Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 28 из 109

3 Монахи

Ощетинившийся оружием, закованный в броню Запад XI века жил в страхе. Как было ему не дрожать перед незнакомыми, внушающими недоверие силами природы? Волна ужаса, неожиданно поднявшаяся в 1000 году, не оставила никаких определенных следов в литературе. Однако можно утверждать, что многие христиане с тревогой ожидали наступления тысячелетия Страстей Господних — 1033 года. В культуре, придававшей такое значение поминовению усопших и посещению могил, дата смерти Бога занимала гораздо более важное место, чем дата Его рождения. Именно эту дату имеет в виду Рауль Глабер, когда описывает в своих «Историях» предшествовавшие ей знамения: «Казалось, что порядок смены времен года и взаимоотношения стихий, царивший с начала времен, навсегда уступил место хаосу и человечеству настал конец». Известно, что приступы страха, охватывавшие легко поддававшийся ему народ, вспыхивали повсеместно и вызывали беспорядочные миграции, увлекая иногда целые деревни в бесцельные странствия.

Глубинной причиной этих потрясений и тревоги было ожидание конца света. «Мир стареет» — таково обычное начало дарственных грамот. Однако каждый хотел предугадать, когда разразится буря, в которой погибнет вселенная. Чтобы узнать это, ученые изучали Священное Писание. В двадцатой главе Апокалипсиса они читали, что Сатана освободится от цепей и всадники, сеющие смуту, появятся со всех концов земли, когда «окончится тысяча лет»[63]. На это пророчество ссылались священники, которые в середине X века проповедовали «народу в одной из парижских церквей, что Антихрист придет в конце 1000 года и вскоре последует Страшный суд». Однако многие из числа духовенства опровергали это, утверждая, напротив, что желание проникнуть в тайну Господа достойно порицания и что человеку не дано знать день и час [конца света]. В Евангелии указана не точная дата, а предшествующие ей знамения: «<...> восстанет народ на народ, и царство на царство, и будут глады, моры и землетрясения по местам; всё же это начало болезней»[64]. Тогда-то и потребуется быть готовым предстать перед ослепительным ликом Христа, сходящего с небес на землю судить живых и мертвых. Запад 1000 года с тревогой наблюдал появление первых симптомов.

Что ему было известно об устройстве тварного мира? Он видел, как на небе, следуя заведенному порядку, вращались светила, повторялись рассветы и вёсны, а все живые существа рождались и умирали. Он сознавал, что миром управляет установленный Богом порядок, сущностный порядок, в соответствии с которым были возведены стены романских церквей и который пытались воплотить их строители. Случалось, однако, что мир сбивался с ритма. Люди наблюдали метеоры и кометы, которые не следовали обычному круговому движению звезд. Из глубин моря поднимались чудовища, подобные киту, «напоминавшему остров. Он появился однажды в ноябре на рассвете и был виден до третьего часа дня». Что было думать о бедствиях, внезапных ураганах, извержениях вулкана или драконе, «летевшем на юг и испускавшем снопы искр», которого множество перепуганных людей заметили в небе над Галлией в субботу накануне Рождества? Возмущение огня, воды, неба и недр земли — описание необычных явлений стало основным содержанием хроник, составленных в то время монахами. Летописцы старались скрупулезно запечатлевать эти события, так как считали происходившее цепью знамений, которые когда-нибудь позволят узнать дальнейшую судьбу человечества. Монахи различали в них предвестия будущего. Во время солнечного затмения 1033 года люди увидели, что бледны как мертвецы; «безмерный ужас охватил тогда их души: они понимали, что это зрелище знаменовало печальный конец человечества». В связи с появлением кометы монах Рауль задается вопросом:

Что касается того, новая ли это звезда, которую Бог послал на небо, или же другое небесное тело, свет которого Он усилил в знамение человечеству, это ведомо лишь Тому, чья мудрость устраивает всё наилучшим образом. Однако точно известно, что всякий раз, как люди замечают, что в мире совершилось подобное чудо, на них вскоре обрушивается нечто удивительное и ужасное.

В дикарском образе мыслей, господствовавшем тогда в сознании даже самых образованных людей, вселенная представала как некий таинственный лес, который никому не дано пройти до конца. Чтобы войти в него и оградить себя от таящихся в нем опасностей, нужно действовать как охотник — следовать извилистыми тропами, полагаться на приметы, доверять случайным, лишенным логики совпадениям. Порядок в мире основан на сплетении связей, проникнутых магическими силами. Всё, что замечает человек, представляет собой знак — слово, шум, движение, вспышка молнии. Лишь терпеливо распутывая клубок символов, человек мог шаг за шагом пробираться сквозь дебри окружающего мира, пленником которого он был.

