Страница 26 из 27
Голден-Халла молчал.
– Хей! Как ощущения, Берти? – Я взволнованно дёрнула его за рукав.
– Странные. И впрямь уже не помню, чего лишился!
– Ну, судя по твоему лицу, это было что-то не очень важное!
– Надеюсь!
И вот впереди, посреди снежно-цветочной хмари, неожиданно показалась хижина.
Дом выглядел… коварно. В нём было что-то тревожащее, заставляющее невольно отступить назад. В голове тотчас промелькнули тексты страшных сказок, которые я с упоением читала в детстве и из которых вынесла три правила: никогда не разделяйтесь с друзьями; не проверяйте, что шуршит в подвале; держитесь подальше от неизведанных хижин в лесу.
Мы с Берти переглянулись.
– Да? – спросил он, явно полный тех же сомнений, и убрал использованный артефакт в карман.
– Да, – сглотнула я.
Впрочем, вблизи хижина оказалась не такой уж подозрительной, хотя, возможно, это планка моих ожиданий совсем упала к тому моменту, когда мы всё-таки добрались до порога.
Потому что Перепляс был прямо здесь, и от его близости кровь стыла в жилах. Стало ненормально холодно, куда холоднее, чем в Долине Колокольчиков. Естественно, мы с Берти не могли тратить время на то, чтобы остановиться и надеть шуфы – и я чувствовала, как острая боль пронзает мои оледеневшие пальцы.
Боги, я ненавижу холод.
Помнится, в дни до моего отъезда в Шолохе было нестерпимо жарко. Все страдали. Горожане бродили по чащобе, бормоча что-то о каре небесной, выбегали на набережные, раскидывая руки и крича ундинам: «Хлещи, хлещи!» (те били хвостами по воде, поднимая тучи брызг), просили в кафе воду только затем, чтобы красиво облиться ею при всём честном народе. И хотя я любила жару, даже для меня это было чересчур. Духота наполняла дом, мысли плавились, я лежала в самом прохладном углу библиотеки и утешала себя: «Зато не холодно!»
«Зато не холодно!» – сто раз подряд.
Это помогало. Ведь мозг, в сущности, очень просто устроен: если старательно прописывать в нём какую-то мысль, она приживётся.
Сейчас, замерзая вместе с Берти в колдовской буре, я решила применить тот же метод. И когда Голден-Халла обернулся ко мне, чтобы проверить, не расцвели ли у меня на веках фиалки – признак скорой смерти от Перепляса, я героически простучала в его сторону зубами:
– З-з-з-з…
– Что? – Берти расширил глаза. Его ресницы и брови были покрыты инеем.
– З-з-з-зато не холодно…
Он аж подавился. Чокнулась. Небо голубое, она уже чокнулась, как же жаль.
– Тьфу ты! Я имею в виду: зато не жарко!
– Да уж, это определённо плюс, – хмыкнул Голден-Халла, и мы буквально взлетели на крыльцо хижины.
Сколько мы ни барабанили в дверь, никто не открыл, и тогда Берти заклинанием отпер её. Вместе с нами внутрь влетел ворох снежинок и цветов: гиацинты, розы, ирисы, незабудки усыпали пол избушки, а потом растворились без следа.
Перед тем как захлопнуть дверь, я заметила на ней табличку. «Травяного ликёра нет», – гласила она.
Это ещё что значит?
Голден-Халла не дал мне вчитаться: схватил за шкирку, буквально откинул в глубь дома и захлопнул-закрепил дверь заклинанием.
– То ты бредишь, то зависаешь на пороге! – возмущённо всплеснул руками он, а потом начал прыгать и приседать, чтобы согреться.
– Там просто было написано что-то странное!
– Про ликёр-то?.. Я тебе потом расскажу, что это значит. Сейчас главное – двигаться! Холод Перепляса – это жесть, здесь можно и после десятиминутной прогулки умереть, а я меньше всего на свете хочу оказаться заперт с твоим трупом! Давай, Стражди! Упала-отжалась!
Следующие минуты прошли в почти полной темноте. Мы сосредоточенно пыхтели, по-чьяговски «приветствуя солнце» и выполняя другие связки упражнений. Когда кровь снова зациркулировала в венах, я с облегчением растянулась на полу.
– Надо бы свет включить, – философски отметил лежащий рядом Голден-Халла. – Забавно, если всё это время ошалевший хозяин хижины наблюдает за нами из дальнего угла.
– И стыдится высказаться против столь наглого вторжения, ага, – подхватила я, а потом поднялась и на ощупь стала нашаривать на стене выключатель.
Впрочем, быстро выяснилось, что магические сферы и характерный кристалл на стене, позволяющий их зажечь, тут отсутствуют. Мой фонарь с осомой снова пришёл на помощь. С ним нам удалось отыскать несколько ламп и деревенскую печь. При свете таинственная хижина оказалась весьма очаровательной.
