Страница 127 из 141
В 1610 году после памятного процесса, где адвокат шаг за шагом защищал моральную и юридическую легитимность ритуала, парламент Бордо осудил зачинщиков «церемонии, которую называют прогулкой на осле», которой подвергли «мужа, избитого женой»[459]. В 1655 году суд в Байонне вынес постановление против лиц, «устроивших гонки на животном, называемом ими ослом или ослицей». Описывая запрещенные ритуалы, к которым будут отнесены, например, «порочащие стихи» (Байонна, 1655), «оскорбительные песни с непристойными словами» (Тулуза, 1762), юристы относят их к «запрещенным ночным сборищам», «вымогательству», «пасквилям» и т. п., а местные постановления периодически описывают конкретные случаи, когда «молодые люди собираются вместе, в основном по праздникам и воскресеньям, бегают по ночам по улицам, поют непристойные песни и устраивают разного рода беспорядки» (Монпелье, 1737). Репрессии применяются все чаще; будучи направленными в конечном счете не столько на какой–то конкретный проступок, сколько на весь стиль поведения, они начинают заботить тех просвещенных деятелей Контрреформации, которые усвоили новый язык. В течение всего XVIII века приходилось правильно информировать подчиненные юридические организации, в особенности деревенские, руководство которых было слишком склонно следовать обычаям или расправляться со своими местными врагами.
Жалобы жертв
Возможностей прибегнуть к юридической помощи становилось все больше. В XVIII веке все ритуалы рассматривались судами, причем все чаще и чаще. В промежутке между 1700 и 1790 годами уголовная палата парламента Наварры рассмотрела сорок семь случаев шаривари, цифра скромная, но значимая; впоследствии подобные дела начал рассматривать высокий суд Беарна. Только во второй половине века парламент Тулузы выпустил более пятисот инструкций; в Провансе дело обстояло похожим образом, а следствия, которые должны были проводиться в регионах, без сомнения, подтверждают тенденцию[460]. Даже если спонтанные общественные действия имели место, подавляющее большинство этих казусов начинается с частной жалобы. Благодаря силе традиции устанавливалось относительное, но необходимое согласие между участниками ритуала, который больше не проводится строго определенным образом; рискуя вызвать тяжелые последствия, некоторые без колебаний пренебрегали опасностью. Что было предметом тяжб? Что лежало в основе социального протеста жертв?
Заметно возрастает сопротивление поборам, производимым молодежью; проведение ритуалов оказалось делом достаточно прибыльным. Даже те, кто не был стеснен в средствах, прибегали к разным уловкам, чтобы не платить выкуп в случае неравного брака и не откупаться от шаривари. Зажиточные жертвы этих ритуалов восставали против все возрастающих аппетитов молодежи: вот какое прошение подал военному коменданту один буржуа из местечка Сен–Виктор в Юзеже, в течение двух месяцев пытавшийся удовлетворить требования организаторов ритуала, «устраивавших ужасный шум и распевавших песни оскорбительного содержания»: «Сначала я очень осторожно пытался прекратить это преследование, угощал их выпивкой и выплатил значительную суммуденег». Во избежание подобных «переплат» первый консул Полана в 1780 году героически не обращал внимания на шум, поднятый в ночь на 1 мая: «Я недавно женился во второй раз, и так как знаю, что многим это не нравится, я понял, что шум этот означает шаривари, и не вышел к ним». Однако чаще происходят столкновения. Когда молодежь города Сент–Ипполит–дю–Фор заявилась на обед по случаю помолвки одного вдовца, довольно состоятельного купца, родители невесты возмутились и выставили посетителей. В результате они получили чудовищного размаха шаривари и штраф в 50 ливров[461]. «Обратите внимание, на меня нападают, а я никому ничего не должен!» — обращается вновь женившийся молодой вдовец, попавшийся группе молодежи в разгаре дня на деревенской улице, к свидетелям этого нападения. Он восстал против проведения ритуала и пытается защитить свои деньги с помощью закона. Мы увидим и другие примеры того, как в начале XIX века новобрачные и их семьи восставали против проведения шаривари, в частности в долинах региона Во.
