Осторожно: сутаны!

- Путь этот не привел их к Богу, - сказала Кандида. - Если бы они понимали человеческую речь…

Кто-то запустил в нее комком грязи, который попал ей в ухо, и другие обезьяны тоже стали швырять в нас комья грязи. Вероятно, представление показалось им не слишком веселым. Они рассердились на нас, смех утих. Вставив в беззубые рты пальцы, аборигены засвистели.

Мы решили не обращать на них внимания и двинулись дальше по тропе, петлявшей между холмами. Аборигены расступились, пропуская нас. Проводив нас свистом, они разошлись по своим домам.

Хижины остались позади, потянулись поля. Почва была обработана из рук вон плохо, поля были в ужасном состоянии. Здесь трудились сотни обезьян. Сейчас они были заняты вспашкой. Дюжина тщедушных самок тащила плуг, на котором сидел полуголый самец. Он размахивал кнутом, время от времени опуская его на спины несчастных животных. От коричневой и ароматной, как хлеб, земли к соломенным облакам поднимался теплый пар. Небо постепенно темнело, облака набухали и грозили пролиться дождем, который мог застать нас в открытом поле. Нужно было спешить. И не только из-за приближающейся грозы. Нас догоняла группа странных существ.

- Мы не станем от них удирать, - сказал Растел. - Они не причинят нам зла.

- Никто и не помышлял о бегстве, - возмутилась Кандида. - Нам нужно выучить их язык. Только вера в Бога сможет превратить этих животных в людей. Мы будем проповедовать христианство.

- Вряд ли у них есть язык в общепринятом смысле этого слова, - сказал Растел.

Существа, которые к нам приближались, были похожи на людей, но они были удивительно длинноноги. Мы увидели, что их длинные ноги - это обыкновенные ходули, и они передвигались на них достаточно уверенно, при этом руки у них оставались свободными. Они были одеты в одинаковые кожаные куртки, подобные тем, что носят наши рокеры. Существа эти, как я уже сказал, были очень похожи на людей, но еще больше они были похожи на горилл.

Кстати, их кожаные куртки, как выяснилось позже, были сшиты из шкур, снятых с таких же звероподобных, как они сами, да-да, из шкур убитых ими врагов.

Они перегородили нам тропу - их было шестеро, они вели себя нагло, и я ударил того, что был рядом, - он возвышался над моим плечом. Парень грохнулся на землю и немедленно нанес ответный удар своей ходулей. Он здорово саданул мне по ребрам, что было неожиданно и больно, а он тотчас же поднялся и через мгновение опять танцевал на своих ходулях.

- Они не тронут нас, если мы будем вести себя мирно, - убеждал нас Растел.

- Почему вы так уверены в этом? - спросила Кандида.

- Животные всегда настроены менее враждебно, чем люди, но они более подозрительны, - сказал Растел.

- Мне кажется, я не очень похожа на агрессора, - пробурчала Кандида.

Они указали нам направление, в котором мы должны были двигаться. Мы не стали сопротивляться. Не все ли нам было равно, куда идти.

Нас гнали, словно мы были овцами, отбившимися от стада. Пастухи на ходулях деловито покрикивали на нас, поглядывали на небо, затянувшееся тучами, обменивались друг с другом односложными репликами. Кандида напряженно вслушивалась, пытаясь запоминать слова и стараясь понять их значение.

Нас привели к большой лачуге, сложенной из камней. Я узнал это место. Одно из самых красивых в моем родном Эдинбурге - там стоит прекрасная готическая церковь. Какой резкий контраст… Какой долгий путь предстоит еще пройти обезьянам, окружившим нас, прежде чем они узнают, что такое готика. Они еще и до букваря не добрались.

Нас втолкнули в хижину. Внутри горел костер. Около него грелись старухи и молодые женщины с малышами на руках. Что меня удивило, все обезьяны были так или иначе одеты, женщины в платья из грубых тканей, но зады у них были оголены. Меня поразили также строгая иерархия, в которой старикам отводилось почетное место, и дисциплина.

У них был вожак, которому они воздавали царские почести, его команды выполнялись беспрекословно. Мы очень быстро узнали его крутой нрав. Это был молодой упитанный самец. Его одежда, сшитая из кожи врагов, была украшена разноцветными перьями, а к лодыжкам привязаны две острые шпоры, сделанные из длинных клыков какого-то животного.

