Ангелу не больно…

Эти строчки я нашла в своей записной книжке. Спустя полгода. Но даже не помню, когда написала. Я вообще первые месяцы после произошедшего плохо помню. Какими-то обрывками. Голубые ели на Троекуровском кладбище. Рефрижератор. Пробки. Пекло. Похороны. Поминки. Это был какой-то страшный сон. Но увы… Не сон. Это была явь. Жуткая. Чудовищная.

Моё сознание долго не могло смириться с тем, что у меня нет больше дочери. И внучки. Это – страшные слова. Слова, которые однажды я услышала в трубке: «Кати больше нет».

Не – е – е – т!

Абсолютно все слова, которые потом кто-либо произносил, для меня сливались в это холодное, душераздирающее, пустое «нет». Понимаете, «нет ЕЁ»! Точка.

Уход самых дорогих для нас людей – это трагедия, которую очень тяжело пережить. Я – сильная. Многое выстояла в этой жизни. Но горе может сломать любого человека, даже самого сильного. Хотя сильный человек в Душе часто слабый и ранимый. Только умело скрывает это. Иначе – задавят. Но сейчас не об этом.

И вот теперь эта слабость и ранимость вместе с этим коротким, но ёмким «нет» вырвались наружу. Я стала другой. Как и мир стал для меня другим. Чужим и бесцветным.

«Держись! Ты – сильная». От этих слов я ещё больше рыдала и, казалось, теряла силы, которые ещё оставались. В таком случае лучше вообще ничего не говорить скорбящему. Просто обнять человека и помолчать. Это действует лучше слов. Потому что в этот тяжёлый момент все слова утешения теряют смысл. Ты просто не слышишь их. И где взять эти силы убитому горем человеку?

Мне казалось, что больше никто так не страдает и не страдал, что никто не понимает меня. Мама моя ушла рано. Я осталась одна. Из родственников никого больше нет. Я долго и мучительно переживала её уход. Считала, что это и есть то самое страшное, что может случиться в жизни. Как оказалось, есть вещи пострашнее…

Помните мультик про ёжика и медвежонка «Если меня нет»? Однажды дочь сказала: «Мам, не дай Бог с тобой что случится, я жить не буду без тебя». А как теперь мне жить без неё? – этот вопрос не давал мне покоя. Я была в отчаянии. Было такое ощущение, что я – дерево, которому обрубили все ветви. В одночасье всё просто рухнуло. Пустота… Ноль…

Вроде, ходишь, делаешь какие-то дела, отвечаешь на какие-то вопросы. Но…Тебя теперь тоже больше НЕТ.

«Самое тяжёлое во всех несчастьях – это необходимость жить дальше»

Жизнь для меня остановилась. Так казалось. Потому что я видела, что на самом деле жизнь как обычно кипела. И мне тяжело было слышать, видеть эту как ни в чём не бывало продолжающуюся жизнь вокруг. Шумную и беззаботную: на детской площадке по-прежнему щебетала детвора, у подъезда на скамеечке гоготали подростки, и, спрятавшись от палящего солнца, неторопливо шли по тенёчку под деревьями разморённые жарой прохожие.

Хотелось кричать: «Лю-ди-и-и-и! Вы что, ничего не понимаете?» Но миру было абсолютно все равно, что на моих родных двух человечков вдруг стало меньше. Это даже раздражало. Мне не хватало тишины. Хотелось «нежить»: закрыться дома и никуда не выходить. Хотя я понимала: жить надо ради сына. И понимаю теперь эту Божью милость и благодарю Бога: в сорок лет рождение второго ребёнка, спустя двадцать лет после рождения первого. Одна я, наверно, не справилась бы с такой невосполнимой потерей сразу двоих моих Ангелочков.

Жить и выходить из дома приходилось. На автопилоте. Ночью ты плачешь. А днём надеваешь очки и выходишь на улицу. Душа разрывается от боли, но ты делаешь вид, что ничего не произошло. На автопилоте ходила на работу. Из-за того, что слёзы постоянно текли ручьём, ходила в тёмных очках не только на улице, но и в помещении. В работе было чуточку легче. Это хоть как-то, пусть на какое-то время вытаскивало меня из болота горя и отчаяния, в котором я тонула. Благо сотрудники с пониманием отнеслись к моему горю: никто ничего не спрашивал. А дома… Дома можно было сойти с ума. Сыну-подростку тяжело было смотреть на постоянно рыдающую мать, и он целыми днями пропадал на улице с друзьями.

