Страница 66 из 143
РАЗУМ ПОД УГРОЗОЙ. ДУШЕВНЫЕ БОЛЕЗНИ
Онтологическая или социогенетическая этиология Мы не будем здесь рассматривать историю описания психических заболеваний. Ограничимся напоминанием, что она знакомит не только с фрагментом истории науки, но и с ее подоплекой36. В этиологии душевных болезней с начала XIX века нарастает доля социальных причин (в убыток онтологическим); дело доходит до антипсихиатрии, которая в 1960-е годы становится «доминирующей идеологией», сегодня оспаривающейся. О болезнях начинают говорить тогда, когда для них появляется лечение: о туберкулезе—с 1940-х годов, с момента открытия ауреомицина, о раке—в настоящее время. Возможно потому, что в психотерапии не наблюдается почти никаких изменений, душевные болезни всегда скрываются. С тех пор как христиан ство придало «смысл истории» — направление и значение, по словам блаженного Августина,—объявление второго пришествия означает, что жизнь прожита не впустую. К этой драматической концепции истории (что-то происходит, в то время как, согласно Фукидиду, Пелопоннесская война будет длиться вечно) современный человек приспосабливается очень легко. Какой бы ни была система мышления, антропоморфной или иной, главенство цикличности невыносимо для современников технического прогресса, усвоивших кумулятивный взгляд на историю. В нынешних условиях медицина не в состоянии лечить психические болезни, и это напоминает человеку о его неспособности контролировать свой дух. Кроме того, лечение соматических заболеваний базируется на доказательствах: рентген, эхография, сканирование, МРТ позволяют обнаружить злокачественную опухоль, увидеть ее, оценить перспективы ее развития. Психотерапия основана на сомнительных свидетельствах—словах больного. Как известно, Антуан Бейль нашел «свое» доказательство, установив в 1822 году, что общий паралич возникает из-за патологических изменений в коре головного мозга и подкорке, вызванных сифилисом. Но что произошло с тех пор? Эмиль Крепелин посвятил свою жизнь поиску анатомических причин раннего слабоумия, психоза, на эндогенной природе которого он не переставал настаивать. Он ничего не нашел... но настаивать продолжал.
Сомнения психиатра
В отсутствие клинических доказательств психиатр балансирует между наследственностью и средой, вечными антагонистами. Имеют ли самоубийства, происходящие в каждом поколении в семьях из группы риска, генетическую природу или же миметическую, подражательную? Учет всех возможных причин невроза требует того, чтобы знания психиатра выходили далеко за пределы его «специализации». Кто может этим похвастаться? Следует ли давать больному полную картину его шизофрении, показывать ему будущее, ритм которого будет отмеряться периодическими госпитализациями? Или назвать его болезнь всего лишь «депрессией»—словом, не имеющим точного клинического смысла, однако социально приемлемым, допустимым? Сравнивая варианты лечения, касающиеся не только больного, но и его семьи, врач может соблазниться наиболее простым выбором лечения—медикаментозным, что позволит держать больного дома. Но это ставит вопросы этического характера, сравнимые с теми, что поднимает эвтаназия. Каковы риски заражения, особенно если в семье есть еще кто-то «уязвимый»? Это предстоит оценить именно психиатру. Однако сможет ли семья смириться с этим, не распадется ли она, не будет ли для нее непосильным грузом присутствие человека в депрессии или страдающего какой-либо манией? Л если будет выбрана госпитализация, не будут ли близкие испытывать чувство вины, додумать, что на самом деле за желанием помочь страждущему скрывается стремление к собственному спокойствию? Упрятанный в психушку или нет, именно душевнобольной нарушает правила и в конечном счете оказывается в гиперрегламенти-рованном мире тюремного типа. Мы начинаем беспокоиться за собственную идентичность: не оказывается ли душевнобольной человек «иногда» прав и что является порогом нормальности? Не способный к общению, он демонстрирует нам нашу собственную неспособность к общению, потому что мы не можем ни понять его, ни ответить. Его продолжающийся психоз доказывает несостоятельность науки, если только ученые не решают заняться более «раскрученными» в средствах массовой информации направлениями — например, проблемой СПИДа. И надо же—какая наглость!—сумасшедший не умирает от своего безумия. Его отношения с нормой вписываются в метафору поэта Жюля Сюпервьеля: «Человек в море тянет руку вверх и кричит: „На помощь!“ И эхо отвечает: ,Н го вы имеете в виду?“» Однако сумасшедший не тонет, и нимфа Эхо, как мы знаем, может лишь повторять.
