Ангелы полуночи

Дмитрий Сарнов, учитель рисования в колледже, первым понял и поддержал честолюбивые устремления Абби. Поощряя ее стремление рисовать, он рассказывал о том, как в свое время сам мечтал стать прославленным художником. Во время Второй мировой войны его родители вывезли из Австрии множество замечательных картин, пробудивших в юноше воображение и желание творить, перенося на холст свое собственное неповторимое видение мира. Затем были годы учебы в Школе изящных искусств в Париже, вслед за которыми пришло горькое понимание того, что его таланта недостаточно, чтобы создать себе имя в мире художников.

– Но ты, Абби… ты совсем другое дело. У тебя есть все: и способность видеть, и верная рука, и талант, – внушал ей Сарнов. – Ты достигнешь больших высот и непременно добьешься успеха.

Он учил, поддерживал и вдохновлял девушку. Когда Абби падала духом, он вливал в нее свежие силы, и она снова бралась за кисть. Именно благодаря ему она поверила в себя, без чего невозможно упорно двигаться вперед, к заветной цели…

Очнувшись от своих мыслей, Абби отобрала то, что хотела купить. Тюбики краски – столько, сколько могла себе позволить. Только тех цветов, с которыми она уже экспериментировала. Не имея денег, поневоле научишься расходовать их с толком. На холсты девушка даже не взглянула, поскольку обычно использовала старые белые простыни, обработанные особой клеевой массой из кроличьих костей. Описание этой технологии ей удалось найти в одной из книг по истории искусств.

Поистине, нужда – мать изобретательности, с иронической улыбкой подумала Абби, возвращаясь домой в своем «форде-фэрлейн» 1970 года выпуска. Единственный имеющийся в ее распоряжении мольберт собственноручно сделал отец, когда ей было еще двенадцать лет и у нее только-только начал просыпаться серьезный интерес к искусству. Она рисовала при любом удобном случае, где придется и когда придется, лишь бы была возможность установить мольберт. В работе он, конечно, был не слишком удобен, и это часто сказывалось на результате, но никто никогда не слышал от Абби ни единой жалобы. Она обладала очень ценным качеством – способностью мириться с чем угодно, если знаешь, что это не навсегда. Когда-нибудь у нее будет своя студия, настоящая студия, с тщательно продуманным освещением и всем необходимым для рисования. А может быть, и не только необходимым – кое-что она купит просто так, для удовольствия. Когда-нибудь все эти богатые, влиятельные люди, которые сейчас смотрят на Гианнини сверху вниз, будут драться из-за ее картин. Когда-нибудь, вне всякого сомнения, она добьется у них признания, и своими деньгами они создадут ей репутацию!

Абби никогда не бывала в Сан-Франциско, хотя знала о нем почти столько же, сколько те, кто прожил там всю жизнь. Этот великолепный, волшебный город пленил девочку еще со времен раннего детства. Она читала о нем все, что удавалось достать, прежде всего уделяя внимание миру искусства, но в то же время жадно проглатывала колонки светских новостей в газетах Сан-Франциско. Она внимательно всматривалась в фотографии элегантно одетых, увешанных драгоценностями женщин и в глубине души была уверена в том, что совсем скоро именно они станут ее основными покупательницами. Зачарованный взгляд Абби отмечал все: кто что носил, у кого какая прическа, какие драгоценности надевали днем, а какие – исключительно во время вечерних приемов. Она взяла себе на заметку рестораны, где предпочитали бывать богачи, ведь это так важно, чтобы тебя видели в нужном месте, и то, на каких автомобилях они разъезжали. Все эти мелочи были существенно важны, если Абби Гианнини и впрямь собиралась в один прекрасный день стать в их мире своей.

Абби Гианнини. Как ей казалось, не слишком подходящее имя для новой жизни, мечты о которой не давали спать по ночам. Она понимала, что отец ей голову оторвал бы, узнай он о подобных мыслях; ее назвали в честь его матери, перед которой он буквально преклонялся. Ни мать, ни отец никогда не поняли бы, с какой стати Абби вообще понадобилось менять имя.

