Дочь твоего врага

 Священник заканчивает речь и просит обменяться кольцами. Надеваем их друг на друга. Мои руки дрожат, я практически не вижу ничего перед глазами. Потом Глеб тянется к моим губам. Не хочу, стараюсь увернуться, но он больно фиксирует меня, сжимая руки на моей талии, вариантов отстраниться нет. Целует, хотя нет, это не поцелуй. Он терзает мои губы, кусает и слизывает кровь. А мне приходится только терпеть и в душе горько рыдать.

– Сегодня ночью я научу тебя послушанию… – слышу совсем тихое рядом с ухом. Этого никто не слышит, но для меня это словно гром среди ясного неба.

 Он отстраняется и улыбается, так что все начинают радостно аплодировать. Не смотрю ни на кого. Эти люди не понимают, что сейчас происходит. Для них это праздник, торжество, они пришли вкусно поесть и посмотреть на зрелище, не зная, что творится на самом деле.

После церемонии к нам хотят подойти, Глеб с радостью принимает поздравления, а я хочу уйти. Теперь даже натягивать улыбку мне становится все сложнее.

– Я пойду, мне что-то не хорошо, – говорю я, хочу уже уйти, но меня хватают за руку и тянут на себя.

– Стой тут! Не смей опять уходить, здесь важные гости, будь более улыбчивой, а то накажу еще сильнее, – сквозь зубы произносит Глеб, улыбаясь всем.

Он так и не дает мне уйти. Мы подходим к паре примерно возраста моих родителей, так же к нам присоединяется Захаров-старший.

– Дмитрий Олегович, я очень рад видеть вас у нас сегодня на торжестве, – Тимофей Ярославович улыбается мужчине.

Я пытаюсь вспомнить, где видела этого тучного мужика, потому что его лицо мне очень знакомо.

– Конечно, как я мог не прийти, такое торжество, и вообще Глеб мне как сын почти, – усмехается мужчина.

И тут ко мне приходит осознание того, где я видела его. Этот мужчина ведет дела Глеба. Дела, которые закрывает перед всеми, чтобы парня не посадили. Еще один убийца.

– Вы так прекрасны, Арина, – мужчина смотрит на меня и правда с возвращением. – Тебе очень повезло, Глеб. Будь осторожен.

– Конечно, Дмитрий Олегович, – отвечает парень, улыбаясь, а в его голосе так и скользит язвительность. – Но тут другой случай, теперь Арина – моя жена. И должна меня слушаться.

– Не переусердствуй… – все же настаивает мужчина, но Захаров-старший вступает в диалог.

– Не волнуйтесь, Дмитрий Олегович, мой сын знает, что делать, они разберутся, – с улыбкой произносит он.

– Хорошо, – все же не веря, кивает мужчина. – А что там с Сафиным?

Немного вздрагиваю от знакомой фамилии.

– Ждем вашего координатора, а так все готово, думаю, через недели две он пойдет за решетку или к своим родителям, – усмехается самодовольно Захаров-старший.

– Мой информатор, конечно, принесет все, что надо, но вы понимаете, что это за человек, – в голосе мужчины так и читается страх. – Вы понимаете, что он хуже своего отца, безжалостнее. Если мы проиграем, то он просто сотрет нас в порошок, мы будем кормить рыб, если не хуже!

– Тихо, тихо, Дмитрий Олегович, все под контролем, не переживайте, он ничего не сможет сделать и сгинет вместе со своим родителям. – Смотря в глаза собеседнику, говорит Тимофей Ярославович. – Он у нас на крючке, не стоило ему тогда воскресать.

Не понимаю, о чем они говорят, но мне это не нравится. Мне вообще ничего тут не нравится, много интриг и опасностей. Но самая главная опасность для меня – это мой муж, который сейчас обнимает меня за талию. Сжимаю в кармане платья маленький флакончик, он хоть немного успокаивает меня.

– Хорошо, тогда мой информатор скоро принесет еще информацию, и можете начать хоть что-то делать.

Мы уходим, и к нам уже спешит мой отец с матерью. Они улыбаются, видя нас, а я не хочу их видеть. Но Глеб упорно не отпускает меня, не давая даже отойти в туалет.

– Не хочу… – только шепчу я.

