Страница 130 из 163
Присутствует оно или отсутствует, устное слово — не единственный способ распространения религиозности. Оно сопровождается религиозным искусством. Оно неотделимо от церковного пения, о котором мы ничего не знаем кроме того, что оно существовало (1,145— 146). Слово подкрепляется визуальным воздействием скульптуры, живописи и витражей, украшающих стены и окна храма. В Сабартесе предметами народного и суеверного поклонения являются деревенские деревянные скульптуры, вырубленные топором. Напротив, их осуждают «добрые люди». Эй ты, гаваш, ты и впрямь думаешь, что куски дерева могут творить чудеса? — говорит Белибаст Сикру, осмеивая местное верование, согласно которому скульптурные изображения святых в церквях сами по себе чудотворны (II, 54—55). Эти статуи святых, что стоят в «доме идолов» (в церкви), вы же сами их топором вырубали, а после этого им поклоняетесь! — хохочет Пьер Отье в разговоре с овцеводами (II, 420). Мать Христа также почитается в деревянном виде. Дева Мария — просто деревянный обрубок, без настоящих глаз, ног, ушей и рта! — не колеблясь, утверждает Бернар Гомбер из Акс-ле-Терма[846].
Глава XXIII. Вероотступник и «добрый человек»
До сих пор речь шла о всегда приблизительной католической ортодоксии — в Монтайю, когда она там существует, и в Сабартесе. Мы рассматривали отклонения, порой значительные, лишь по отношению к «верному учению». Теперь я хотел бы обратиться к отступничеству, взятому отдельно, ради него самого.
В первую очередь: милленаризм. В какой мере он проявляется у наших горцев, с его характерными симптомами: пророческий ужас, вызванный концом света, который считают совсем близким[847]; ожидание крушения всех устоев и создания царства всеобщего счастья[848]; погромный антисемитизм? Ответ однозначен: в крайне незначительной. Сельская среда не задета милленаризмом; городки затронуты, но не более. Белибаст может пророчествовать в своей испанской ссылке, что восстанет народ против народа, и королевство против королевства, и потомок арагонского короля будет пасти своего коня на римских алтарях...[849]{368} Эти изречения Белибаста вызывают у его слушательницы, Гийеметты Мори из Монтайю, лишь реакцию вежливого любопытства: И когда такое случится, господин? (Ответ: Когда Богу будет угодно.)
С другой стороны, мы видели, что пришедшее из «страны ойль» буйное влияние «пастушков»[850], простонародных милленаристов, убивавших евреев, достигло лишь Гаронны и Тулузы. Конечно, в Памье святоши являются антисемитами, как это можно видеть по историям о привидениях, иудейских и христианских, циркулирующим по городским ризницам. Среди призраков я узнаю евреев по запаху, — говорит Арно Желис, специалист по общению с покойниками{369}. Но в Монтайю по понятным причинам евреев нет, и едва ли о них вообще знают: в наших деревенских досье они появляются лишь совершенно случайно, как упоминается крещеная еврейка, предоставившая Беатрисе де Планиссоль несколько рецептов магических действий для домашнего употребления. Следовательно, ввиду отсутствия сыновей Израилевых, и речи нет о том, чтобы возможные местные милленаристы их преследовали[851].
Ввиду отсутствия объектов в самой деревне, народная ненависть к евреям никак не проявляется в нашем приходе желтых крестов. Но антисемитизм, в конечном счете, является лишь вторичной характеристикой фанатизма ревнителей millenium. В центре картины мира фанатика находится прежде всего представление о немедленном конце света. Он оправдывает и обосновывает революционные действия, готовящие его и готовящие к нему. Однако это представление появляется у нас лишь в редких эпизодах и вызывает некоторое психологическое сопротивление на местах.
Дьявол, пожирающий человека. Скульптура конца ХШ в. Церковь св. Петра. Вена.
Совершенно очевидно, что слухи по поводу близкого конца света или, по крайней мере, — по поводу эгалитарных преобразований, распространились в Лангедоке и в графстве Фуа задолго до рассматриваемого мной периода. Они так или иначе вписываются в культурный горизонт эпохи и откликаются на отдаленные отзвуки монгольских нашествий. Свидетелем этой тревоги может выступать трубадур. И вот с Востока приходят Татары, — говорит Монтаньяголь[852]{370}. — Если Бог тому не воспрепятствует, всех они сравняют: и знатных сеньоров, и клириков, и крестьян. Литература? Не только. В 1318 году по тропинкам, связывающим Памье с верхней Арьежью, распространяются народные слухи о конце света. В том году, — рассказывает Бертран Кордье, уроженец Памье, — встретил я на другом краю моста, на земле прихода Кие, четырех тарасконцев, а среди них Арно из Савиньяна. Они спросили меня:
— Что нового в Памье?
