Страница 154 из 163
С более общей точки зрения случай Монтайю, исходя из того, что нам известно, является конкретным проявлением моделей, предложенных А. В. Чаяновым в его работе «Учение о крестьянском хозяйстве»{411}. Чаянов исследует сельский мир, рассматривая экономику крестьянской семьи; его точка зрения справедлива практически для всего Запада в период до Адама Смита. В этом типе общества, по словам русского экономиста[1025], каждый homo oeconomicus{412} является организатором семейной производственной единицы, в которой наемный труд играет лишь второстепенную или эпизодическую роль; экономика в целом функционирует за счет взаимосвязей этих семейных единиц. Общие черты domus Айонского края соответствуют признакам этой «системы домашних хозяйств», основанной на разделении труда по полу: женщины занимаются очагом, работой по дому, кухней, огородом, «зеленью»[1026] для скота и семьи и доставкой воды; что касается лиц мужского пола, они берут на себя работу в поле, в лесу, стадо, эпизодически привлекая мигрирующую и сезонную или местную и семейную женскую рабочую силу. Иными словами, цитируя Ретифа, знатока в этом вопросе, женщина в такой системе занимается внутренними мелочами, а мужчина — внешними делами[1027]. С этой точки зрения производством прибавочного продукта для рынка не пренебрегают (имеются в виду прежде всего овцы, в качестве дополнения — куры и яйца), но преимущественным ориентиром остается самодостаточность, удовлетворение потребностей семьи grosso modo, а не «создание запаса излишков»; речь идет в большей степени о «производстве потребительской стоимости» (пища, одежда), чем о накоплении денег или о «расширенном воспроизводстве сельскохозяйственного капитала». Поскольку изобилие почти не стоит на повестке дня, становится возможным, следуя Аристотелю, отрицать нехватку либо не обращать на нее внимания[1028]. В такой системе люди не являются a priori ленивыми, но стимулы к труду относительно умеренны, поскольку никого не вдохновляют ни соблазны производства излишка, ни наслаждения от накопления бесконечно растущего капитала. Крестьянская семья, если только она достаточно многочисленна и в ней есть «взрослые юноши» и собственно взрослые работники (половозрелые сыновья и дочери: случаи Бело, Моров, Мори и т. д.), работает, таким образом, менее интенсивно, чем в принципе могла бы; тем самым подтверждается закон Чаянова, согласно которому «интенсивность труда в домашней системе производства находится в отношениях обратной зависимости с относительной способностью к труду производящей единицы». Или же, более простыми словами: чем больше в семье способных работать людей, тем меньше необходимость в большом объеме индивидуального труда для обеспечения достаточного минимума, считающегося необходимым для удовлетворения коллективных потребностей domus[1029]. Постоянные сиесты, перерывы для того, чтобы погреться на солнце, многочисленные намеки на праздники, в которые грех работать (днями поминовения святых испещрен календарь) — подтверждает этот отказ от чрезмерного труда. Детство, резерв рабочей силы и одновременно потенциальный генератор свободного времени в следующие десятилетия, находится в центре этой домашней системы, которая не отказывает маленьким детям в любви.
Отсутствие излишка делает тем более невыносимыми кабалу или тяжелую десятину. В обществе, где все или почти все бедны, не особенно огорчаются по этому поводу, там, где идеал накопления богатства еще не возникает на горизонте, отмечается низкий уровень агрессивности класса собственно бедняков или безземельного пролетариата. Ведь, в общем, бедные — изобретение богатых, которые нуждаются в них, чтобы существовать. В самой Монтайю молодые люди, которым угрожает нищета, без колебаний покидают родину ради сезонных перегонов, ради мужской холостяцкой цивилизации пастухов[1030] и, следовательно, ради настоящей рыночной экономики. С другой стороны, неотчужденность производителя от средств производства является одним из правил системы, достаточно хорошо обозначенных, по крайней мере в Монтайю: мужчины любого domus, даже наименее обеспеченные, в дополнение к своему жилищу владеют клочком земли; безденежные пастухи, возвращаясь в зрелом возрасте в родные края, являются собственниками нескольких десятков баранов.