СТАРЕНИЕ
В каком возрасте человек становится стариком? Упоминая о женитьбе Людовика XIV на мадам де Ментенон, мадам де Севинье назвала его стариком. Ему было сорок семь лет. Значит, старость—социальный конструкт. Современное общество столкнулось с двумя совершенно новыми явлениями: подростковым возрастом, который вклинивается между детством и взрослостью, и двумя-тремя десятилетиями, которые разделяют окончание профессиональной деятельности и тот момент, когда физические и умственные проблемы делают самостоятельность человека невозможной и он становится «стариком». Прежде вследствие небольшой продолжительности жизни период между окончанием работы и смертью был очень коротким. Часто даже смерть опережала окончание профессиональной деятельности. Теперь же миллионы пенсионеров «зрелые», но не дряхлые. Что им делать? И что делать с ними?
Биологические данные таковы. Стареть мы начинаем очень рано, наш организм очень быстро достигает пика своего развития. Раны рубцуются медленнее начиная с пятнадцати лет, а с двадцати пяти мы теряем по триста тысяч нервных клеток в день (правда, у нас их миллиарды). Можно назвать следующие признаки физического старения: ношение очков, легкая тугоухость, одышка, проблемы с давлением и т. д. А проявление умственной дегенерации—провалы в памяти. Сначала мы не можем вспомнить имена собственные, потом недавнее прошлое— оно настолько заволакивается дымкой, что остаются лишь старинные воспоминания: вновь переживая все более отдаленные события, старик перестает быть современником своей собственной истории, и этот laudator temporis acti* начинает очень дразнить, раззадоривать окружающих, и без того раздраженных его забывчивостью. С возрастом приходят или проявляются более интенсивно любовь к комфорту, желание прославиться, стремление к почестям. Состарившийся человек очень раздражает тем, что называется неумеренным самодовольством. Разговорное выражение «впасть в детство» как нельзя лучше подходит к ситуации: твердая пища постепенно
* Laudator temporis acti (лет.) — хвалитель былых времен (Гораций, «Наука поэзии», 169-174).
заменяется жидкими кашками, все интересы сводятся к еде и пищеварению, исчезает стыдливость, врач становится отцом, медсестра — матерью. При этом ребенок постепенно начинает самостоятельную жизнь, старика же зависимость от окружающих приводит к смерти. Один геронтолог сделал такой вывод: «Старик—это карикатура на ребенка, это ребенок, у которого нет будущего; старость—это пустое, абсурдное детство. Пустота перед собой и внутри себя». Озабоченный своим выживанием, старик частично теряет чувствительность: смерть других трогает его очень мало, а смерть ровесников он воспринимает с глубоким удовлетворением.
Увеличение количества стариков
Приведем несколько цифр, показывающих, что доля стариков в возрастной структуре нашей цивилизации бросает нам совершенно новый вызов: «Ни одна система ценностей, основанная на уважении к пожилым людям, не принимает во внимание того факта, что их становится все больше и больше». Из ю ооо человек сегодня доживают до 8о лет 3194 мужчины и 5979 женщин (против 1333 и 2399 в 1936 году). Нынешние 8о-летние мужчины проживут еще шесть лет, а женщины — семь с половиной. По оценкам ученых, между 1950 и 2025 годами количество 8о-летних увеличится в шесть раз. Согласно переписи 1982 года, 7 500 ооо французов перешагнули 65-летний рубеж, они составляют 13,8% населения. 2900000 из них мужчины, 4600000 — женщины. Из юо мужчин, достигших 65 лет или более пожилых, 74 женаты; из юо женщин того же возраста 52—вдовы. По мнению Поля Пайя, доли мужчин и женщин в структуре пожилого населения неравны. До 75 лет и более дожили 1058 ооо мужчин и 2 юб ооо женщин. Как ни неприятно писать или произносить это слово, но старшее поколение представлено в основном «старухами». Уровень смертности тех, кто никогда не состоял в браке или овдовел, значительно превышает уровень смертности среди женатых и замужних. Можно также уточнить, что холостяки в возрасте от 65 до 79 лет более «хрупкие», чем вдовцы, однако этого не наблюдается среди женщин. Наконец, отметим, что три четверти самоубийств совершают пожилые люди, самоубийства встречаются чаще среди мужчин, чем среди женщин. Среди мужчин в вбзрасте от 6о до 69 лет самоубийства вдовцов встречаются в fpn раза чаще, чем среди тех, чьи жены живы. Частота самоубийств воспроизводит социальную иерархию: чаще всего кончают с собой сельскохозяйственные и подсобные рабочие, среди руководящих работников их количество меньше, если они состояли на государственной службе.