Страница 4 из 5
За ними – «народ». Это важный момент. Следующий логический шаг – поговорить о том, почему за ними «народ», который дает мандат в том числе и на расправу и надругательство над национальной памятью?
Широко известно даже школьникам, что высшие слои политических атмосфер сидят у нас на углеводородной ренте, щедро распределяя ее между собой и время от времени, особенно в период выборов, откупаясь от населения какими-нибудь социальными выплатами или майскими указами президента и их аналогами. Несколько лет назад такое явление называли социальным контрактом времен высокой сырьевой конъюнктуры. С тех пор конъюнктура так и осталась высокой.
Соответственно, наряду с получением ренты (rent seeking) и ее перераспределением органическим путем появилось такое явление, как просачивание ренты – rent dripping. Есть целая теория, согласно которой за счет падения со стола сильных мира сего крошек от распиленного на заносы и откаты национального пирога формируется средний класс.
Чтобы только обслужить одного rent-seeker с его замками и шубохранилищами, нужны десятки горничных, уборщиц, нянь, охранников, адвокатов, садовников, шоферов, сантехников, врачей, официантов, парикмахерш, массажистов, бухгалтеров, налоговых консультантов, инструкторов по сквошу, тренеров по хоккею, репетиторов по французскому… И все получают рабочие места и зарплаты.
Шубохранитель тем самым делится рентой. Не говоря уже о том, что благотворительные, формальные налоговые выплаты, неформальные выплаты «на ремонт храмового ансамбля Кремля» и на откуп от населения тоже распределяются среди окормляемой официозным православием, крымским проектом и просто деньгами паствы, имеющей руки, чтобы голосовать, и глаза, чтобы смотреть телевизор.
Так рождается гигантский класс рентополучателей. А в политическом смысле – партия ренты. «Ест такая партия!» – как писал Вагрич Бахчанян. На этом держатся и властная пирамида, и движущийся к пику Коммунизма рейтинг первого лица.
Есть и психологический механизм столь масштабной поддержки нынешней власти. Назовем его политическим стокгольмским синдромом: если вас захватили в заложники, но дают достаточное количество риса и утверждают, что без них и рис исчезнет, и последние рисинки сожрет иностранный агент, а все выступления против будут жестоко караться, – хочется немного отдохнуть, перестать сопротивляться и уже получить хоть какое-то удовольствие. То есть слиться с режимом пусть в вялом, но экстазе. А тут еще санаторно-курортный бонус в лице Крыма появился…
Лучше стоять в стройных рядах последних солдат империи, пусть и символически, чем сидеть в лагере, как Удальцов с Развозжаевым и другими узниками Болотной.
На выходе мы имеем гремучий коктейль, состоящий из политико-экономическо-ментально-исторической монополии, синдрома осажденной крепости, международной экономической и политической изоляции и пародийной самоизоляции («Долой “Макдоналдсы”»!), персоналистского характера власти.
Но если вы уничтожили внутри любую фронду и даже додавили иностранных агентов, то в дальнейшем потенциальное снижение рентных поступлений и уменьшение масштабов просачивания ренты уже невозможно будет оправдать ничем, кроме собственных просчетов. Равно как и спасти положение за счет увеличения НДС, введения налога с продаж или выкатывания иностранному агенту многомиллионного штрафа за якобы налоговые нарушения.
И эффект консолидации «крымского большинства» может смениться эффектом его декомпозиции. Но все завязано на ренту: пока она есть, партия ренты будет стоять, как КПСС. На глиняных ногах. Но зато какой колосс…
2014 г.
Тороватое решение
Минюст спустя год после первого отказа так и не решился зарегистрировать Национально-демократическую партию Константина Крылова и Владимира Тора. Думается, не только потому, что отцы-основатели партии состояли в координационном совете оппозиции. Хотя и это наверняка сыграло свою роль.