— Поговаривают (в том числе)... что родился Антихрист, — ответил я. — Каждый должен привести свою душу в порядок, ведь конец света совсем близко!
На что Арно из Савиньяна возмутился:
— Не верю я в это! Нет у мира ни конца, ни начала... Пошли лучше спать (I, 160—161).
Арно из Савиньяна, образованный каменщик, основывает свою крепкую уверенность в вечности мира на одной местной пословице (I, 163), то есть на народном источнике; но его убежденность опирается также на ученый источник — полученные им за тридцать лет до того уроки его наставника Толюса, который преподавал в Тарасконе (I, 165). Арно будет заключен инквизицией в застенок за свое возмутительное верование в вечное существование мира; чтобы выпутаться, он будет ссылаться на недостаток религиозного образования. По причине моей занятости в каменных карьерах, — говорит он, — я очень рано ухожу с мессы и не успеваю послушать проповедь (I, 167). Дурной предлог. На самом деле этот инакомыслящий ремесленник, отказывающийся верить в то, что наступит конец всему, эхом воспроизводит достаточно распространенное в народных слоях Сабартеса мнение; мы видели, что в оправдание своих утверждений он цитирует местную пословицу: Извечно и вечно, допреть и опять, мужчина с чужою женой, будет спать. И добавляет: Слыхал я от многих людей, что живут в Сабартесе, что мир всегда существовал и потом всегда будет существовать[853]. Сами слова Арно по этому поводу, нет иного века, кроме нашего (I, 163), повторяет, но независимо от него, Жакетта ден Каро, простая женщина из Акса, перед другими женщинами, пришедшими, как и она, на мельницу за мукой: нет иного века, кроме нашего[854]. Этот отказ от веры в тот свет неотделим у Жакетты ден Каро от острого скептицизма по отношению к самой догме Воскресения[855]. (Найти своего отца и мать на том свете? Воскреснуть и вновь обрести свои кости и плоть? Полноте!) Подобный скептицизм тайно или радикально противостоит у Арно, как и у Жакетты, официальному толкованию, распространяемому с кафедры сабартесскими кюре и братьями-миноритами Памье (I, 206, 152).
Отвергать идею конца света, Страшного суда, жизни после смерти и всеобщего воскресения означает, разумеется, заранее отказываться следовать любой милленаристской пропаганде в том виде, в каком ее распространяют «пастушки» или некоторые представители клира, опираясь на пришедшие с севера или с востока пророчества[856]. Сабартес, зажатый в рамках «передовой архаичности», оказывается устойчивым к новым (а порой и отклоняющимся от догмы) течениям католического мировосприятия; напротив, они с легкостью растекаются по более открытым территориям нижних земель, усеянным нищенствующими монахами[857] и, возможно, посещавшимся «пастушками».
846
II, 333. В целом по проблеме католической аккультурации в народной среде средствами искусства, и в частности пластического искусства, см., напр.: Duby С. Humanisme... р. 96, 106 — 107; Mollat, С. D. и.,1962, fase. I, р. 63 sq., 97
847
Само собой разумеется, что местные католики и альбигойцы (II, 405 и гл. XXVII) верят в общем и целом в конец света, но в неопределенно далеком будущем.
848
Откр. 21:4.
849
II, 63. Эти белибастовы фантазии перекликаются с конкретными интригами, которые вел Бернар Делисье в 1304 г. с сыном короля Майорки (Molinier. L’Inquisition dans le Midi de la France, p. 144). см. также текст Пьера Мори (III, 237) о Белибасте: последний возвещал приход, близкий сердцу всех милленаристов, нового императора Фридриха, который должен был возвысить альбигойскую церковь и повергнуть католическое духовенство. Пьер Мори, более доверчивый в других случаях (III, 234), остается достаточно скептичным в отношении этих утверждений Белибаста.
