Страница 6 из 146
— Что? Не понимаю твоей проблемы, ты же не питаешь привязанности к объекту охраны? — улыбнулась Лина. — Нет?
— Да, — одновременно с ней сказал он.
Их взгляды пересеклись, и они снова произнесли одновременно.
— Да?
— Нет... — Макс поджал губы и выругался. — Да, я люблю тебя... с тех пор как увидел. Люблю, и именно поэтому я учился и в школе смертных с тобой, и в школе полубогов... я хотел быть рядом, — он покачал головой, — и моя мечта исполнилась. Теперь я буду рядом, только не так...
Лина потеряла дар речи. Она столько его знала, помогала ему с девушками, рассказывала о своих парнях, ходила перед ним растрёпанная, пьяная, в грязной пижаме, он видел её и весёлой и смешной, и плачущей и заболевшей. Максим видел её любой и всё равно... любил. Шокированная его словами, она напрочь забыла об опасности, которую могла принести его любовь.
— Я... — она растеряно моргнула. Слова не шли на ум, не складывались в осмысленные фразы, — я... — она выдохнула, внезапно обнаружив, что не дышала всё время, пока Максим говорил. — Не знаю, что сказать. Всё так переменилось и стало таким сложным, что я не могу ничего тебе ответить.
— Хорошо, — Макс кивнул несколько раз куда-то в сторону, — хорошо, так даже лучше, потому что если... не хочу, чтобы ты тоже страдала, — он попытался поскорее закончить разговор и посмотрел на часы. — Пора. Если можешь встать, я позову граций, нас ждут Афины, — он улыбнулся Лине, будто бы не было этого неловкого разговора, и поспешил уйти.
***
Как не меняли грации наряд Ланы, Лине всё равно было в нём неудобно. Ни платье, ни туфли не сидели так, как бы ей хотелось: замочек лифа больно впивался в спину, цепляя внутреннюю подкладку белой мантии, туфли натирали кожу. Лина надеялась, что сможет быстро избавиться от всеобщего внимания и покинуть торжество, тем более что существовал большой риск потерять сознание снова — скопление божественной силы такой мощи способно было убить её на месте, и только тот факт, что организм начал принимать зерно души, мог немного помочь ей и облегчить страдания.
Она помнила, что на встречах в мире смертных для Олимпийского сонма богов и полубогов существует правило не вступать в конфликты. Его ввёл Зевс для защиты людей, но теперь, когда Лина освободила Аида, это правило могло быть с лёгкостью нарушено им самим или кем-нибудь из его прошлых сторонников.
Каблучки Лины стучали по мраморному полу коридора, ведущего к залу проведения церемонии, рядом семенили нимфы, похожие на розовых медуз в своих воздушных нарядах, а шорох шлейфа голубого платья и покрывающей его мантии звучал в тишине как зловещее предзнаменование. Когда нимфы распахнули перед Линой двери, тишина коридора рассыпалась осколками хрусталя, разбитая гулом сотен голосов, музыкой и звоном бокалов, уже наполненных нектаром и вином.
Эта часть церемонии не представляла собой ничего особенного: кто-то из верховных богов должен был передать часть силы новоявленной Персефоне, чтобы её тело смогло справиться с развивающимся зерном души, — передача происходила через касание рук, после чего шли поздравления и общий праздник. Боги обычно садились в отдельном зале, их торжества выглядели как богатые банкеты, в то время как полубоги предпочитали клубный вариант или современные развлечения, в которых тысячелетние жители Олимпа не смыслили. Так случилось и сегодня. Лину вывели в центр и оставили перед круглой низкой платформой, похожей на постамент для статуи, она понятия не имела, зачем это нужно, но спрашивать не хотела, просто стала ждать.
Вспышка света настолько яркая, что многих полубогов ослепило на целую минуту, сверкнула перед Линой, и из золотой пыльцы, солнечного света и молний появился силуэт Зевса — пол содрогнулся, когда его ноги коснулись круглого постамента — он выпрямился во весь рост и, наконец, показал своё лицо. Лина в изумлении приоткрыла рот. Она уже видела его: эти брови, этот нос, эти скулы... Аид и Зевс были похожи как близнецы, с той лишь разницей, что Зевса выдавали небесный взгляд, цвета созревшей пшеницы волосы, и тёплый оттенок кожи. Впрочем, Лине было хорошо известно, что каждая женщина видит Зевса таким, каким представляет себе идеального мужчину, и в то же время она чувствовала, что перед ней он предстал самим собой. Зевс, как и все здесь, выглядел современно: волосы, забранные в короткий хвост, выбритые виски, очки с прозрачными стёклами, придающие его лицу строгости, неизменная модно выбритая борода и белый с иголочки костюм под мантией.
