Страница 83 из 143
Теология принимает во внимание понятие состояния Таинство исповеди потеряло былую популярность и значимость, и его историю, связанную, как нам представляется, с постепенным ослаблением представления о греховности человеческой природы, еще предстоит написать. В нашем распоряжении находятся около пяти сотен писем и записок, адресованных кюре из Арса, который исповедовал по семнадцать часов в день летом и по тринадцать часов зимой (в первую очередь, однако, люди просили совета, а не хотели исповедаться). С этого времени (Жан-Мари Вианне жил с 1786 по 1859 год) теология начинает принимать во внимание понятие состояния. В работе Тома Гуссе «Моральная теология», вышедшей в свет в 1845 году, читаем: «Наказание, налагаемое исповедником на грешника, должно быть пропорционально тяжести его вины; следует принимать во внимание его состояние и настроение». Одна из глав второго тома озаглавлена так: «Обязанности исповедника по отношению к тем, кто недостаточно сведущ в вопросах религиозных истин, или к тем, кто пребывает в неведении относительно своего состояния»10. Речь идет о том, что следует принимать во внимание то, что мы сегодня назвали бы социальным положением грешника, роль общества в его греховном поведении. Напрашивается сравнение с историей одного психического заболевания. Ранее мы видели, что этиология душевных болезней, основанная прежде всего на онтогенезе, бытии больных, эволюционировала в сторону их социального происхождения (одним из «отцов» этого направления был Фрейд) и к 1960-м годам неминуемо пришла к парадоксам и эксцессам антипсихиатрии11. Что бы ни становилось объектом изучения—грех, невроз, правонарушение или преступление,—развитие дискурса начиная со второй половины XIX века во всех этих случаях сопоставимо: при определении меры «ответственности» грешника, сумасшедшего или преступника следует принимать во внимание его статус. Иными словами, понятие интердискурсивности, разработанное Мишелем Фуко, оказалось плодотворным.
На понятие состояния проливает свет история сестры Мари-Зоэ в том виде, в каком она излагает ее в письме к кюре из Арса (впрочем, оставшемся без ответа). Родители, слишком бедные, чтобы содержать дочь, отдали ее на воспитание дяде, который лишил девочку невинности, когда ей было четырнадцать лет. После двух лет в пансионе она возвращается к дяде, и сексуальные отношения с ним продолжаются. Она стала послушницей, не имея к тому призвания, и ее соблазнил священник. «Наши сердца были связаны какой-то опасной дружбой,— пишет девушка, — когда мы виделись, мы обнимались, целовались и делали прочие такие вещи. Это длилось три года». Когда эти отношения закончились, Мари-Зоэ сохранила свои «пагубные привычки» и в возрасте двадцати девяти лет написала письмо знаменитому исповеднику, в котором говорила, что боится, что попадет в ад. Отвращение к монастырскому уставу вызывало у нее чувство вины, а не протест. «Она судит себя, — пишет Филипп Бутри, — с позиций учебников по моральной теологии: те же приемы изложения, тот же лексикон». Согласно этой науке, существуют три категории грешников: окказиональные грешники—те, кто совершает грех случайно, грешники-рецидивисты — те, кто грешит повторно, и привычные грешники—грешащие регулярно. Мари-Зоэ сначала была окказиональной грешницей. Слово «случай» дважды встречается в ее письме. «Родители забрали меня к себе, там, по крайней мере, мне не подворачивался случай». И дальше: «Когда я прибыла в монастырь, там меня опять ждал случай: священник проникся ко мне; страсти переполняли меня, поэтому я снова уступила». Повторное попадание в дом к дяде и монастырь сделали ее рецидивисткой, а мастурбация превратила девушку в привычную грешницу. «Я думаю, что гублю себя, пребывая в монастыре без призвания». Единственное, о чем она просит, это смена ее состояния. «Огонь сладострастия» мог быть потушен лишь супружеской жизнью. Исповедь не приносила ей успокоения, потому что, за исключением «двух внеплановых исповедей», она ни разу не признавалась в своих дурных привычках. Возвращение к мирской жизни, в особенности по такому поводу, в те времена было невообразимо, поэтому, по всей видимости, судьбой Мари-Зоэ была жизнь в постоянном страхе перед вечными муками.
Может ли секс сегодня вызывать подобный ужас? Чувство вины сместилось, и иерархия грехов сегодня не та, что была раньше. Согласно исследованию, проведенному SOFRES для журнала Clair Foyer в декабре 1983 года, 12% французов и француженок старше восемнадцати лет полагают, что «напоминать о моральных требованиях, касающихся секса и жизни в паре,—это дело церкви»; 33%—что «церковь должна ограничиваться лишь советами» и 51% — «что вмешиваться в вопросы секса и жизни в паре—не дело церкви». На вопрос «Лично вы принимаете во внимание рекомендации церкви относительно секса и жизни в паре?» 19% ответили: «Да, по мере возможности», 69% ответили отрицательно и 12% не имеют определенного мнения. Из данных другого опроса узнаем, что даже среди регулярно посещающих церковь верующих женщин лишь 25% осуждают контрацепцию для замужних женщин. Что касается мнения духовенства, о нем можно узнать из данных ранее упоминавшегося анкетирования, проведенного журналом La Vie осенью 1985 года: если то, как папа Иоанн Павел II защищает права человека, одобряют 98% священников, то с его заявлениями относительно сексуальной и семейной морали с ним согласны лишь 56%.
