри, когда я, решившись, всё-таки попробовала пахнущую плесенью и пылью чёрную кашу, поданную мне в деревянной пиале. – Нравится?

Я в ответ захрипела и заскребла ногтями по столешнице.

– Это… – из моего горла донёсся странный свист, – впечатляет.

– Вот именно, госпожа Страждущая! Такого блюда в вашем Лесном королевстве не найдёшь! Держите-ка водички, а то вы что-то побледнели.

Я залпом выпила стакан и содрогнулась, поняв, что чёрной каши передо мной ещё целая тарелка, а вот мужество уже покинуло меня. Бешеные норшвайнцы делали это жуткое национальное блюдо из горных ящериц, и, небо голубое, я не хочу видеть его больше никогда в жизни, не то что пробовать! Всякой жажде новых впечатлений есть пределы.

– Может, возьмёте с собой в Шолох костяной порошок? Если развести его, получится дешёвая версия такой каши.

– Боюсь, он по пути испортится, я ещё не скоро поеду домой.

– Но он долго хранится.

– Но я ужасно безответственная. Наверняка потеряю; обидно будет.

Шофри всё понял. Усмехнулся в русую бороду и утешительно похлопал меня по руке.

– Ещё воды, милая?

– Да, пожалуйста, – просипела я.

Надеюсь, за оставшиеся четыре недели отпуска мой голос вернётся в норму. Будучи Ловчей – детективом по делам чужестранцев и магических рас, – я не хочу знаками показывать преступникам, что они арестованы. А то они в ответ покажут мне что похлеще.

Четыре недели, небо голубое! А ведь две, помимо них, уже прошло! Мне до сих пор не верится, что меня сослали… в смысле, отпустили на такой долгий срок.

Как это было: однажды утром шеф, мастер Улиус, внезапно вызвал нас с Полынью к себе в кабинет.

– Тинави! – рявкнул он, едва мы с напарником переступили порог. – Нельзя так много работать и так мало отдыхать! Ты себя угробишь, Страждущая, а меня, в свою очередь, за это угробит трудовая комиссия! Она как раз сегодня на рассвете заглядывала, как всегда, без предупреждения, причём ко мне домой – чтобы я не сбежал!

Я опешила от такой избирательной претензии.

– Но ведь Полынь тоже давно не был в отпуске!

– Ябеда, – проворчал тот и звякнул браслетами.

– С ним я тоже разберусь, не переживай! – рокотал Улиус. – Но ты, как хорошая девочка, должна подать ему пример! Поэтому так: Тинавушка, чтобы ноги твоей не было в ведомстве с двадцатого июня по первое августа! Это приказ!

Он пододвинул ко мне бумаги и всучил перо.

– И будь добра, отдохни как следует, дабы это лохматое чудовище, наслушавшись потом твоих рассказов, взвыло от зависти и само куда-нибудь попросилось! Нагло, уверенно и с полноценной аргументацией попросилось, как у него и принято!

Зевавший Полынь вздрогнул.

– Мастер Улиус! – В его голосе звенел укор пополам с ужасом. – А можно говорить обо мне не в среднем роде?! А то я расстроюсь, оброню где-нибудь свою самооценку и буду долго восстанавливать её своим любимым способом, который вам так не нравится!

– Это которым? – призадумался Улиус.

– Совершая трудовые подвиги! – Внемлющий возмутился. – А что, вас что-то ещё не устраивает?

– Конечно. Твои побрякушки, твои безумные методы ведения расследований, твои татуировки…

Глаза напарника, и без того немаленькие, становились всё больше от слова к слову.

– Так, всё! – воскликнула я, расписываясь в документах настолько быстро, насколько это было возможно – пока тут кто-нибудь кого-нибудь не убил. – Бумаги оформлены. Отпуск ждёт.

– Молодец, Тинавушка! – одобрил шеф.

А Полынь, когда мы вышли, запрыгнул на лестничные перила и по ним медленно, рядом со мной, поехал на первый этаж.

