Страница 8 из 146
— Ариана и Марк...
— Смертные? — уточнил Аид.
— Полубоги. Наследница семьи носителей под охраной «Протекта» и сын Артемиды.
Аид, насторожившийся было, расслабился и откинулся на спинку трона, сделав жест рукой, означающий, что Гермес может продолжать говорить.
— Мне нечего сказать, — Гермес беззаботно рассмеялся и, соединив ладони в кокон, выпустил оттуда золотую бабочку.
Бабочка вспорхнула высоко к потолку, сделала круг по залу, освещая позолотой колонны, и опустилась на один из зубцов скипетра Аида, тут же рассыпалась искрами и сложилась в серый пергаментный свиток, перевязанный чёрной лентой. Аид поймал свиток в руку.
— Только в руках получателя раскроется суть письма, — пояснил Гермес.
— Благодарю. Мне известно, как это работает.
Пока Аид читал послание, Гермес с интересом разглядывал его. Гермес всегда почитал двух старших братьев из троицы равно как своего отца, и в то же время знал, что Аид — это тот, от кого ни в жизни, ни в смерти ему не удастся скрыться, если он нанесёт ему действительно серьёзное оскорбление. Ссоры богов его не волновали, он не участвовал в той войне и не собирался ввязываться в эту. И да, он мог позволить себе шутить хотя бы потому, что состоял в браке с верной сторонницей Аида, спорном браке**, от которого Олимпийцы были не в восторге.
— Поразительно! Аид, великий и всемогущий, так быстро освоился в современном мире.
— Мы боги, — не отвлекаясь, ответил Аид, — не неси чушь.
— А зачем ещё я пришёл, если не нести чушь? — наигранно серьёзно спросил Гермес. — Между прочим, Многоликая так и считает... ставлю все оставшиеся в мире драхмы на то, что ты уже спрашивал у неё совета на мой счёт.
Аид поднял на него взгляд и не отводил его до тех пор, пока пергамент с письмом не сгорел прямо в его руке синим пламенем.
— Ух, вот это взгляд! Вот это я понимаю! — ликовал Гермес. — Я прямо слышу твой голос, — он изобразил важную позу и продекламировал: — О, презренный, если сейчас же твои уста не прекратят источать яд, я прикажу Харону утопить тебя в Стиксе.
Ни один мускул на лице Аида не дрогнул, он даже не моргнул, а голос, которым он сказал свою следующую фразу, прозвучал равномерно и серьёзно.
— В древнем Риме гонцам врага отрезали голову и отправляли её в колеснице вместе с письменным ответом...
— Геката тебе спасибо не скажет, — усмехнулся Гермес, спустился на пол и поклонился снова, на этот раз по-настоящему вежливо. — Что мне передать полубогам?
— Скажи, я принял их слова к сведению и ценю, что они сообщили мне это. Я так же согласен на условия, которые они предлагают... — он постучал пальцами по скипетру, — и ещё... Зевсу... Передай ему, что я прошу отсрочки на две полных луны, по истечении которых у меня появятся нужные доказательства в мою защиту.
Гермес долго молчал, водя ногой по полу, потом выпрямил плечи, словно решился на что-то, и вдруг преклонил колено. Он опустился в поклоне, который не использовали с тех времён, когда Аид ещё не был женат, когда смертные ещё не познали гнева Зевса и жили счастливой жизнью.
— Возьму на себя ответственность сказать, что Зевс желал бы во всём разобраться, но мнение богов очень важно для него, и он не хочет идти против большинства. Боюсь, он не станет слушать твоей просьбы.
Аиду несвойственно было говорить о своих догадках, он не жил на Олимпе и плевал на то, что думают о нём боги, но сейчас на кону стояло слишком много... следовало просчитать каждый шаг.
— Пусть сделает усилие над собой. Скажи, что всё может повториться, если он не перестанет быть правителем, трясущимся за собственный трон, и не станет тем, кем был всегда... Младшим братом, Повелителем Земли и Неба, громовержцем, воплощением порядка.... Как сын, ты мог бы напомнить ему, кто он такой. И кто я.
— Увы, — крылышки на бейсболке Гермеса печально опустились, — если кто-то и может напомнить ему об этом, так это Его Светлейшее Сиятельство Гелиос.
— Исключено. Гелиос и Селена не появлялись много веков, они ушли в уединение ещё до того, как я оказался в темнице Олимпа.