Они подумали бы, что она стыдится их, стыдится своего происхождения… Но они ошибались. Дело совсем в другом. В чужой монастырь со своим уставом не лезут, рассуждала она. И если мечтаешь стать своей в новом мире, нужно приспосабливаться к нему. Вот только как объяснить это родителям?

Абби знала, что отца беспокоят ее честолюбивые устремления. Ему не нравились люди, с которыми ей предстояло встречаться, и образ жизни, так манивший его дочь. Он чувствовал, что они относятся свысока к скромным труженикам вроде Гианнини, считая, что те им не ровня. Абби все понимала, но… по-прежнему всей душой желала стать своей в том совсем ином, волнующем мире.

Временами это страстное стремление порождало у нее чувство вины – не слишком сильное, впрочем, однако мечты от этого не исчезали. Волшебный мир, окруженный романтическим ореолом, неудержимо влек ее к себе. У девушки кружилась голова при одной мысли о прелестях ночной жизни, приемах, вечеринках, красивых туалетах и дорогих ресторанах. В общем, она хотела, чтобы этот мир принял ее, хотя понимала, что Абби Гианнини, дочь сборщика винограда из долины Напа, там вряд ли встретят с распростертыми объятиями. Вот если бы она появилась в Сан-Франциско в каком-нибудь другом качестве…

Необходимо прежде всего сменить имя. На более романтическое – ведь ее ждет такая романтическая жизнь! Подумав, она решила, что Гордон звучит неплохо. Не слишком… простонародно и в то же время произносится легко. Абби Гордон? Нет, что-то не так. Какое имя подойдет к фамилии Гордон? Анна. Прекрасное имя. Имя, в котором чувствуется порода. Но Анна Гордон… В этом сочетании ощущалась какая-то искусственность. Анджела? Нет, ей никогда не нравилось это имя. Алисия? В воображении тут же возник образ маленькой девочки с косичками и в платьице с оборками. Абби без устали перебирала имена, но ни на чем не могла остановиться. Ни одно не казалось правильным, ни одно не подходило.

Она редко ходила на свидания. И не потому, что сознательно избегала симпатичных молодых людей из долины. Нет, просто они были ей не интересны. Рабочие и дети рабочих, они целиком принадлежали той жизни, которую она не хотела вести. А что, если ей всерьез понравится кто-нибудь из них? Сейчас, когда решительный момент приближался, все эти сложности совершенно ни к чему. И вообще, зачем поощрять ухаживания, которые заведомо ни к чему не приведут? Скоро и здешние парни, и все, что с ними связано, останутся позади.

В тех редких случаях, когда Абби все же принимала приглашения, это всегда были неофициальные встречи. Обед и посещение кинотеатра в Санта-Елене или Напе. Она очень любила кино, эти волшебные картины, возникающие на серебристом экране. Во мраке зала казалось вполне возможным, что когда-нибудь они предстанут пред ней воочию. Девушку до глубины души волновали чужие судьбы, романтические и волнующие. Кино было способом сбежать от тихого, унылого прозябания в долине. Иногда ей удавалось представить себя на месте какой-нибудь героини фильма, прожить хотя бы кусочек той жизни, которая так влекла ее к себе. Я прорвусь, твердила она снова и снова.

Однажды вечером в страдную пору, в раннем октябре, они с Сэмом Кавелли отправились посмотреть в кинотеатре Напы вновь вышедший на экраны фильм «Унесенные ветром». Сэм работал на винном заводе, они с Абби выросли вместе. С ног до головы он был, что называется, настоящий мужчина – и внешне, и по манере держаться, – но Абби никогда не внушала опасений его тактика «пещерного человека». Напротив, подходы Сэма даже забавляли ее. Из всех молодых людей, пытающихся ухаживать за ней, Сэм был самый привлекательный и самый настойчивый. Он ни за что не хотел отступать, несмотря на довольно сдержанное отношение Абби, и неизменно появлялся снова, сколько бы раз ни получал отказ. Иногда она сама удивлялась, почему не порвет с ним окончательно. Видимо, какая-то часть ее души была искренне расположена к нему – так сестра могла бы относиться к брату. К несчастью, Сэм, как выяснилось, воспринял это совершенно иначе.