– А тебя никто не спрашивает, – опять сквозь зубы произносит мой теперь уже муж, улыбаясь моим родителям. – Здравствуйте, Александр Николаевич, сегодня нам не удалось поговорить…

– Да, да, но сегодня я отдал тебе самое ценное, мою младшую и любимую дочь Арину! – с гордостью произносит отец. А мне хочется рассмеяться ему прямо в лицо. Если бы он любил меня, он бы не сделал то, что делает сейчас. Не отдал бы меня ему.

– И я благодарен вам, – учтиво улыбаться Глеб. – И, конечно же, вы заручитесь поддержкой моего отца.

– Правильно, ведь теперь мы семья, – самодовольно произносит отец, улыбаясь тоже.

Наконец-то меня оставляю одну, так как мужчинам нужно пообщаться наедине. Хотя как одну, рядом со мной стоит мама, и я чувствую, как Глеб то и дело смотрит на меня.

– Арина… доченька… – опять говорит мама виноватым голосом, избегая смотреть на меня. – Что у вас произошло с Яночкой, она сказала, что ты выгнала ее…

– Да, мама, это так, – холодно произношу я, нет смысла врать. Мама вскидывает на меня шокированный взгляд.

– Но как же… вы же сестры… – все еще не верит, что я это сделала.

– Я больше не чувствую этого, она считает меня ненормальной и вруньей, тогда пусть думает, что это и правда так, – в моем голосе сарказм.

Потому что я не могу уже притворяться, делать вид, что все хорошо. Делать это для нее, чтобы не разрушить ее хрупкий мир, который итак уже трещит по швам. Мой уже давно разрушен, они не пожалели меня и теперь я тоже не хочу жалеть, бью по самому больному. Отец уже получил, что хотел, но ценой своей дочери.

– Ариночка, прошу, помирись с Яночкой, вы же сестренки, – умоляюще смотрит на меня мать. – Я уже смирилась, что ты обижена на нас с отцом. Хотя мы все делаем для твоего будущего. Но Яночка тут не при чем!

– Для своего будущего, мама, только для своего! – опять холодно. – Мы больше не сестры. Больше у меня нет семьи.

Она вздрагивает. А я не чувствую ничего, в моей душе уже все оборвалось. Кровь уже текла из моего сердца, и сейчас там огромные шрамы, которые никогда не затянутся. По крайней мере они уже не кровоточат.

Отхожу. Хочу уже уйти в туалет. Но перед самым выходом меня опять ловит Глеб.

– Куда собралась? – спрашивает он, грубо встряхивая.

– В туалет, мне нужно в туалет!– тоже не остаюсь в долгу, отвечая ему громко.

– Первый и последний раз предупреждаю – никогда не повышай на меня голос, – почти рычит он, больно хватает за подбородок, сжимая скулы. Хватаюсь за его руку, чтобы отцепить его, но это практически невозможно. – И только подумай о какой-либо глупости. Я тебя потом из-под земли достану!

Он еще несколько секунд смотрит на меня, а потом отпускает, отталкивает так, что я больно ударяюсь об стену.

– У тебя минута, не успеешь, получишь сегодня ночью двойное наказание, – произносит он, смотря на свои дороги часы. – Время пошло, я буду ждать тебя на этом месте.

Он не шутит. И меня правда будет ждать наказание. Я чувствую, как по щекам опять сейчас польются слезы. Поэтому быстро скрываюсь за дверью.

Через несколько секунд выхожу обратно. Он стоит на том же месте.

– Молодец, быстро учишься, – довольно произносит он. – Но я все же предпочел бы тебя наказать. Может, в следующий раз… – усмехается он, облизывая свои губы и смотря на меня сумасшедшим взглядом, от которого у меня бегут мурашки. – Пошли, у нас первый танец молодожёнов.

Он сам тянет меня обратно в зал, где нас и правда ждут. Остальная часть вечера мне кажется бесконечной. Многочисленные люди, с которыми я практически незнакома. Тут нет моих друзей или даже знакомых. Мои родители даже не спросили, хочу ли я кого-либо пригласить, но чиновника из столицы они не могли не позвать. Поэтому мне приходится по сто раз здороваться и натягивать счастливую улыбку. К концу вечера у меня болят мышцы лица. У меня начинает болеть голова. А еще в голову приходит осознание того, что Глеб не отпускал меня весь вечер, и я не смогла осуществить задуманное. Это значит – у меня есть только единственная попытка. В отеле, куда мы поедем.

В конце праздника выносят огромный торт. Все восхищенно аплодируют и начинают снимать, как мы разрезаем его. Еще одна череда пожеланий и все.