Таким образом, множество священников и мирян принижают значение полученных из Рима указаний по поводу сексуальной морали. В глубине души они осознают рекомендации церкви, но не подчиняются им. Эта непокорность—признак моральной автономии — больше не сопровождается чувством вины, пусть и доставляет кое-кому дискомфорт.
Что касается протестантов, то за либерализацию контрацепции выступают 63%. В других странах секс также постепенно оправдывается. В США, согласно исследованию священника Эндрю Грили, 50% отрицают папскую доктрину о разводе (согласны с ней 15%), а 68% католичек практикуют «незаконные» формы контроля за рождаемостью. По мнению Мишеля де Серто, папская энциклика «Humanae vitae» вызвала в Америке невиданный упадок католицизма. В Польше, несмотря на существующий там культ Иоанна Павла И, уровень рождаемости один из самых низких в Европе. Одному французскому священнику, выразившему удивление в связи с этим, множество пар ответило так: «Какие проблемы, мы после этого исповедуемся». При этом сотни тысяч молодых людей устраивают овации папе на стадионе «Парк де Пренс» во время проповеди о вреде «вседозволенности». Нельзя исключить гипотезу или, лучше сказать, вероятность того, что среди этих молодых почитателей папы многие живут вместе, не заводя детей.
Новая концепция духовенства?
Новый взгляд на секс поднимает проблему целибата священников. Церковь придает большое значение целомудрию и настаивает на духовном богатстве и душевной открытости, которые оно порождает. Из уже упоминавшегося опроса журнала
La Vie узнаем, что 29% опрошенных (напомним, речь идет о духовенстве) выступают за брак для священников, 86% — за рукоположение женатых мужчин, 36% хотели бы, чтобы женщины имели право становиться священниками, и 92% выступают за то, «чтобы христиане, не являющиеся священниками, могли служить панихиду». Многие заявил)!, что они «выбрали» духовную стезю, однако целибат был Hbf «навязан». Кризис «призвания свыше», в качестве примера которого можно назвать пасторов и раввинов, и особенно уход из духовенства привели к необходимости проводить новые опросы, не только среди священнослужителей, но и среди прихожан. Об этом свидетельствуют такие мысли, собранные Ивом Ламбером: «И эти люди до последнего момента проводили исповеди!» «Аббат X. сбежал с монахиней! Почему мы должны каяться в совершенных глупостях людям, которые делают большие глупости?» «Они запрещают нам разводиться, а сами отбывают в неизвестном направлении, никому ничего не сказав».
Ввиду того, что женщины все больше получают доступ к традиционно мужским статусам, не является ли запрет для них занимать должности в церковной иерархии попыткой зацепиться за традиционное принижение женщин церковью? «Женщина вернула себе свое тело, оно больше не находится во власти мужского знания или желания, во власти мужской теологии», — пишет Мишель де Серто. Сестра Мари-Зоэ может отрицать свою полную ответственность, поскольку дважды имела место случайность (сначала злоупотребление со стороны дяди, затем соблазнение священником), связанная с роковой мужской властью. Откуда взялась юридическая монополия мужчин, по какому праву? Тогда как гражданское общество привыкло к тому, что женщины бывают министрами и судьями и скоро, возможно, женщина станет президентом Республики, церковь ведет арьергардные бои, сохраняя за мужчинами право на тайны грешниц. Сохранение полового диморфизма в обществе кажется тем более проблематичным, что в связи с кризисом «призвания свыше» миряне все чаще выполняют функции, прежде отводившиеся духовенству. Более того, многие священники говорят, что нередко в минуты сомнений находят помощь и поддержку в домах христиан, и признают, что им очень помогает помощь тех, кого они должны были бы направлять. «Раньше мы были пастырями для христиан, теперь же мы в гораздо большей степени с ними»,—говорит некий кюре. В опросе журнала La Vie свидетельство одного шестидесятилетнего священника резюмирует десятки других: «Рукоположение, состоявшееся в 1948 году, поставило меня „над“, дало мне определенные „полномочия“, доверило мне некоторое „знание“ <...>. Потом я оказался „внутри“. Стало меньше уверенности и авторитаризма. Вокруг люди, которые знают больше меня. Я должен был пересмотреть все мои „знания“ <...>. Я осознал, что вера есть в той же степени верность нашему миру и современному человеку, как и верность Христу». А вот слова еще одного священника: «Мы постепенно становимся христианами».