Это был настоящий домик отшельника: деревянный массивный стол, кресло-качалка, спальное место, обустроенное на печи. По другую сторону от трубы прятался кухонный уголок, где под потолком покачивались пучки засушенных трав: шалфей и зверобой, тимьян и вереск.
На полу обнаружился люк, ведущий в погреб. В нём мы нашли ледник с вяленым мясом, орехи, мёд, а ещё… сливки, козий сыр и хлеб. Всё это, равно как и переброшенная через спинку стула чёрная туника, раскрытая книга и некоторые другие приметы, свидетельствовало о том, что хозяин избушки живёт тут на постоянной основе.
– Прах, Берти, а если он попал в ловушку Искристого Перепляса? – Я с тревогой посмотрела на входную дверь.
Голден-Халла открыл было рот, чтобы ответить, но вместо этого вдруг поперхнулся и указал пальцем на что-то у меня за спиной. Вы даже не представляете, с какой скоростью я обернулась.
На настенном зеркале проступили буквы:
«Не переживайте. Он сейчас далеко и вернётся только завтра».
Текст выглядел так, будто его писали от руки, хотя в хижине не было никого, кроме нас.
«Хотите пить?» – продолжился текст как ни в чём не бывало, и одновременно с этим дверцы подвесного кухонного ящика распахнулись, и оттуда вылетели два стакана и кувшин с морсом, судя по характерному цвету – из малины. Один стакан толкнул в грудь меня, другой – Голден-Халлу. Кувшин заметался, не зная, кого обслуживать первым.
Я была слишком удивлена, чтобы что-то сказать. Даже «спасибо» застряло в горле, вырвавшись лишь невнятным мычанием – и невидимый кто-то истолковал это по-своему.
«Хотите есть?»
Прежде чем мне в затылок врезалось блюдо, вылетевшее из погреба, я успела пригнуться и взвыть:
– Подожди! Ничего не нужно, спасибо! Просто скажи: кто ты?
«Я живу здесь».
Берти, тоже оклемавшийся, подошёл к зеркалу.
– Ты, наверное, ниссё – дух, берегущий дом и привечающий гостей? – Сыщик с интересом посмотрел на то, как быстро стираются буквы.
«Нет».
Сложно ставить диагноз по почерку, но, кажется, нашему собеседнику не понравилось это предположение.
«Я не такое ничтожество».
О-о-о, точно не понравилось.
– А кто же ты?
«Призрак. Напарник хозяина дома. Я разрешаю вам переночевать здесь, чтобы вы не погибли в Искристом Переплясе. Ешьте, пейте. В общем… – Место на зеркале кончилось. Невидимая рука резким движением стёрла всё написанное и крупно, слегка угрожающе вывела: – Располагайтесь».
Располагаться как-то совсем не тянуло. Пусть пишущий на зеркале и не хочет нашей смерти, а всё же достаточно сложно проводить уютный вечер, зная, что за тобой кто-то наблюдает.
– Неуютно как-то, – озвучил мои мысли Голден-Халла.
Мы стали готовить ужин. Вскоре на сковороде зашкварчала рыба, натёртая солью и розмарином. Огонь в печи потрескивал, а целебные травы в нагретом помещении начали источать тонкий и приятный аромат. В противовес этому уюту за окном слышался далёкий серебристый смех и холодная струнная музыка, от которой хотелось плакать. Чтобы заглушить звуки Перепляса, мы с Берти, не затыкаясь, весь вечер болтали о всякой чуши – говорить о важном при неведомом наблюдателе не хотелось.
– Ты обещал рассказать мне про табличку на двери, – напомнила я, когда мы сели за стол.
– Точно, – улыбнулся Берти. – «Травяного ликёра нет»… Ты когда-нибудь слышала о травкёрах?
Я помотала головой.
– Я тоже узнал о них только недавно, от Моргана, – кивнул Голден-Халла. – Травкёры – это один из типов местной нежити, разумный и не очень агрессивный. Внешне травкёры практически неотличимы от нас, но у них есть лисьи уши и хвосты. Встречая одиноких путников и отдельно стоящие дома, они часто спрашивают: «Травяного ликёра нет?» По какой-то причине каждый травкёр сходит с ума по вкусу традиционных северных настоек, но сам сварить их не может, потому что не в силах коснуться трав, из которых делается ликёр: они целебные, он нечистый, вот такая печальная логика. Так вот проблема в том, что независимо от ответа – предложишь ты травкёру ликёр или нет – он тебя проклянёт. Грубо говоря, сам факт разговора с ним – уже проклятие, которое сулит тебе беду в ближайшие недели. Поэтому единственная возможность избежать этой участи – заранее закрепить на доме такую табличку, как здесь, чтобы травкёр, несчастное, по сути, существо, всё сразу понял, оскорбился и ушёл.