Защита имущества
В XVIII веке молодежь, проводящая все эти ритуалы, сталкивается с решительным сопротивлением со стороны собственников, желавших защитить свое добро. В небольших лангедокских городках, например в Лиму, добровольные или вынужденные «взносы» на молодежные праздники после 1750 года становятся все более редким явлением. Хочешь повеселиться — плати из своего кармана; молодежи из более обеспеченных слоев общества приходится устраивать праздники за свой счет. Поиски средств на их проведение видоизменяются. Некоторые молодежные банды перед Новым годом становятся настоящими налетчиками: выламывают двери, захватывают дом какого–нибудь одинокого ремесленника, опустошают кладовую и погреб, в довершение всего избивают хозяина и угрожают ему. Количество ночных вылазок и их изобретательность, при соблюдении некоторых границ дозволенного, растут. Опустошители садов и птичьих дворов оказались вне закона; в Пезена весь город ополчился на «молодежь, ремесленников и сельских батраков, которые по ночам ходят воровать виноград и наносят значительный вред, специально вырывая лозу». Любая выходка, будь то просто шум около дома несговорчивого буржуа или масштабное шаривари, считается серьезным преступлением, если сопровождается грабежом. Любой погром подлежит наказанию; все подобные действия считаются проявлением презрения к порядку: чтобы «подразнить» жителей квартала, в октябре 1729 года молодежь городка Кастельнодари выломала двери всех домов на улице. Почти физическая привязанность к «своему добру» (которое в городах часто ограничивается стенами дома) и уверенность в своей правоте вызывают желание дать отпор ри туальной агрессии и обременительным выкупам, которые добропорядочные граждане вынуждены платить нападающим. Не связано ли уклонение от выполнения требований молодых людей с тем, что граждане обращаются за помощью в полицию? Во всяком случае, такое впечатление создают тысячи жа лоб и протоколов, свидетельствующие о непрекращающейся войне в связи с молодежными забавами в предреволюционный период. Одним и тем же словом «распутство» обыватели называют все, что нарушает устоявшийся порядок: праздношатание, дружбу со всяким сбродом, азартные игры, проматывание семейного состояния, продажную любовь, страсть к уличным праздникам, презрение к любой власти…[462]
Свобода семей
Надо сказать, что молодые люди не только умело пользуются ритуалами осмеяния, но и воздействуют на сложившийся порядок; контролируя супружество, этот узел, создающий историю дома, они очень в небольшой степени влияют на общественные отношения, которые лучше от этого не становятся. Эти нападки теперь направлены не против «тайнства брака» или «общественного спокойствия», но, как говорилось в приговорах, вынесенных парламентом Наварры в 1769 году, против «внутренней свободы семей». Можно предположить, что на фоне роста количества сопротивляющихся жертв начиная с середины XVIII века суды, в которых рассматривались эти дела, выносили обвинительные приговоры. Из слов префекта Верхних Пиренеев, можно понять, что речь идет о признаках модели социального контроля, который предписывает прозрачность и располагает большим арсеналом действий, разоблачающих неподобающее поведение в семье и наказывающих за него. Крупная буржуазия, которая судит и подает жалобы, постепенно приходит к мнению, что эта сфера полностью принадлежит семье и что никакие силы извне не могут влиять на решения, принимаемые в семье, и утверждает законы, защищающие неприкосновенность «частной жизни».
459
Защитительная речь взята из: Pladoyers et Actions graves et eloquentes de plusieurs fameux avocats du parlement de Bordeaux… Bordeaux, 1646. P. 197–208.
460
По поводу Беарна см.: Desplat С. Charivari en Gascogne. Paris: Berger‑Levrault, 1982. P. 103; H. Кастан рассмотрел пятьдесят лангедокских дел в: Le Charivari. Р. 197–206.
461
Об этих трех делах: A. D. Herault, С 6864 b 6666, 1778.
462
Об этом «распутстве» см.: Nicod С. Les «seditieux» en Languedoc a la fin du XVIIIe siecle // Droit penal et Societe meridionale. Memoires et Travaux publies par la Societe d’histoire du droit… Montpelier, 1971. P. 145–165. Замечательные портреты «распутников», заключенных по королевскому указу в форт Бреску неподалеку от Агда, даны в работе: Sarret de Coussergues G. de. Une prison d’fitat au milieu du XVIIIе siecle. Paris: Les Presses continentales, 1950. «История Жана–взяли» Жана–Батиста Фарба (Le Roy Ladurit E. Largent, TAmour, la Mort en pays doc. Paris: fid. du Seuil, 1980) является литературным портретом сельского «распутника».