Для нас освободили место на полу, двое охранников на ходулях возвышались над нами, а еще выше - на трапеции, привязанной к толстым деревянным балкам, - вожак… Он раскачивался взад-вперед, почти не держась ручками за веревки, грыз морковку и свирепо смотрел на нас.

Когда мы предстали перед его взором, охранники, сопровождавшие нас, распластались на земле, выражая свои наиподданнейшие чувства, и ползали в пыли до тех пор, пока он не разрешил им встать. Забавно было смотреть на это со стороны. Но мне расхотелось смеяться, когда Растел предложил нам проделать то же самое.

- Пожалуй, нам лучше встать перед ним на колени, - прошептал он, - в этом нет ничего унизительного. Мы покажем, что не посягаем на его авторитет и намерения у нас самые мирные. Это язык жестов - не более того.

- Если мы хотим научить их смирению, то должны сами подать им пример, - согласилась с ним Кандида. - Встань на колени, Шерри, - добавила она тоном, не допускающим возражений.

Мы опустились на колени, но взбешенный нашей медлительностью вожак швырнул в нас огрызок морковки и попал Растелу в глаз.

- Ах ты, бабуин вонючий, - завопил Растел, немедленно забыв о смирении и благоразумии.

Вскочив на ноги, он погрозил обезьяне кулаком. И прежде чем мы успели что-то сообразить, зверюга пролетела над нами на трапеции и, схватив Растела за шиворот, стала качаться вместе с ним.

Вдруг вожак сделал резкое движение и вцепился зубами Растелу в ухо. Потом он отпустил строптивца, и тот упал рядом с нами. Из уха, надкушенного обезьяной, текла кровь.

Вожак перестал раскачиваться и, остановив трапецию, ловко спрыгнул на пол. Рыча и брызгая слюной, он приближался к нам. Я понял, что драки избежать уже не удастся. Увидел, что один из охранников слез с ходулей и они лежали на полу недалеко от нас. Схватил ходулю - молодые обезьяны всем скопом кинулись на меня - я отчаянно отбивался. Молотил толстым древком по головам и спинам, но продолжалось это недолго. Их было много, и это были крепкие молодые самцы. Они скрутили меня и уложили на грязный пол лицом вниз. Мне удалось немного приподнять голову. Обезьяна, сидевшая у меня на спине, между лопаток, сползла на поясницу, и я увидел, что вожак стоит от меня в двух шагах, но между ним и мной - Растел. Он озирался, ища оружие, - его пистолет у него давно уже конфисковали. Кровь из разодранного уха стекала ему на шею и плечо. Повернув голову немного вбок, я увидел, что Кандиду два старых самца тащат в темный угол, а самки скачут рядом и плюют моей невестке в лицо.

И вдруг Растел согнулся в низком поклоне, почти касаясь локтями пола и причмокивая губами, как обезьяна. Вожак сразу же успокоился и, сменив гнев на милость, ограничился затрещиной, которую Растел покорно вытерпел.

Конфликт был исчерпан. Старикам было приказано отпустить Кандиду, а обезьяны, удерживавшие меня, слезли с моей спины и ног. Вожак снова уселся на трапецию и стал раскачиваться у нас над головами. К нам он потерял всякий интерес. Наши конвоиры жестами показали, что мы не пленники больше. Мы могли располагать собой и идти куда нам вздумается. Мы вышли на воздух. Прошел дождь - он так же внезапно кончился, как и начался, - и дышалось легко.

Я хлопнул Растела по плечу, а потом поднял вверх большой палец правой руки.

- Вы отлично выкрутились, Растел. Как это вы сообразили, что вам нужно делать? Мне понравилось, как вы изображали обезьяну. Ну что ж, вы спасли нас всех от расправы.

- Это было отвратительное зрелище, - сказала Кандида. - Всему есть предел. Такое унижение… Так раболепствовать перед какой-то обезьяной…

Растел рассмеялся ей в лицо.

- А чем они хуже людей? Не понимаю, почему вы относитесь к ним с таким презрением. Да они превосходят нас во многих отношениях. Они не ведут таких жестоких войн, как люди.