Националистов наверху держат за своих. Только опять же привечают тех, кто делает карьеру на националистической волне, поднявшей не одну лодку, по некоторым правилам. И у кого в этом смысле более или менее адекватная биография, как говорят на погрязшем в санкциях Западе, credentials.
Всех в Ноев ковчег русского национализма не погрузишь, допускаются только члены профсоюза.
Нынешняя власть монопольна по своей природе, касается ли это экономики, бизнеса, политики или ментального контроля. Соответственно, терпеть конкуренцию и на поле русского национализма, и так уже густо засеянном, никто не собирается.
К тому же и в самом деле здесь важен контроль – соблюдение баланса взглядов и высказываний. Чтобы если они и приводили к действиям, то исключительно к управляемым. К тому же все чаще на идеологическом полигоне испытываются более умеренные образцы оружия: вместо национализма – «консерватизм», вместо Ивана Ильина – Николай Бердяев. Правда, взлетит ли такой «Тополь»?..
Протест бирюлевского типа идейно ближе нашим властям, но он все равно нежелателен в той же степени, что и «болотный» протест.
Конечно, присутствие «русской партии» в нынешнем истеблишменте гораздо более значительное и значимое, чем в родном ЦК КПСС. Но вот в чем схожи тогдашнее и сегодняшнее начальство – в попытках отсечения всего экстремального. Политика баланса – чтобы монопольно управляемую лодку не укачало – приводит к тому, что власть сама выбирает себе партнеров по национализму, национал-патриотизму, русской идее и политическому православию.
Боятся ведь вот еще чего: как те из националистов, которые побеспринципнее, пытались, как блоха на собаке, въехать во власть на пике демократического протеста, так и сейчас они же готовы двигаться в фарватере авангарда националистических сил. А самые пассионарные из них воюют сейчас на юго-востоке Украины.
И несмотря на присмотр приставленных «премьер-министров» ЛНР и ДНР, нет никаких доказательств того, что эти силы раскрепощенного национализма такие уж управляемые. А если они разочаруются в Путине, который покажется им недостаточно радикальным, и обратят свои штыки против него? Так рассуждают многие наблюдатели событий. И стараются сделать ситуацию управляемой хотя бы на территории метрополии.
Собственно, это один из важнейших вопросов современности: куда денется накопленная на юго-востоке Украины националистическая энергия, если война там закончится?
Собственно, ровно поэтому можно услышать и такие рассуждения: Путин не может уйти с юго-востока, единожды войдя туда. Там это могут счесть неправильным с точки зрения теперь уже не славянского, а русского братства шагом.
Словом, ко всем демонам и страхам сегодняшней власти наряду с золотушным интеллигентом, космополитом и грантоедом добавился еще один националист, вроде бы весь такой родной, такой похожий на ядерный путинский электорат, на нуклеус крымского большинства.
Но – не до конца управляемый националист. Себе на уме. И чрезвычайно политически амбициозный.
Страх становится главной движущей силой власти. Страх утраты контроля теперь уже над идейно близкими. Даже если они не могут составить конкуренцию, лучше перестраховаться: запретить и закрыть. И в этом смысле «Русский марш» должен идти не под мегафонные крики Тора, а исключительно под персональным контролем кремлевской машины организации массовых мероприятий.
Можно сказать вслед за Михаилом Гершензоном более чем столетней выдержки (сборник «Вехи»), что штыки власти вновь ограждают приличных граждан от «ярости народной», в том числе и с лицом националиста-погромщика.
Но во-первых, не очень-то и защищает нынешняя полиция: она под это заточена не лучше, чем городовые в годы кишиневских и одесских погромов. Во-вторых, если и защищает, то только саму себя, причем в лучшем случае самый верхушечный слой. В-третьих, чтобы проверить теорию «защиты-от-ярости-народной», надо провести хотя бы одни за долгие годы свободные выборы. Тогда-то и станет понятно, до какой степени будет опасен радикальный русский национализм и состоится ли его электоральная легитимация.