Страница 17 из 134
Безусловно, существуют и другие формы частной жизни, она не ограничивается лишь семейными рамками, тем не менее семья в XIX веке, отчасти по политическим соображениям, стремится подчинять себе всю частную жизнь людей, в особенности сексуальную, «зеркалом» которой, по словам Мишеля Фуко, она является, и определять правила и нормы. Разного рода общественные институты, в которых люди так или иначе проживают вне семьи, — тюрьмы и интернаты, казармы и монастыри, а также социальные группы — бродяги и денди, монахини и «амазонки», богема и хулиганы — часто вынуждены определять себя через семью, составляя ее периферию.
Мишель Перро
ТРИУМФ СЕМЬИ
Мишель Перро
Французская революция совершила попытку сломать границу между публичным и частным, создать нового человека, новую модель повседневности, по–новому организовав пространство, время и память, но этот грандиозный проект провалился, не выдержав сопротивления народа. «Нравы» оказались сильнее закона.
Этот опыт глубоко задел думающих людей того времени. Бенжамен Констан, Жорж Санд и Эдгар Кине в своих произведениях постоянно возвращались к революционным событиям. Каким именно образом Революция перевернула–или же нет — их жизни и жизни сограждан? Жорж Санд описывает сопротивление беррийских крестьян всеобщему «тыканью», которое хотели навязать им «городские», новая буржуазия, столь гордая от того, что теперь можно было тыкать своей бабушке или какой–нибудь мадам Дюпен. Бенжамен Констан обращает внимание на силу собственного мнения людей: «Я слышал тогда огромное количество речей; я видел десятки демонстраций; я был свидетелем самых торжественных клятв; все это не имело никакого значения, народ присутствовал на всех этих церемониях, не вступая в дискуссии, а потом каждый возвращался к себе домой, не чувствуя себя более вовлеченным в события, чем раньше».
Сказанное поясняет, почему отношения публичного и частного составляют суть любой политической теории в постреволюционное время. Главной проблемой становится установление отношений между государством и гражданским обществом, между коллективным и индивидуальным.
В то время как в экономической мысли, которая расцвела на блестящем наследии XVIII века, господствует принцип невмешательства, идеал «невидимой руки», мысль политическая проявляет заботу об установлении границ и соблюдении «частных интересов». Новшество–это, безусловно, важное значение, придаваемое семье как базовой ячейке общества. Домашний мир — фундаментальный регулятор: он играет роль спрятавшегося бога.
Это общеевропейское соображение. Кэтрин Холл продемонстрировала, как в Великобритании начала XIX века благодаря одновременным усилиям евангеликов и утилитаристов возникла идея домашнего мира. Паноптизм (всеподнадзорность) Бентама в отношении гражданского общества–это контроль со стороны отца, играющего для своей семьи роль наместника Бога, являющегося символом здравого смысла.
Взгляды Гегеля: семья как основа гражданского общества
Вопрос обустройства публичного и частного, возможно, подробнее всего рассматривает Гегель. В работе «Философия права» (1821) он анализирует отношения между тремя основными инстанциями: индивидом, гражданским обществом и государством. Индивидуальное владение телом необходимо личности («Я») для самоощущения; самоубийство — крайняя степень суверенности личности («Я»), пусть и ошибочно понятой. Но индивид подчиняется семье, которая, наряду с корпорациями, является одним из основных «кругов» гражданского общества. Если бы не было семьи, государство имело бы дело лишь с «неорганическими множествами»[31], с толпой, охотно подчиняющейся деспотизму.