{368}
Среди различных милленаристских (см. прим. 12 к гл. XVIII) представлений были и такие: Праведным Царем (см. там же) будет не тот или иной ныне царствующий монарх, а некое лицо, уже покойное. Предполагалось, что этот человек — реальный государь или иной значимый исторический персонаж — не умер, но спит в некоем потайном месте и с появлением Антихриста проснется и будет участвовать в последней битве. Наиболее часто в роли таких «спящих королей» выступали императоры Фридрих I Барбаросса (1123—1190, император с 1152 г.) и его внук Фридрих II (1194—1250, король Сицилии с 1194 г., король Германии в 1215—1222 и 1235— 1237 гт., король Иерусалимский в 1225—1228 гг., император с 1215 г.); впрочем, в массовом сознании фигуры обоих императоров нередко сливались в один образ.
850
См. гл. XVII.
{369}
В Средние века возникли или, скорее, оформились, представления о том, что евреи обладают особым запахом (foetor judaicus — лат. «еврейский запах»), который отражает их дьявольскую сущность. Приблизительно до XV в. считалось, что этот запах связан с иудейской верой. Существовал рассказ о том, как некий еврейский юноша принял крещение, и тело его тут же стало благоухать, а сам он, придя домой, почувствовал нестерпимое зловоние, исходящее от его закосневших в заблуждениях родителей; те, в свою очередь, ощутили его новые ароматы как мерзостную вонь и попытались смыть их, искупав его в отхожем месте. С начала Нового времени этот foetor judaicus (на деле просто не существующий) осмыслялся как нечто присущее не иудею по вере, но еврею по этническим корням, даже и выкресту, и объяснялся чем угодно: от особенностей традиционной еврейской кухни (широкое употребление чеснока, отсутствие в рационе свинины и т. п.) до особого, только евреям присущего обмена веществ. Сами по себе эти верования очень древние и не обязательно связаны именно с евреями (например, китайцы в XVI в. считали, что все белые омерзительно пахнут) и восходят к мифологическим представлениям о том, что чужой (по этническим или религиозным основаниям) — не человек, а живой покойник, а потому и должен издавать запах мертвечины. См.: Трахтенберг Дж. Дьявол и евреи: средневековые представления о евреях и их связь с современным антисемитизмом. М.; Иерусалим, 1998; Харитонович Д. Э. Антисемитизм в прошлом и настоящем. Размышления над книгой Джошуа Трахтенберга // Новое литературное обозрение. 1999. № 39.
851
Тем не менее один пастух из Монтайю, но эмигрировавший, Пьер Мори, под влиянием проповедей Белибаста пропитывается антисемитскими воззрениями: все евреи после Страшного суда отправятся в ад (II, 513—514). О евреях в качестве привидений см. гл. XXVII.
852
Nelli. Erotique..., p. 245, цитирует Монтаньяголя, XX, 6, 8
{370}
Гильем де Монтаньяголь (ок. 1233—1268) — провансальский трубадур; главная тема его творчества — воспевание некой дамы Гаусеранды. Но в цитированных строках слышен отзвук того впечатления, которое произвели на Западную Европу походы монголов в XIII в., в особенности вторжение в Центральную Европу в 1241—1242 гг. Это вторжение было поставлено в контекст эсхатологических ожиданий, ибо, как сказано в Апокалипсисе, «когда же окончится тысяча лет, сатана будет освобожден из темницы своей и выйдет обольщать народы, находящиеся на четырех углах земли, Гога и Магога, и собирать их на брань; число их — как песок морский» (Ап. 20:7). Народы Гог и Магог ассоциировались с татаро-монголами, их набеги рассматривались как прелюдия к светопреставлению, и никого не волновало, что в Писании эти события должны были произойти уже после «первого воскресения» и тысячелетнего царства Божьего (см. прим. 12 к гл. XVIII).
853
I, 167 Еще в 1335 г. в Акс-ле-Терме будут преследовать одного «отклоняющегося» за его слова о том, что мир вечен и что после смерти нет ни воздаяния праведным, ни кары за грехи (см.: Garrigou А. Etudes historiques..., 1846, p. 250).
854
I, 151. «Век» означает здесь «мир». Это слово (saeculum) может также приобретать смешанное значение: «полумирское», полувременнбе (III, 70).
855
Выше и I, 151-153.
856
I, 160 (Восток); I, 177 sq. (пророческий милленаризм северного происхождения).
857
По вопросу присутствия в графстве Фуа нищенствующих орденов см. великолепную статью: Casenave А. Les ordres mendiants dans l’Aude et l’Ariège, in: Cahiers de Fanjeaux, n° 8, 1973, p. 147 В интересующий нас период братья-проповедники и минориты находятся в Памье уже с 1269 г.; однако они не встречаются — по крайней мере, их орденские учреждения — в Сабартесе, к югу от Лабаррского ущелья.