– Про методы было обидно, конечно. Но шефу не нравятся мои татуировки! – Хитрая улыбка расцвела на его лице. – Ну наконец-то он признался. Я чуял, чуял, что они его бесят! И вот мы выбили из него правду!.. Хей, малёк, а ты чего такая задумчивая?

– Да меня тут в изгнание отправили, если ты не заметил. – Я помахала свитком. – Месяц с лишним отпуска, Полынь! Это ужасно ответственная задача, так-то. Вот я и прикидываю, куда послать своё бренное тело в поисках приключений.

– Езжай куда-нибудь, где происходит побольше всякой дичи. Тебе же потом нужно заставить меня завидовать, не так ли? Вот и постарайся, душа моя. – Он подмигнул, и я, не удержавшись, ткнула его под рёбра.

Полынь взвыл и расхохотался.

– Шучу, – сказал он чуть позже. – Лучше хорошенько отдохни. И, конечно, выбирай безопасное место.

– А всё, а поздно, я запомнила первый совет.

В общем-то, после некоторых размышлений я решила отправиться в графство Норшвайн, где уже три года живут мои родители.

Всю неделю, что я провела у них, папа хвастался своей новой лабораторией, а мама неистово кормила меня вишнёвыми пирогами. Эти пироги – отдельная песня! Иногда мне кажется, что родители переехали на север не потому, что папе предложили почётную должность графского алхимика, а как раз из-за маминой выпечки. Слишком уж она всегда была хороша. Должно быть, булочники всея лесной столицы объединились, пожаловались королю на недосягаемый идеал вишнёвого пирога, и его величество нежно попросил госпожу Драссен придумать что-нибудь, не терзать чужую гордость. И когда встал выбор: печь или не печь? – мама решила печь. Просто где-нибудь в другом месте: надо же, в конце концов, осчастливить вкусовые рецепторы и остальных народов.

Мама переезжала с огромным энтузиазмом. Папа – тем более. Мой непоседливый характер – от них.

Ну а после отдыха в обществе своих ближайших и дражайших я отправилась дальше. По плану я собиралась ме-е-е-едленно двигаться обратно к Шолоху, по дороге заезжая во все симпатичные городки без исключения. В этом отпуске я буду слушать своё сердце и левую пятку, а не разум – так я решила.

А вот Врата Солнца в свою очередь решили привязать меня к себе посредством камнепада… Но тут мы ещё посмотрим, кто кого.

Размышляя обо всём этом, я подъедала взбитые сливки с горячего шоколада, которым пыталась восстановить своё душевное равновесие после каши. Едва я сунула в рот последнюю ложечку, как кто-то похлопал меня по плечу.

Поперхнувшись от неожиданности, я оглянулась.

Передо мной стоял хрупкий и до крайности подозрительный юноша лет двадцати трёх на вид. Его волосы цвета лепестков белой лилии доходили почти до плеч и надо лбом были собраны резинкой (в Шолохе мы называем такую причёску «фонтанчик»). Глаза – огромные и ярко-голубые, черты лица – очень нежные, как у какой-нибудь принцессы: даже её величество Аутурни, не к ночи будет помянута, рядом с ним не показалась бы настолько эфемерной, как обычно.

А вот взгляд у пришедшего по мою душу норшвайнца был дерзкий. Донельзя насупившись, он придирчиво оглядел меня с головы до ног. Я не отставала, внимательно изучая его обтягивающий чёрный костюм в стиле горного охотника и такого же цвета короткую накидку с широким капюшоном и серебристой вышивкой.

– Мастер Силграс Авалати, я полагаю? – выплюнув ложку, спросила я с максимально возможным достоинством.

– Да. А ты – Тинави из Дома Страждущих? Я нашёл твою записку.

Признаться, я удивилась. С одной стороны, Силграс с ходу обратился ко мне с дружеским «ты». А с другой – гордо вскинул подбородок и почему-то продолжил смотреть на меня с откровенным вызовом. Исходя из моего опыта, после таких взглядов помещение наполняется брошенными перчатками, пощёчинами и криками: «Ах ты сволочь!»