Семья — гарант естественной морали. В ее основе лежит моногамный брак, заключенный по взаимному согласию; всякого рода страсти чужды ей и даже опасны; лучший брак — это брак «устроенный», после заключения которого возникает взаимная склонность и привязанность, а не наоборот; семья создается на разумной добровольной основе, в ней очень сильны духовные (например, память) и материальные связи. Достояние семьи–это одновременно экономическая необходимость и символ. Семья, «объект поклонения для ее членов» — это моральный организм: «нечто единое, члены которого случайны». Глава семьи — отец, лишь смерть которого расчленяет семью, освобождая наследников. Семья должна главенствовать над своими членами; в обществе XIX века она представляет собой «холистскую» группу, по определению Луи Дюмона. Гендерное разделение ролей опирается на «естественный характер» представителей пола, согласно противопоставлению «пассивное — активное», «внутреннее — внешнее», которым руководствовались на протяжении всего столетия. «Действительная субстанциальная жизнь мужчины проходит в государстве, в области науки и т. д. и вообще в борьбе и в труде, в отношениях с внешним миром и с самим собой». «В семье… женщина имеет свое субстанциальное назначение и в этом пиетете свою нравственную настроенность». Дети являются членами семьи и одновременно с этим — отдельными личностями. Их следует воспитывать, не допуская злоупотребления игрой, что льстит их чувству собственного достоинства. Достигнув совершеннолетия, они могут завести семью, «сыновья в качестве глав семьи, а дочери в качестве жен». Однако на самом деле лишь смерть отца позволяет им перейти в новый статус. Возможность завещать имущество ограничивается семейным правом. По этому пункту Гегель активно критикует произвол римского права; опровергает право старшинства и исключение из завещания дочерей. На самом деле важно не потомство, тяжелое наследие феодализма, а семья, краеугольный камень современного общества. Сообщества «самостоятельных конкретных лиц», мириады, «множества семей» формируют гражданское общество, которое есть не что иное, как «сочетание разбросанных семейных общин».
Дом по Канту
Если для Гегеля важно соотношение частного и публичного на макроуровне, то для Канта представляет интерес микропространство дома, как поэтично выражался Бернар Эдельман. Домашнее право — триумф разума; оно заставляет людей пускать корни дома и подавляет всякое желание бежать. Это «право живых, право самосохранения, которое погасит в сердцах охоту к перемене мест и зов варварских лесов». Дом — основа морали и социального порядка, сердце частной жизни, но частной жизни, подчиненной отцу. Только он способен обуздать инстинкты и приручить женщину, потому что постоянно существует угроза домашней войны. «Женщина может превратиться в дикарку, ребенок под ее влиянием — в существо безвольное или мстительное, слуга может попросить расчет». Если хозяйка дома — женщина двуличная, это тоже может представлять угрозу. «Если только ей удастся ускользнуть, она тут же станет мятежницей и революционеркой». Отсюда противоречие юридического статуса женщины, так тонко подмеченное Кантом: как индивид, женщина является субъектом личного права; как член семьи, она подчиняется супругу как монарху. Женщина «жаждущая» постоянно противопоставляется женщине «прирученной»[32].
Либеральная семья
Французская философия семьи в XIX веке чрезвычайно многогранна: послереволюционные проблемы, связанные с политическим, юридическим и социальным переустройством, очень остры. Границы между частным и публичным и понятие «сфер», содержание социальной жизни и роли мужчины и женщины — вот три главных направления мысли.
Либералы — например, Жермена де Сталь и Алексис де Токвиль—в первую очередь заботятся о сохранении барьера, который гарантировал бы свободу «частных интересов» как силу нации. «Только уважение к частной собственности и частным интересам может заставить полюбить Республику», — пишет мадам де Сталь, чья основная просьба — «чтобы не требовали, не давили». «Свобода имеет тем большую ценность, что реализация наших политических прав предоставит нам больше времени для наших частных интересов», — говорит Бенжамен Констан. Оба они противопоставляют людей Античности, живших либо ради Агоры, то есть ради политической деятельности, или ради войны, современному миру, миру коммерции и изобретательности индивидов, которым достаточно просто «не мешать». Сосредоточенность либералов на частном говорит о том, что они готовы отдать решение вопросов публичной жизни представительной власти. Выделение двух дополнительных сфер влечет за собой появление выборных органов и, до некоторой степени, профессионализацию политиков.
31
«Философия права» цитируется в переводе Б.Г. Столпнера и М.И. Левиной. — Примеч. ред.
32
Цитаты в этом фрагменте — не из самого Канта, а из книги Бернара Эдельмана «Дом Канта» (1984). — Примеч. ред.