— Дитя моё...
Лина вздрогнула, услышав его голос. Наверное, во всей вселенной не существовало человека, чей голос бы звучал для Лины по-отечески — Марк так не мог, однако Лина не позволила себе поверить этой иллюзии, ибо даже несведущему в делах богов было известно — никто и никогда не заменит для Зевса Афину, и никого из детей он никогда не полюбит столь же сильно.
Зевс протянул руки раскрытыми ладонями вверх, и Лина, не задумываясь, приняла их. К удивлению и счастью, она не только не почувствовала передачи божественных сил, но и поняла, что не ощущала давления любой божественной силы с самого появления в зале. Божественные силы других больше не угнетали её, она стала равной богам... равной! И всё же радоваться не стоило. Без пяти минут преступница, Лина не могла себе позволить беззаботно почивать на лаврах этого мимолётного успеха, она должна была решить, что делать дальше; в любом случае тот, кто сейчас с ней столь приветлив и мягок, завтра, когда откроется, что темница Аида пуста, будет тем, кто обречёт её на вечные муки.
— С возвращением, Персефона.
Лина не успела заметить, как Зевс завершил церемонию и отпустил руки, позволяя толпе окружить её. Лина вспомнила, как давил на неё гомон голосов в Небесном Храме Деметры, как она падала во тьму, лица Мойр и... Аид. Она задохнулась от страха и другого чувства, которого не понимала, и выбралась из толпы, извиняясь на каждом шагу. Ей хотелось выйти на воздух, отдышаться, а потом с новыми силами...
Внимание Лины привлекла мелькнувшая белая копна волос, лишь слегка заплетённая вверху. Какая же хорошая она сестра! За всё время церемонии даже не вспомнила о Лане, а ведь той наверняка одиноко и очень грустно, ещё и платье, которое она так кропотливо выбирала, надеть не удалось. Лина нашла взглядом родителей, что-то обсуждающих с Августом — хранителем мамы и другом семьи — сделала шаг в их сторону, но передумала и кинулась за уходящей сестрой... К двери, вниз по лестнице вслед за тихими шагами...
— Лана!
Шаги ускорились. Лина ускорилась тоже. Она выбежала в большой холл, пустой и тихий, бросилась к выходу, где провернулась и скрипнула круглая дверь.
— Лана!
На улицу, в открытую зону ресторанного комплекса Диониса, по узким дорожкам меж цветов, за удаляющимися поспешными шагами и изредка мелькающими за поворотами белыми прядями. Лина сняла неудобные туфли, подхватила юбку платья и, пробежав вдоль скамеек по дорожке, ведущей к открытому бассейну, резко свернула за угол и столкнулась с мужчиной.
Он шёл в противоположную сторону по узкому перешейку между стеной и бассейном и очень спешил — Лина влетела в него на полной скорости, он сделал шаг назад, оступился, и оба они благополучно нырнули в воду.
***
— Здесь была девушка, — постукивая зубами и выжимая волосы, сказала Лина, не глядя на вынырнувшего мужчину, — вы её не видели?
— Кажется, это ваше? — он ловко выловил из воды её туфли, вылетевшие из рук при падении.
В этот момент они посмотрели друг на друга, и Лина испуганно вскочила на ноги. Перед ней был Аид во плоти, изумлённый встречей настолько, что невольно выпустил туфли обратно в воду. Ему с трудом удалось прийти в себя. В отличие от Зевса и остальных, он пренебрёг установленными правилами и надел белый костюм, неуловимо отличающийся от мантий на один тон — в волнистых волосах, ниспадающих на плечи, Лина заметила медленно чернеющие проблески серебра. Одно выдавало его истинную сущность: холодная, вызывающая первозданный ужас аура тёмного божества, которую боги и полубоги часто назвали «дуновение смерти». Лина отметила для себя, что следует позже разобраться в том, почему она сразу не почувствовала его ауру, и почему он, при всей его силе, не предотвратил столкновения.