Чего нет в монтайонских краях, так это обширных сеньориальных угодий или крупной земельной собственности, такой как в Иль-де-Франс или в южных Альпах. В этих условиях политические отношения (не путать с отношениями власти, охватывающими политику в качестве более всеобщей системы) осуществляются «над уровнем производящих единиц». Как отмечает Салинз, социальная структура, основанная на россыпи domus, является преимущественно анархической. Крестьянство действительно напоминает — один раз можно и согласиться — мешок с картошкой, о котором говорил Маркс. Несмотря на сильное внутреннее единство семьи, мир domus складывается из индивидов, жизнь каждого из которых может оказаться одинокой, грязной, печальной и краткой — solitary, nasty, brutish and short[1031]{413} He будем забывать о высокой смертности, вспышках эпидемий, нищете и репрессиях. Согласно Салинзу, домашний способ производства благоприятствует серьезным конфликтам между маленькими семейными единицами; это мир расколов, сегментарной хрупкости, грандиозных ссор и центробежных тенденций. Гоббс говорил о войне всех против всех. Мы скажем, вместе с Салинзом, о возможной войне каждой семьи с каждой семьей (войне, которая раздута вмешательством инквизитора и его агентов, явившихся из внешнего мира). Деревня Монтайю, которая насчитывает четверть тысячи жителей, в этих условиях замерла на определенном пороге численности населения; его преодоление возможно, если принимать в расчет только природные ресурсы, которых вдоволь в горах, но если бы оно произошло, то создало бы здесь более сложные политические структуры. Потребность в формальном или неформальном лидерстве, однако, дает о себе знать, пусть и в минимальной степени; в Монтайю это лидерство воплощено в доме Клергов: эти господа ухитряются прибрать к рукам местные должности либо манипулировать ими (священика, байля, возможно — консула). Хрупкое сообщество domus не могло обойтись без вожаков: так или иначе оно должно парировать удары, которые извне наносит власть инквизиции; оно должно также сдерживать внутренние распри и центробежные тенденции, постоянно возрождающиеся в деревне. В Монтайю есть, таким образом, свой лидер, Пьер Клерг, которого поддерживает его брат Бернар; крестьяне вознаграждают Пьера за оказываемые им услуги, терпимо относясь к его фактическому многоженству. На протяжении почти двадцати лет он обеспечивает относительную безопасность своих земляков; взамен они не мешают ему домогаться женщин, которые возбуждают его желание.
Попав в мир пастухов, мы, наконец, покидаем ячейки domus. Молодые холостяки, пастухи уходят на высокогорные пастбища и каталонские луга. Находясь в отношениях вольного найма, они оказываются более эмансипированными, более «современными», чем люди, оставшиеся по домам, люди, которые, однако, являются их отцами и братьями. Оторванные от благ мира, обреченные быть любовниками Дамы Бедность, пастухи ухитряются, однако, время от времени изменять своей требовательной подруге. Инквизиция, нанося свои удары направо и налево, на юге и на севере, отрезает группу пастухов от их тыла; тем самым она предоставляет им и, в частности, Пьеру Мори, восхитительную свободу. Пастушеская кабана противопоставляется деревенскому domus, мужская дружба контрастирует с порождающим распри тесным кругом прихода.
{411}
Александр Васильевич Чаянов (1888—1937) — российский и советский экономист и писатель, теоретик сельскохозяйственной кооперации; его работа «Учение о крестьянском хозяйстве» впервые увидела свет в Берлине в 1923 г., в России она вышла под названием «Организация крестьянского хозяйства» в 1925 г.
1025
Чаянов А. В. Организация крестьянского хозяйства // Чаянов А. В. Крестьянское хозяйство. М., 1989. С. 397; ср.: Sahlins, op. cit.
{412}
Человек экономический (лат.).
1026
«Зелень» в значении «сено» для скота и «овощи» для семьи.
1027
Rétif. Les Contemporaines. Vol. И. P 1962, p. 205 («La femme du laboureur»).
1028
Polanyi. Op. cit., p. 99.
1029
Sahlins. Op. cit., p. 89; Чаянов A. В. Указ. соч. C. 232, 252.
1030
См. также — возможно ли указание на сходство? — о Беарне: Tucoo-Chala Р Gaston Fébus..., p. 197
1031
Гоббс, перефразированный Салинзом (Sahlins. Op. cit.).
{413}
Одинока, беспросветна, тупа и кратковременна (англ.). Так английский философ Томас Гоббс (1588— 1679) определяет в своем главном труде «Левиафан» (1651) жизнь человека, находящегося в состоянии войны всех против всех, что, по его мнению, и является естественным состоянием людей, для выхода из которого они учреждают государство, вещь весьма жесткую и жестокую, но позволяющую иметь хотя бы минимум безопасности.