Знание и Мудрость

Св. Фома сохраняет за истиной все ее величие, как подобает Сыну Божию. Философ и богослов, он признает только Истину, и разве не должны Философия и Богословие, взятые как таковые, помнить только о Христе распятом? Для него вся упорядоченность только в бытии, он совершенно корректен и чист по отношению к своему объекту. Ничего иного, кроме доступных разуму необходи-мостей и требований высшего порядка, не участвует в определении его решений, даже если бы они были здесь для нас наиболее трудными, даже если бы они должны были заставлять людей говорить:

durus est hie sermo^. Таким образом, его учение, если оно в сфере аналитики, in via invencionis'* целиком основывается на идее бытия, которая первой дана разуму, то в сфере обобщения, in viajudicii'"" оно полностью соотносится с идеей Бога, наипервейшей Истины, высшего объекта всякого духа3. Св. Фома оставил свой след в мире и осветил все вещи, обретшие жизнь в разуме, блаженным светом. Это богословие миротворцев является в свете веры мощным движением мысли между двумя интуициями - интуицией бытия и первых

223

принципов разума, из которых она исходит, как ей положено здесь, на земле, и интуицией явленного Бога, к которой она идет и которая будет ей дана позднее. Направляя дискурс к неизреченной высшей цели, богословие всегда остается рациональным, но в то же время оно учит разум не искать свою меру в самом себе и перед лицом тайн земных, таких как материя и сила, так же как и перед лицом тайн небесных, таких как влияние божественного предопределения на сотворенную свободу, требует от нас отдавать должное правам бытия на наш разум, так же как и божественному величию. Вот почему богословие так ясно и так универсально, так открыто и свободно, столь смело в своих утверждениях и так смиренно благоразумно, столь систематично и непристрастно, оно и несговорчиво, и внимательно ко всем проявлениям действительности, богато достоверными фактами, и весьма внимательно ко всему вероятному и неожиданному и в то же время непреклонно непримиримо и наиболее далеко от всего человеческого знания. Его предмет трансцендентен, и оно стремится раствориться в нем.

Итак, я говорю, что св. Фома, даже идя таким путем, особым образом отвечает на потребности нашего времени. Сегодня дух подвергается столь серьезным опасностям, что никакие полумеры здесь не помогут. Для умов, перевернутых до самых глубин современными спорами и предъявляющих столь высокие требования к объектам их критики, многие компромиссы, имевшие успех в прежние времена, ныне утратили свою эффективность.

Если говорить только о философии, это особенно ощутимо, когда речь идет об основных вопросах, таких как различие между сущностью и существованием либо об аналогии бытия, о природе мыслительного процесса, о значении интуиции, направленной вовне, либо об отношении между разумом и волей.

Работа разрушительных сил сегодня столь стремительно идет вперед, что для победы над ними требуется учение, непримиримо строгое и в то же время настолько широкое, чтобы оно было в состоянии ответить на различные требования, которые из-за отсутствия путеводного света истощают современное мышление. Здесь оказывается, что нашим требованиям наиболее точно удовлетворяет не что иное, как абсолютизм истины, который и уместен, и

224

"практичен"; это доктринальный радикализм, но радикализм, свободный от всякой узости, от всякой прямолинейности, от всякой партийности, от всякого фанатизма, а потому пребывающий в единстве с подлинным Абсолютом, с трансцендентностью Пер-воистины, из которой проистекают все вещи в бытии. Существует тысяча доктрин, могущих ухудшить состояние мышления, и только одно учение способно его оздоровить.

5. Томизм - и это третий довод, в силу которого св. Фома должен быть назван апостолом современности, - есть единственное учение, способное освободить разум от трех коренных ошибок, названных в начале этой главы.

Метафизически исследуя знание, к которому он относится с уважением, и - только он один - его исконную природу и таинственную нематериальность, ставя наши идеи в неразрывную связь с вещами путем интуитивного проникновения в их смысл и разрешая проблему всякого нашего знания через очевидность бытия и основные принципы, трансцендентное значение которых позволяет подняться до самого Бога, учение св. Фомы являет себя как мудрость, достаточно высокая для того, чтобы спасти разум от соблазнов агностицизма и противопоставить демону идеализма (уже порядком одряхлевшему) реализм, но реализм не наивный, а основательно критический.

Сознавая бесконечную высоту и бесконечную свободу Создателя в качестве радикального основания сотворенного бытия, утверждая, благодаря здравому пониманию универсального, значение природы и ее законов и показывая, что эта природа остается в глазах Бога в высшей степени податливой и в огромной степени поддающейся совершенствованию, полностью проницаемой для божественного воздействия, учение св. Фомы свело к абсурду постулат натуралистов и лицемерие метафизиков, которые, прячась за спиной положительных наук, пытаются придать твари божественные черты.