Рождение чудес окутано тайной. Главное — различить, чья воля, скрывающаяся за видимыми проявлениями, породила их. Не результат ли они действия сатанинских сил, которые, как всем известно, кишат под землей и в непроходимых чащах, готовые в любой момент наброситься на жертву, тех сил, которые в декоре произведений романского искусства изображаются в виде чудовищ, женщин-рептилий? Христианизация облекла подспудные верования XI века в определенные образы и формы, но не «смогла окончательно восторжествовать над представлениями, в которых инстинктивная народная вера всегда искала объяснения тому, что невозможно познать. Мифы, построенные на противопоставлении тьмы и света, смерти и жизни, тела и души, изображали вселенную как поле боя, поединок добра и зла, Бога и восставших воинств, отрицавших и потрясавших установленный Им порядок. Они помогали распознавать в бедствиях, в нарушении обычного ритма жизни поражение сил добра и победу Сатаны, врага рода человеческого, находившегося в плену у ангелов, «доколе не окончится тысяча лет», который теперь вырвался на свободу и шел в наступление, сея повсюду смуту, как рыцари, мчавшиеся по полям и губившие будущий урожай.

Но почему не считать, что эти знамения, напротив, посланы самим Богом? Богом вспыльчивым, скорым на гнев, подобно земным королям, когда они узнают о предательстве или оскорблении, Богом, который, однако, по-прежнему любит своих сыновей и хочет предупредить их и предостеречь, не желает нападать внезапно и дает передышку, чтобы они успели достойно принять самый страшный из Его ударов. Человек подавлен могуществом Бога, но должен доверять Ему. Творец даровал человеку глаза, чтобы видеть, и уши, чтобы слышать. Как Христос с учениками, Он говорит с ним притчами, пользуется неясными метафорами, и каждый христианин должен сам проникнуть в их скрытый смысл. Нарушая космический порядок, Бог проявляет милость к человечеству, призывая его бодрствовать. Эти глухие раскаты подобны первому предупреждению. Огромное число бедствий, поразивших деревни 1000 года — наводнения, войны, чума или голод, — обрушилось на цивилизацию, совершенно безоружную перед неожиданным бунтом стихий и другими явлениями, угрожавшими жизни человечества, неспособную подавлять вспышки собственных страстей. Эти несчастья были необъяснимы, и люди считали их предвестниками Судного дня, предупреждениями, о которых говорилось в Евангелии от Матфея[65]. А следовательно, напоминанием о необходимости покаяния.

Всё, что позволяет узнать об образе мыслей в XI веке, заключено в текстах, написанных в монастырях. На этих свидетельствах, безусловно, лежит отпечаток особой этики: они составлены людьми, самим своим призванием склоняемыми к пессимизму, к тому, чтобы искать образец для подражания в полном отречении [от мира]. Монахи призывали мирян к лишениям, которым подвергали себя сами, а чудеса, свидетелями которых они становились, придавали вес их словам. Бог показывает свое недовольство. Умножаются предвестия скорого пришествия Христа, который покарает виновных. Чтобы войти вслед за Царем в пиршественный зал, человечество должно спешно облачиться в брачные одежды; горе тому, у кого их не будет[66]. Каждый должен отмыться от грехов и добровольным отречением от мирских удовольствий обезоружить занесенную руку Всемогущего. Очевидно, большие народные собрания, созывавшиеся в Южной Галлии для установления Божия мира, были покаянными собраниями, предлагавшими верующим способы коллективного очищения. В Аквитании свирепствовало массовое отравление вследствие употребления в пищу злаков, пораженных спорыньей, «огонь святого Антония»[67], — это свидетельствовало о гневе Господа; в Лимож

63





Опер. 20: 3.

64

«Когда же сидел Он на горе Елеонской, то приступили к Нему ученики наедине и спросили: скажи нам, когда это будет? и какой признак Твоего пришествия и кончины века? <...> Также услышите о войнах и о военных слухах. Смотрите, не ужасайтесь; ибо надлежит всему тому быть. Но это еще не конец: ибо восстанет народ на народ, и царство на царство, и будут глады, моры и землетрясения по местам; всё же это начало болезней» (Мф. 24: 3, 6—8).

65

Мф. 24.

66

Мф. 22: 11-13.

67

Огонь святого Антония («огненная чума», «священная горячка», медицинское название — эрготизм) — болезнь, часто ведущая к смертельному исходу и характеризующаяся высокой температурой, нестерпимой жаждой и омертвением конечностей вплоть до гангрены. Вызывается употреблением в пищу зерна, пораженного спорыньей (паразитический гриб), так что на деле эпидемии «огненной чумы» были массовыми отравлениями. Болезнь эта известна по меньшей мере с раннего Средневековья, наиболее сильные вспышки — 954, 993—994, 1089 (именно это здесь имеется в виду), 1130, 1285 гг. Поверье о том, что святой Антоний Великий спасает от этой болезни, и само название ее появились ок. 1095 г., когда некий рыцарь Гастон из Бургундии основал братство святого Антония по уходу за страдающими этой болезнью, ибо его сын излечился от «огненной чумы» прикосновением к мощам святого, которые якобы были перенесены из Константинополя в 1070 г. в один маленький монастырь в Дофине. Позднее «антоновым огнем» стали называть гангрену. Строго говоря, «священная горячка» — это одна из разновидностей эрготизма: гангренозный эрготизм.