«Ходи в храм. Легче будет», – советовали мне.

Я ходила в храм и… рыдала там.

«Время лечит, – говорили мне. – Подожди».

Подождать? Чего? Ты просто шаг за шагом, день за днём выживаешь – привыкаешь жить с этой временами просто непереносимой болью.

Я потихоньку угасала. Мне было всё равно, как я выгляжу. Несколько дней ходила непричёсанная. Потом взяла ножницы и отрезала свалявшуюся косу. Я боялась людей. Этих бесцеремонных вопросов типа: «Как ты?». Даже обходила стороной идущих навстречу знакомых. Кто-то стал советовать мне обратиться к психиатру. Так и хотелось сказать: «Люди, как-нибудь без ваших советов обойдусь. Спасибо. Утешили».

Я хорошо понимала, что известная фраза «спасение утопающих – дело рук самих утопающих» – это как раз про меня. Прекрасно осознавала, что никто не сможет мне помочь. Только я сама. Вспомнилась фраза ушедшего за грань бытия Михаила Задорнова: «Если тебе когда-нибудь захочется увидеть того единственного человека, который может прийти к тебе на помощь в любую минуту, подойди к зеркалу».

Сначала я запретила себе плакать. Не всегда получалось. Какое-то время держусь, потом срываюсь и ору. До бессилия. Известно, что это очень плохо для усопшего. Боже, никак не приму это слово «усопшая». Какое это странное слово для меня. Моя дочь жива! Только живёт в каком-то невидимом никому мире. Живёт! Пусть не сразу, но осознание этого факта со временем благоприятно сказывалось на моём состоянии. Тем более это была не просто мысль, мои предположения. Это была правда для меня. Правда в том, что после ухода дочери стали происходить странные вещи. Реальные настолько, что факт присутствия дочери был очевиден. Наверно, многие замечали подобное.

Когда дочь ушла, в квартире странным образом появилась огромная бабочка. Необычная. Было лето, и все окна защищала москитная сетка. Я просто взяла бабочку в руки (она даже не пыталась улететь) и выпустила в окно. Но тогда я ещё не знала о «том» мире. О фантомах. О похожей бабочке рассказала и Катина крёстная. Хотя живём в разных городах.

По ночам, особенно в первые дни, были слышны звуки из кухни. Даже сын говорил: «Мам, там Катя гремит кастрюлями».

Часто в квартире появлялся родной запах: как шлейф – будто дочь мимо прошла. Я даже оглядывалась.

Иногда было ощущение, будто кто-то обнимает меня сзади. Вздрогну, оглянусь – нет никого. И опять – всё тот же родной запах.

Часто чувствовала стойкий холодок на щеке. Ощущение, как будто приложили кусочек льда.

Иногда на кухне вода вдруг начинала бить фонтаном – кто-то включил кран. А в квартире, кроме меня, нет никого. Бегу, чтобы закрыть кран.

Свет, техника вдруг сами включались-выключались. Поначалу думала, с розеткой какая-то неисправность. Можно продолжать бесконечно. Дошло до того, что я попросила дочь однажды: «Катюш, если ты со мной, дай знак». После моих слов в коридоре свет выключился-включился. И так – три раза. Совпадение?

Это невероятно, но дочь помогает мне находить потерянные вещи. Когда я обращаюсь к ней после безуспешного поиска, например: «Катюш, помоги мне найти ключи», то тут же какая-то неведомая сила ведёт меня к месту, где они лежат. Хотя до этого я весь дом переверну, пока ищу. И именно в этом месте не было ключей. Они появились там каким-то странным образом.

Ещё заметила, что дочь вызывает мне лифт. Я заранее отхожу в сторону, чтобы пропустить людей, которые должны выйти из спускающегося электронного лифта. Двери открываются, но там нет никого. А я-то лифт не вызывала. Когда захожу в лифт, двери закрываются, но потом опять открываются, как будто кто-то помешал.

Ещё один случай. Я была очень далеко от дома и вызвала такси. Все знают, что адрес конечного пункта и у пассажира в программе на телефоне, и на навигаторе у водителя один и тот же. Я ехала в машине, погружённая в свои мрачные мысли и в окно не смотрела. В какой-то момент, на полпути, я подняла глаза и увидела башни Москва-Сити. Поняла, что мы едем в другую сторону. Спрашиваю у водителя: «А куда мы едем?».