Учитывая, что само понятие разумного животного предполагает как величие, так и рабство, ставя человеческий разум на низшую ступень на шкале разумов, резко отвергая всякие его претензии уподобиться чистому духу, признавая собственную автономию,

225

подобающую нам как обладателям духа, и зависимость, подобающую нам как тварям, как материальным творениям и как творениям падшим, оно, благодаря своей основе, основе ангельской, искореняет индивидуализм, который фактически приносит человеческую личность в жертву иллюзорному и всеистребляющему образу человека.

Именно св. Фома - и в этом его самое непосредственное благодеяние - возвращает разум к его объекту, ориентирует его на цель, возвращает его в лоно собственной природы. Он говорит ему, что он создан для бытия. Как же его не послушать? Это как если бы говорить глазу, что он создан для того, чтобы видеть, крыльям -что они созданы для того, чтобы летать. Мышление находит себя, находя свой объект; оно все приводит к бытию; в соответствии с тем, что вещи суверенным образом связаны со своим началом, оно превыше всего стремится к самому наличествующему Бытию.

В έρ же время ему возвращена простота видения; искусственные препятствия более не внушают опасений перед естественной очевидностью принципов, оно восстанавливает связь философии и здравого смысла.

Разум, подчиняясь объекту, но подчиняясь ради достижения истинной свободы, ибо именно в этом состоянии подчиненности он проявляет себя наиболее живо и спонтанно, склоняясь перед словом учителей, но ради того, чтобы сделать более глубоким и совершенным собственное постижение объекта, ибо именно из любви к бытию он обращается к трудам многих веков за помощью и подкреплением, восстанавливает внутри себя сущностные иерархии и порядок своих добродетелей.

Философам вообще, а современным философам в особенности, делает честь то, что они, несмотря на все их заблуждения, любят разум, даже когда сами его разрушают. Но часто они любили его больше, чем Бога. Св. Фома любит Бога больше, чем разум, но он любит разум больше, чем все философы, вместе взятые. Вот почему он может его восстанавливать, напоминая ему о его обязанностях. Он освобождает его от малодушия, внушает смелость в обращении к высшим истинам. Он уводит его от суетной славы, призывая его мерить себя по мере вещей и прислушиваться к традиции. Он заново

226

сообщает ему два взаимодополнительных свойства, которые были им утрачены: благородство и смирение.

6. Апостол разума, знаток истины, реставратор разумного порядка, св. Фома писал не для XIII века - он писал для нашего времени. Его время - это время духа, который доминирует на протяжении веков. Я утверждаю, что это современный автор, самый современный из всех мыслителей. Он так органично сливается с высоким светом мудрости, что по отношению к подчиненным наукам и их подвижным теням достигает свободы, которой не знал ни один философ: всякое ощутимое заимствование из науки XIII века может упасть, а его философско-метафизи-ческое учение остается столь же чистым, как душа, расставшаяся с телом. И может быть, разорение, обязанное собой революциям, произведенным в науке начиная с Никола Орема, да Винчи и Галилея*', было необходимо для того, чтобы возвести томизм в ранг духовности, действенность которой на самом деле отвечает духовному подъему мысли самого св. Фомы. Он находится на перекрестке наших дорог, он держит ключ от проблем, которые сжимают наши сердца, он учит нас одерживать победу одновременно над антиинтеллектуализмом и рационализмом, над злом, которое принижает разум, опуская его ниже действительности, и над злом, которое возносит его над ней. Он открывает нам секрет подлинного гуманизма, высшего развития человеческой лично-' сти и интеллектуальных добродетелей, но в своей святости, а не в вожделении, с помощью духа и креста, а не силой плоти. В эпоху, глубоко терзаемую страстями, слишком часто сбивавшуюся с пути и влекомую вниз, он всепоглощающей любовью и стучащим в груди сердцем проповедует единственное учение, утверждающее абсолютный и действенный примат милосердия в нашей жизни, и приглашает нас на празднество подлинной любви - я имею в виду сверхъестественное милосердие - не отрицая, однако, разума и его метафизического верховенства, не фальсифицируя само милосердие с помощью прагматизма, гуманитаризма или животной чувственности. Милосердие всегда должно возрастать в силу первой заповеди,") вот почему совершенствование милосердия подпадает под заповедь, как .цель, к которой каждый должен стремиться в