— Верно, — Гермес лучезарно улыбнулся, — но Гелиос единственный, кто сможет без страха говорить с ним об этом. И я знаю, как решить вопрос встречи... разумеется, если Аид пожелает выслушать, — он снова взлетел, изящно провернувшись в воздухе, и завис над туманом. Его кеды мельтешили белыми крылышками, как маленькие пичужки, тело которых слишком тяжёлое для полёта.
— Говори.
— Второго числа девятого месяца по календарю нового мира состоится празднество в Дельфах. День Аполлона... Сам он собирает богов на праздник в мире смертных, что гарантирует тебе полную неприкосновенность. Туда же явится и прекрасная Эос... Она проведёт тебя к Гелиосу, если получится убедить её.
— Эос предана родителям, зачем ей помогать мне? Что я смогу дать взамен такой помощи? — Аид хорошо знал Эос, и знал, что вечная дева никогда не станет помогать богам, вроде него. План Гермеса был сомнительным.
— Только ты, Владыка, можешь дать ей то, чего она желает. Охотник Кефал*** пирует подле жены своей Прокриды в Элизиуме, Эос мечтает, чтобы ты отпустил его к ней.
Аид встал и стукнул скипетром об пол, создавая гулкое эхо в зале.
— Миллионы лет развития цивилизаций, а всё одно! Разрывать брак, связанный нитью судьбы, не ново, но выпускать тень на свободу... вернуть её в мир живых? Так-то боги хранят покой этого мира? Так-то желают блага смертным? Разрушая основы мироздания?! — Аид говорил это и с каждым словом, казалось, становился всё выше и выше, пока не накрыл Гермеса огромной тенью. У потолка меж колонн сгустился туман и дым, припорошенный пеплом вулканов Тартара.
Гермес отлетел назад, так, чтобы тень не попадала на него.
— Можешь гневаться сколько душе угодно, я только помогаю тебе. Если мой совет неуместен, ты всегда можешь обратиться к Рее... — он предупредительно переместился к выходу, предугадывая последствия такого предложения, и, прежде чем раствориться золотистым сиянием, добавил: — Дельфы. Кафе «Оракул». Второе сентября. Я пришлю приглашение за сутки.
***
(Золотая Эпоха Богов)
... Солнце поднималось над горизонтом — великий Гелиос совершал прогулку по небу, осматривая, освещая каждый уголок земли. Его лучи отразились в журчащем ручье у оливковой рощи, нырнули в траву, собирая с неё капли утренней росы и осветили обширный луг, полнившийся разнообразными цветами. В компании Гелиоса гулял один из Анемов**** — южный Нот. Игривым смешным мальчишкой он носился по полям, сдувал пергаменты со столов мудрейших писцов, отрывал листву с деревьев, забирался под хитоны***** нимфам, а прямо сейчас зацепил длинные каштановые волосы молодой богини, которая собирала цветы.
Персефона. Одна из прекраснейших детей Зевса срывала незабудки и лютики и плела из них чудесные венки, один из которых надевала сама, а другой всегда относила матери. Нот знал, как дорожит своей дочерью Деметра, и не посмел бы забраться к Персефоне под хитон или подшутить над ней, он мог лишь ласково касаться её плеч и напевать тихую спокойную мелодию, используя голоса птиц и природы. Он не показывался ей, не желая смущать, хотя знал, что она чувствует его присутствие.
За оливковой рощей вдруг что-то произошло, и стайка беспокойных птиц упорхнула оттуда с надрывными испуганными криками. Персефона встала и обернулась, всматриваясь в рассветную даль. Нот сделал то же самое. Сначала до них донеслось отдалённое ржание, цокот копыт, а затем из-за деревьев вырвалась четвёрка угольно-чёрных коней в драгоценной сбруе, они несли за собой колесницу, которой управлял незнакомый тёмный силуэт. Нота передёрнуло так, что он едва не призвал своего северного брата Борея, но вовремя одумался, заметив, с каким любопытством Персефона смотрит на колесницу. А колесница, к ужасу Нота, остановилась. Солнечные лучи ещё стелились по земле и падали на спину владельца колесницы, мешая тем самым рассмотреть его лицо, но Ноту и не нужно было его рассматривать, он уже знал. Персефона же и представить не могла, какой опасности подвергает себя, так открыто, так откровенно разглядывая его.